Судьба начертанная кровью (ЛП)
― Готовься к пиру, любовь моя. И подготовь Фрейю.
***
Служанки набросились на меня, как орда налетчиков, раздели и затолкали в ванну, такую горячую, что она едва не ошпарила кожу. Хотя я с трудом терпела то, что меня купают другие, не это занимало мои мысли, пока меня терли мылом и полировали песком до тех пор, пока кожа не стала почти кровоточить. За один день вся моя жизнь перевернулась с ног на голову, а боги в равной степени давали и забирали.
Провидцы не лгали.
В них текла кровь самого Одина, и они делились с нами знанием богов, хотя их пророчества редко бывали ясными, пока предсказанные ими события не сбывались. Так что если провидица говорила эти слова непосредственно Снорри, то в какой-то мере они были правдой. Возможно, Снорри лгал, но… чутье подсказывало мне, что его пыл был искренним.
Ведь это объясняло, почему отец велел мне хранить магию в тайне.
Дети богов рождались, когда один из богов при зачатии дарил ребенку каплю своей божественной крови. В некоторых случаях боги принимали активное участие в половом акте, но это было необязательно ― их присутствия было достаточно. Это означало, что, хотя некоторые родители могли подозревать, что третья сторона их свидания подарила им ребенка с божественной кровью, некоторые совершенно не замечали этого до того дня, когда в ребенке проявлялась магия. Так было и со мной.
Правда открылась, когда мне было семь лет и я выкрикнула имя Хлин, сражаясь с Гейром. Это была игра, в которую играли все дети, несмотря на то что за непочтительное отношение к богам они получали шлепки от любого взрослого, оказавшегося в поле зрения, ― выкрикнуть имя того, кто, как известно, дарует свою кровь, и посмотреть, проявится ли магия. Мы с Гейром призывали Тира, Тора, Фрейю и бесчисленное множество других богов, но ни разу я не вспомнила о Хлин. Лишь когда бой вышел из-под контроля, а палка брата тяжело ударила в мой крошечный щит, я в отчаянии воззвала к богине. Магия, пришедшая мне на помощь, не отбросила Гейра так, как Бьорна, но отправила его в полет.
И мой отец был свидетелем этого.
Никогда в жизни я не видела на его лице такого выражения паники, как в тот момент, широкие глаза и приоткрытый рот запечатлелись в моей памяти. Как и то, как он тряс меня с такой силой, что у меня стучали зубы, а его дыхание обдавало мое лицо, когда он кричал:
― Никогда больше не произноси ее имени! Ты слышишь меня? Никогда не произноси ее имени! ― Затем он набросился на Гейра, схватив моего брата за руки с такой силой, что на них остались синяки. ― Ты никому не расскажешь о том, что произошло сегодня! От этого зависит жизнь твоей сестры!
Его реакция произвела на меня большее впечатление, чем сама магия, и долгое время страх увидеть отца в гневе не позволял мне произносить имя богини и задавать вопросы. Но время умерило мой страх и подогрело любопытство. Дети богов встречались редко, Враги ― единственный, кого я видела своими глазами, но истории о подвигах, совершенных обладателями магии, передавались из уст в уста на каждом собрании. О тех, в ком текла кровь богов, слагали легенды, их почитали, и я хотела стать одной из них. Хотела сражаться в битвах, чтобы о моих победах пели скальды, но каждый раз, когда я набиралась смелости и спрашивала отца, почему моя магия должна быть тайной, он приходил в ярость. Когда я поняла, что он не даст мне ответов, я стала экспериментировать тайком, чаще всего прихватывая с собой Гейра.
Конечно, нас поймали.
Ярость отца была непередаваема ― в глазах родителя застыли гнев и страх, которые не желает видеть ни один ребенок, и он снова запретил мне пользоваться магией.
― Почему я должна скрывать ее, когда никто другой этого не делает? ― требовательно спросила я. ― В каждой истории о детях богов дар крови и магии рассматривается как честь, но ты ведешь себя так, будто я проклята. Скажи мне, почему!
― Потому что ты ― дочь Хлин, Фрейя. Единственная, ― сказал он. ― И ты родилась под кровавой луной. Если кто-нибудь узнает эту правду, тебя будут использовать. Тебя будут использовать и сражаться за тебя, пока ты не умрешь. Ты поняла? ― Последнее он выкрикнул мне в лицо. ― Если кто-то узнает, твоя жизнь больше никогда не будет принадлежать тебе!
Он отказался объяснить, почему кровь Хлин делает меня самой желанной среди детей богов, но я поверила ему на слово со слепой верой ребенка, который доверяет своему отцу больше всех остальных. А еще, как ребенок, я ни черта не слушалась…
Глаза жгло оттого, что отец знал о пророчестве провидицы. Когда-то он был одним из доверенных воинов Снорри, так что он либо был свидетелем предсказания, либо ему о нем рассказали, и поэтому он знал, что сделает Снорри, если мой дар когда-нибудь обнаружится. Если бы я только послушалась…
Я все еще была бы замужем за Враги. Мне пришлось бы всю жизнь делать тяжелую работу и терпеть жестокость моего мужа.
Норны дают.
И Норны отнимают.
― Больно?
Я подскочила от вопроса служанки, отбросив все мысли. Она полировала ногти на моей левой руке и теперь подстригала то, что осталось от ногтей на правой.
― Не так, как раньше. Сейчас она болит, как старая рана.
Должно быть, мои слова успокоили ее, потому что она крепче вцепилась в мою руку и нахмурила брови, отрезая почерневший ноготь.
― Это правда, что ты схватила топор Огнерукого, чтобы убить собственного мужа?
Схватила ― это сильно сказано.
― Да.
Я ждала, что это признание вызовет во мне какие-то чувства. Облегчение. Чувство вины. Что угодно. Но, как и прежде, я ничего не почувствовала.
― Я уверена, что он заслужил это. ― Служанка нахмурилась, а затем спросила: ― Но разве ты не знала, что топор обожжет тебя?
Знала ли я?
Логично предположить, что знала, но это меня не волновало. Меня волновало, смогу ли я вырвать топор из рук Бьорна. И то, попаду ли я в свою цель.
― Мне нужно было оружие, и это было единственное доступное.
Все женщины уставились на меня, но та, что склонилась над моими ногтями, только хихикнула.
― Полагаю, это сыграло тебе на руку. Я бы тоже обожглась, чтобы посидеть на коленях у Бьорна несколько часов.
В груди заклокотала злость на глупость ее замечания. От мысли, что я добровольно пережила самый травматичный момент в своей жизни ради возможности посидеть на коленях у мужчины.
― Он сжег кожу на моей ладони. Превратил мою плоть в пепел. ― Заметив несколько крупинок пепла на краю ванны, я наклонила голову и сдула их ей в лицо. ― Если ты готова на многое, чтобы потереться задницей о член, значит, ты действительно отчаянно нуждаешься в мужчине.
Я ждала ее реакции, желая получить хоть какое-то удовлетворение от того, что увижу ее смущение, но в темных глазах женщины, когда они встретились с моими, была только улыбка.
― Или он настолько хорош в постели.
Все остальные женщины рассмеялись, и, несмотря на то что я знала, что комментарий был глупым, я покраснела. Я молчала, когда меня вытащили из ванны и принялись расчесывать длинные волосы, обрезая концы так, что на пол посыпались кусочки белого золота.
Я стиснула зубы, когда служанка заплела косу, и мои волосы оказались так туго стянуты, что заболела голова. Сделав глубокий вдох, я попыталась вернуться мыслями к более насущным проблемам. Но вместо этого они крутились вокруг Бьорна.
Щеки запылали еще сильнее, когда я вспомнила, что говорила ему в присутствии Лив, сравнивая его с богом красоты, как девушка, у которой не было первого кровотечения, несмотря на то, что я была взрослой женщиной, выдержавшей год брака. В голове проносились картины моего поведения, и ужас нарастал с каждым мгновением. Плохо, что у нас был флирт на берегу. Тогда мы хотя бы не догадывались о личностях друг друга, но потом я практически заявила о своем влечении к нему на глазах у Лив, прекрасно понимая, что должна выйти замуж за его отца. Неудивительно, что он был потрясен. Хотя было очень соблазнительно обвинить в моем поведении травы Лив, все, что они сделали, ― это развязали мне язык.