Сочинения. В 2-х томах
Часть 104 из 147 Информация о книге
(1932–1933)
401
Продрогли липы до костей,
Продрогли липы до костей,До лык, до сердца лубяногоИ в снежных сиверах готовыУснуть навек, не шля вестей.В круговороте зимних дней,Косматых, волчьих, лязгозубых,Деревья не в зеленых шубах,А в продухах, сквозистых срубахИз снов и морока ветвей.Продрогли липы до костей,Стучатся в ставни костылями:«Нас приюти и обогрейЛежанкой, сказкою, стихами».Войдите, снежные друзья!В моей лежанке сердце рдеетЧеремухой и смолью мреет,И журавлиной тягой веетНа одинокого меняПодснежниками у ручья.Погрейтесь в пламени сердечном,Пока горбун — жилец запечный —Не погасил его навечно!Войдите!.. Ах!.. Звездой пурговойСияет воротник бобровыйИ карий всполох глаз перловых.Ты опоздал, метельный друг,В оковах льда и в лапах пургПродрогла грудь, замглился дух!Вот сердце, где тебе венокСплетала нежность-пастушок,Черемуха и журавлиКлад наговорный стерегли,Стихов алмазы, дружбы бисер,Чтоб россомахи, злые рыси,Что водят с лешим хлеб и соль,Любя позёмок хмарь и голь,Любимых глаз — певучих чаш —Не выпили в звериный раж,И рожки — от зари лоскут —Не унесли в глухой закут,Где волк-предательство живет.Оно горит, как ярый мед,Пчелиным, грозовым огнем!..Ты опоздал седым бобром —Серебряным крылом метели —Пахнуть в оконце бедной кельи,И за стеной старик-сугробСколачивал глубокий гроб.Мои рыданья, пальцев хрустПодслушал жимолости куст.Он, содрогаясь о поэте,Облился кровью на рассвете.(1932–1933)
402
Мой самовар сибирской меди —
Мой самовар сибирской меди —Берлога, где живут медведи.В тайге золы — седой, бурластой —Ломает искристые насты.Ворчун в трубе, овсянник в кране,Лесной нехоженой полянеСбирают землянику в кузов.На огонек приходит муза,[Испить] стихов с холостякомИ пораспарить в горле комДневных потерь и огорчений,Меж тем как гроздьями сирениНад самоваром виснет пар,И песенный старинный дарВ сердечном море стонет чайкойИ бьется крыльями под майкой.За революцию, от страху,Надел я майку под рубаху,Чтобы в груди, где омут мглистый,Роился жемчуг серебристыйИ звезды бороздили глуби.Овсянник бурого голубитКосматой пясткой земляники.Мои же пестряди и лыкиЦветут для милого Китая,Где в золотое море чаяГлядится остров — губ кораллИ тридцать шесть жемчужных скал,За перевалом снежных пикМыс олеандровый — язык.Его взлюбили альбатросыЗа арфы листьев и утесы,За славу крыльев в небесах.На стихотворных парусахЛюбимый облик, как на плате,Волной на пенном перекатеСвежит моих седин отроги.У медной пышущей берлоги,Где на любовь ворчит топтыгин,Я доплету, как лапоть, книгиТаежные, в пурговых хлопьях.И в час, когда заблещут копьяМоих врагов из преисподней,Я уберу поспешно сходни:Прощай, медвежий самовар!Отчаливаю в чай и пар,В Китай, какого нет на карте.Пообещай прибытье в марте,Когда фиалки на протале,Чтоб в деревянном одеялеНе зябло сердце-медвежонок,Неприголубленный ребенок!(1932–1933)
403
Баюкаю тебя, райское древо
Баюкаю тебя, райское древоПтицей самоцветною — девой.Ублажала ты песней царя Давыда,Он же гуслями вторил взрыдам.Таково пресладостно пелось в роще,Где ручей поцелуям ропщет,Виноградье да яхонты-дули, —И проснулась ты в русском июле.Что за края, лесная округа?Отвечают: Рязань да Калуга!Протерла ты глазыньки рукавом кисейным.Видишь: яблоня в плоду златовейном!Поплакала с сестрицей, пожуриласьДа и пошла белицей на клирос,Таяла как свеченька, полыхая веждой,И прослыла в людях Обуховой Надеждой.А мы, холуи, зенки пялим,Не видим, что сирин в бархатном зале,Что сердце райское под белым тюлем!Обожжено грозовым русским июлем,Лесными пожарами, гладом да мором,Кручинится по синим небесным озерам,То Любашей в «Царской Невесте»,То Марфой в огненном благовестьи.А мы, холуи, зенки пялим,Не видим крыл в заревом опале,Не слышим гуслей Царя ДавыдаЗа дымом да слезами горькой панихиды.Пропой нам, сестрица, кого погребаемВ Костромском да Рязанском крае?И ответствует нам краса-Любаша:Это русская долюшка наша:Головня на поле,Костыньки в пекле,Перстенек на Хвалынском дне.Аминь.