Мамонты

Но он и так всё понял.
Он сказал, что находится здесь, в Касабланке, на отдыхе, пребывая в месячном служебном отпуске. Что он достаточно хорошо знает и этот город, и все его злачные уголки. И это дает ему право задать еще один вопрос: каким образом столь уважаемые люди, тем более его земляки, оказались в стенах этого самого отвратительного и самого порочного заведения во всей Касабланке? Молодым девушкам здесь, вообще, лучше бы не появляться… Понимают ли мадам и месье, что нужно срочно искать более приличное место, отель, где им можно остановиться без риска?
Теперь горластый хозяин заведения, молча, не раскрывая рта, слушал речи своего посетителя — впрочем, тот говорил сейчас на каком-то незнакомом, птичьем языке. Этого посетителя он знал и раньше, в другие дни, в другие ночи, — и потому лишь опасливо поглядывал на торчащую из его кобуры рукоять пистолета.
Вообще, судя по всему, в этом портовом городе с должным почтением относились к военным людям из Иностранного легиона.
Маленькая Тамара — несмотря на испуг, овладевший ею в самом начале этого колоритного эпизода, — старалась запомнить и отлично запомнила всё, вплоть до мельчайших деталей случившегося разговора.
Так, например, от ее внимания не ускользнула и следующая подробность:
 
«…Он опять щелкнул каблуками, адресуясь моей маме, и я сразу увидела, что на него произвела большое впечатление ее пухленькая красота. В тот же вечер, под его приглядом, мы сменили отель».
 
Он разобрался во всем и всё уладил.
Сообразив, что разрыв контракта с Le Palais de la Danse больнее всего, как обычно, ударил бы по людям искусства — они остались бы без денег! — капитан Морозов взял на себя переговоры с владельцем кафушки.
Тот был перепуган вусмерть, но оставался человеком неуступчивым.
Договорились, что гастрольное турне, всё же, состоится. Согласовали репертуар: удалая русская пляска, итальянский танец с тамбуринами, испанское фламенко с кастаньетами… Никаких танцев голяком. И чтоб юных танцовщиц не тащили к столикам, об этом не могло быть и речи!
Он же, капитан Морозов, будет лично проверять счета, по которым хозяин расплачивается с артистами.
Уговор был подкреплен серьезными гарантиями.
Каждый вечер обшарпанный зал кафушки заполнялся сослуживцами капитана Морозова по Иностранному легиону. Они чинно сидели за столиками в своих френчах цвета песков пустыни, в твердых фуражках с золотыми позументами и белыми пологами до плеч, с тяжелыми кобурами на поясных ремнях.
Они жарче всех аплодировали народным танцам и бдительно следили за тем, чтоб никто из подвыпивших посетителей не лапал девочек.
Капитан Морозов был неистощим в знаках внимания.
Что ни день, он устраивал прогулки по Касабланке и ее живописным окрестностям.
К подъезду гостиницы подкатывали три конных экипажа. В первую коляску, как помнит Тамара, обычно усаживалась она, ее мама и капитан Морозов. В двух других ехали юные балерины под приглядом его денщика Алексея, который всегда помалкивал и не смел поднять глаз на своих спутниц.
Заметим попутно, что антрепренер Орлицкий не принимал участия в этих прогулках, поскольку был всецело занят поисками напарника, исчезнувшего импресарио с галстуком-бабочкой и тростью с серебряным набалдашником, так похожего на Дягилева. Был момент, когда показалось даже, что импресарио вообще сбежал, унеся с собою доверенные ему деньги. Но тут как раз пришла телеграмма из Марракеша, другого цветущего города у предгорий Высокого Атласа, в которой он сообщал патрону, что дела идут удачно, что всё готово к приему труппы, что условия тут будут столь же комфортны, как и в Касабланке…
Капитан Морозов лично угощал обедами своих подопечных, а, сверх того, его денщик Алексей приносил им в гостиницу корзины с апельсинами — всё так же молча, всё так же не подымая глаз.
Но, сколь ни был с виду строг капитан Морозов, как ни был молчалив его денщик, вскоре о них разведали всё.
Капитан Морозов воевал в рядах Белой армии. Он был храбрым, но очень добрым человеком: спас от смерти многих, в том числе деревенского парня Алексея, когда тот помирал с голоду, и позже, когда, сделавшись его денщиком, тот был ранен в бою. Капитан не был женат, у него не было семьи, и потому Алексей сделался для него почти родным человеком. Они вместе покинули Крым, когда красные одолели Перекоп, ушли к чужим берегам с русской эскадрой. Вместе бедовали в Бизерте, тунисском порту, где стали на якорь черноморские корабли. Не найдя работы на берегу, капитан Морозов, как и многие другие русские офицеры, завербовался во французский Иностранный легион, воюющий в Марокко. Туда же, вслед за ним, отправился и верный денщик. Их полк стоял в пустыне, базировался в одном из фортов, отражал набеги мятежных племен берберов. Теперь обоим дали отпуск, и они отправились к морю, в Касабланку…
 
«…Я понимала, — рассказывает Тамара, — что Капитан влюбился в маму, но, будучи джентльменом и следуя условностям, он выражал свою любовь в том, что устраивал прогулки для всех девочек, забота о которых была взвалена на мою маму».
Она была чересчур наивна, что вполне извинительно в ее возрасте.
События развивались заведенным от века порядком.
Однажды молчаливый денщик Алексей, принесший, как обычно, в гостиницу корзину фруктов — от имени своего капитана, — вдруг разговорился, да еще как: никто не мог и ожидать от него такого потока красноречия!
Впрочем, пылкая его речь была предназначена одной лишь десятилетней девочке Тамаре.
Он поведал ей по секрету, что с капитаном Морозовым происходит нечто удивительное и непонятное. Что он опять достал из своего походного мешка русскую балалайку, к которой уже давно не прикасался, и теперь, в ночные часы, тренькает на ней, напевая русские народные песни, а также любовные романсы… Что он, капитан Морозов, совершенно убежден в том, что эта встреча в Касабланке — есть перст судьбы. Что он увидел в Анне ту самую русскую женщину — красивую, сердечную, отзывчивую, — о которой он мечтал всю жизнь.
Алексей спросил Тамару: как бы она отнеслась к тому, если бы мама вновь вышла замуж?
По-видимому, посланец любви был сам несколько смущен данным ему поручением, поскольку, как свидетельствует Тамара, он все время озирался, проверяя, не слышит ли эту речь еще кто-нибудь, помимо нее.
 
«…Он сунул мне тяжелую корзину с фруктами и ушел. Почему он всё это сказал? Меня одолевали подозрения».
 
Но капитан Морозов вовсе не собирался прятаться за спину своего денщика.
Он сам отважился на решительное объяснение. Притом сделал его в той форме, которая к лицу человеку военному.
Он предложил Анне выйти за него замуж — немедленно, прямо сейчас. Помимо прочего, это означало, что Анна вместе с Тамарой должна остаться здесь, в Марокко. Он не мог нарушить подписанный контракт либо дезертировать. Правила в Иностранном легионе были не то, чтобы строгими, но беспощадными: за дезертирство — смерть при поимке или расстрел у стены. Вот так.
Повидимому, Анна была огорошена. Может быть, не столько предложением руки и сердца, сколько обозначенными условиями: прямо сейчас, немедленно.
Изменить жизнь столь круто? Остаться с дочерью в Африке, где идет колониальная война, где стреляют, где расстреливают?..
При всем своем неравнодушии к военным, к воюющим людям — ведь и в ее прошлом была война, фронты, госпиталя, — ей, теперь уже тридцатилетней женщине, вовсе не улыбалась подобная перспектива.
Вот тут-то, очень вовремя, и вспомнилось, что она, помимо всего прочего, не свободна в своих решениях: ведь она состоит в браке, она еще числится замужней женщиной, хотя муж и исчез давно из ее поля зрения, из ее жизни.
Для заключения нового брака нужно было аннулировать прежний, оформить развод. А для этого нужен запас времени. Чиновники в Париже умеют так затянуть канитель, что уж и разводиться пропадет охота…