Физрук-8: назад в СССР (СИ)
— Слушаю вас…
— Считайте это последним предупреждением. Если не бросите свое нынешнее занятие, за вами действительно придут… Участие в подпольных коммерческих операциях, связь с иностранными спецслужбами… Я не судья, но думаю, вышка с конфискацией вам гарантирована… Вы представляете, что будет с вашей семьей?.. Лишение столичной прописки и высылка на сто первый километр. Дочка продолжит обучение в провинциальной школе, после которой ее в лучшем случае примут в ПТУ. И вряд ли она сможет выйти удачно замуж.
О том, что она вряд ли удачно выйдет замуж даже если останется в Москве, я скромно умолчал. Мой собеседник тоже помалкивал. Уж не знаю, стало ли для него открытием, что его жена шлюха, но вот появление в его жилище «курьера» с мутными, но весьма крутыми корочками уж точно оказалось полнейшей неожиданностью. Моя осведомленность в его делах служила лучшим доказательством справедливости сказанного. Наверняка, он и сам об этом не раз думал, но одно дело мысли, в которых самому себе боишься признаться, другое — когда тебе об этом говорит посторонний.
— Что молчите, Сергей Константинович? — спросил я. — Или мои слова кажутся вам неубедительными?
— Нет, но… — замялся он. — Вот сразу так бросить все я не могу… Вы же знаете, завязаны другие люди…
— А вы напишите!
— Что — написать?
— Вот об этом и напишите — кто, кому, куда, сколько?
— Вы же сказали, что пришли меня предостеречь…
— А никто и не собирается использовать эту бумагу против вас. Наоборот, она может послужить для вас спасательным кругом. Вы меня понимаете?
— П-понимаю, — пробормотал он, открывая портфель, с которым пришел и вынимая из него листки бумаги, а из кармана кителя — авторучку. — Терезка! — рявкнул он. — Выпить принеси и закуси!
И он принялся писать. Минут через пять в гостиной снова появилась моя бывшая будущая теща. Теперь у нее на подносе были рюмочки, графинчик, надо полагать — с коньячком, а также — бутерброды с красной и черной икрой, нарезанный лимон и шоколад. Я наполнил рюмки, накатил, подцепил бутербродик. Арабов тоже опрокинул рюмаху, закусив ломтиком лимона. При этом он не отрывался от своей писанины. Исписал один листок с двух сторон. Взялся за другой. Исписав оба, он спросил:
— Подпись ставить?
— Нет, не нужно, — ответил я, отбирая у него листки и вставая. — Надеюсь, вы сделаете правильные выводы.
— Зачем вы это делаете? — спросил он.
— Что именно?
— Спасаете меня.
— Мне жаль вашу дочь. Милая девчушка… Кстати, если у вас есть, что передать Антипычу, так несите.
Совершенно сбитый с толку, он вышел из гостиной и вскоре вернулся с битком набитой сумкой. Я взял ее и направился к выходу. Не успел отворить дверь, ведущую на лестничную площадку, как позади раздался крик: «Терезка, сучка, а ну-ка подь сюды!». Я помедлил, но потом подумал, что вряд ли это их первая семейная разборка, так что до смертоубийства не дойдет. С чувством выполненного долга, я покинул коммунальный очаг, в который демобилизованного старлея Володю Данилова занесет нелегкая десять с лишним лет спустя.
Любопытно, когда он впервые объявился в семействе полковника Арабова, в нем царила вполне благопристойная атмосфера. О том что тесть давно и прочно рогат Владимир Юрьевич узнал из случайного разговора с супругой. А потом был тот случай на даче, когда к тому времени уже изрядно располневшая теща вырулила на него практически голой и только подмигнула, нисколько не смутившись. То есть, вся внешняя благопристойность была обыкновенной ширмой, за которой скрывалось лицемерие и взаимная ненависть. Так вот — неужели все это результат моей нынешней встречи с ними?
Хорошо бы. Конечно, они и до зятя друг друга ненавидели, но по крайней мере, благодаря участию тестя в махинациях, сумели кое-что накопить. А после нынешнего моего появления вынуждены будут экономить, потихоньку проживая сбережения. Так они и дотянут до того «счастливого» дня, когда их дочурка выскочила замуж за бизнесмена, которого они дружно станут доить почти десять лет. Покуда упомянутый бизнесмен не поймет, что пора разводиться.
Выходит, сегодня я устроил судьбу не только семейки Арабовых, но и свою собственную, спровоцировав цепочку событий, которые привели к роковому выстрелу, изменившему жизни двух Даниловых разом. Ну что ж, значит и все мои предыдущие поступки уже в теле физрука были правильными, иначе нынешняя беседа с бывшими будущими родственниками могла не состояться. Ну а теперь, обеспечив будущее обоих своих ипостасей, я был волен поступать так, как сочту нужным.
На плече у меня висела сумка с последней партией западных лейблов и я бы мог ее выкинуть, но следовало помнить, что бывшему будущему тестю и так придется нелегко, когда он начнет выходить из игры, зачем же ему нарочно усложнять это. Наоборот — следует помочь. Я решил заскочить в какой-нибудь ресторан, не торопясь пообедать — все равно до поезда еще несколько часов — а заодно почитать то, что Арабов накарябал. Его, так сказать, признательные показания. Я должен знать, каким образом эти кожаные нашлепки попадают в Союз?
Я отправился в ресторан «Узбекистан» на Неглинной. В него стояла очередь, но спецудостоверение и здесь сработало безупречно. Швейцар взял под козырек и пропустил меня внутрь. Опытный метрдотель и без корочек сообразил, что я гость непростой — что значит профессиональный нюх — провел меня к зарезервированному столику и вручил меню. Я заказал салат «Пахтакор», шурпу, шашлык по-узбекски, тандырные лепешки и чайник зеленого чаю. В ожидании заказанного, вынул из кармана, сложенные пополам листочки. Развернул.
«Лейблы мы получаем через американского культурного атташе Ричарда Донована, — писал Арабов. — Однако тот очень осторожен и все мои попытки выйти с ним на прямой контакт потерпели неудачу. Его имя я узнал случайно. Проговорился Гошик, по кличке „Торгаш“, фамилия его мне неизвестна. „Торгаш“ известный в определенных кругах фарцовщик и, скорее всего, валютчик. Он крайне заинтересован в том, чтобы лейблы шли через него, потому что имеет с этой операции немалый процент. Если бы мне удалось устранить его, как посредника, я бы зарабатывал раза в два больше, но Гошик неуязвим. У него есть мохнатая лапа и среди ментов и среди чиновников „Внешторга“. Кроме того, он не жаден и сумел прикормить целую банду уголовников, которые за него и в огонь и в воду…»
Принесли салат, шурпу, лепешки, пришлось отвлечься. Некоторое время я все это с увлечением поглощал, не отвлекаясь на чтение. Потом подали шашлык, поедание которого тоже мало совместимо с чтением. И только перейдя к чаю я смог снова взяться за откровения бывшего будущего тестюшки.
«Мне с огромным трудом удалось сохранить свое присутствие в этой цепочке поставок, — признавался он, — думаю, только мои погоны удерживают „Торгаша“ от более решительных мер, так что мое самоустранение его лишь обрадует. Однако следует понимать, что Донована интересуют не столько деньги, сколько наши государственные и военные секреты и он использует всю эту аферу с лейблами лишь как прикрытие своих истинных целей. Я никогда не передавал ему — вернее Гошику, как главному посреднику, — ничего, кроме денег, но подозреваю, что именно „Торгаш“ через своих людей в органах и торгпредствах сплавляет американцу интересующие его сведения. Так что в любом случае надо трясти Гошика…»
Ну что ж, потребуется — потрясем. Пока что бумаге нельзя давать ходу, даже если я не назову, скажем в общении с полковником Михайловым или с Третьяковским, фамилии своего бывшего будущего тестя, его все равно может зацепить. В конце концов, и американец и его подельник фарцовщик все равно проколются на чем-нибудь. Я допил чаю, рассчитался с официантом и отправился на вокзал. Спешить мне было некуда и я потопал пешком, любуясь весенней Москвой, в которую тоже пришло раннее тепло.
У Казанского я увидел наш «Икарус». Из него как раз высаживалась ребятня, вытаскивая свой нехитрый багаж. За ними наблюдали Антонина Павловна и Ираида Пахомовна. Последняя с нами прощалась. Они с Егором Петровичем вернутся во Владимир своим ходом. Увидев меня, обе молодые женщины обрадовались. Видать, беспокоились. Я забрал из салона сумку, пожал шоферу руку, поцеловал экскурсовода, поблагодарив ее за содержательный рассказ о городах «Золотого Кольца».