Лорды Белого замка
Он продолжал теребить бороду. Фицроджер явно всеми силами желает удержать землю и замок – оно и понятно, учитывая расположение земель и их площадь. Пожалуй, белым кречетом и элитным жеребцом этот тип не отделается: из него можно будет выудить гораздо больше, а потом отомстить Фицуоринам за все прошлые унижения. Иоанн заулыбался со злобным удовольствием.
– Пусть секретарь запишет вашу претензию и сделает копии, – милостиво махнул он рукой. – Принесите документы мне, когда все будет готово, и я поставлю на них свою печать.
Морис вытаращил глаза и сглотнул, явно не веря в свою удачу. Он принялся сбивчиво благодарить, но Иоанн жестом прервал его:
– Как известно, пошлина за вступление во владение поместьем обычно составляет сто марок, – любезно сказал он, понимая, что, скорее всего, этот идиот нищ или по уши залез в долги, чтобы купить королю богатые подарки.
Морис побледнел:
– Мне потребуется некоторое время, чтобы собрать такую сумму, сир.
– Думаю, что немалое, но, поскольку вы порадовали меня, я расположен к щедрости. Вы можете забрать себе Уиттингтон навечно за сумму вдвое меньшую, и я сделаю вас хранителем Марки.
У Фицроджера расширились глаза.
– Благодарю вас, сир. – В голосе барона сквозило изумление и облегчение.
Иоанн смотрел на него с презрением и любопытством. Не будь барон таким бельмом на глазу у Фицуорина, он бы прогнал его незамедлительно. А так – придется обласкать его, хотя бы из удовольствия заставить Фулька Фицуорина скрежетать зубами.
Стоя возле кузни при гостевом доме замка Болдуин, Фульк подкреплялся свежевыпеченной булкой с медом, ароматной и хрустящей. Сын кузнеца крепко держал Огонька за нащечник, а сам кузнец тем временем склонился над задней ногой жеребца, прилаживая новую подкову. Вонь от раскаленного металла и паленого копыта сливалась с пропитывавшим утренний воздух запахом горящих дров.
– Хороший конь, милорд! – одобрительно сказал кузнец, споро вбивая гвоздь в зажатое между колен копыто Огонька. – Других, бывает, в станок ставить надо, чтоб подковать, – так уж они кусаются и лягаются, а у этого манеры как у принца.
Фицуорин поморщился от такого сравнения. Его знакомые принцы хорошими манерами не славились, скорее уж, наоборот.
– Огонек приучен стоять спокойно, пока его подковывают. – Вскочив в седло, Фульк похлопал мускулистый красно-коричневый круп жеребца и протянул коню на ладони остатки хлеба с медом. – Вот если на него сесть без разрешения, тут он свой норов покажет. Мигом сбросит в навозную кучу – и глазом моргнуть не успеете.
– Стало быть, здорово вы его вышколили, милорд?
– Иначе нельзя, когда участвуешь в турнирах, – улыбнулся Фульк.
Жеребец языком смахнул с ладони хлеб и с явным удовольствием прожевал его.
– Если на турнире в групповом поединке меня выбьют из седла, никто не украдет моего коня: он сам не позволит.
Зажав в зубах железные гвозди, кузнец прибил подкову и, выпустив копыто Огонька, выпрямился.
– Я тут сегодня утречком тоже отличного коня видел. Зверь! – сказал он. – Наверняка его приготовили в подарок королю Иоанну. – Он показал большим пальцем себе за спину, на замок, возвышавшийся над деревней.
Фульк посмотрел в том же направлении, на красные с золотом знамена, трепетавшие на беленых стенах. Три анжуйских леопарда на знаменах свидетельствовали, что король Иоанн находится в резиденции. Деревня была переполнена людьми, которые тоже явились принести оммаж новому королю. Фульк нервно кусал ноготь. Из всех обязанностей присутствие на этой церемонии было наиболее тягостным.
– Отличный жеребец, серый в яблоках, – продолжал кузнец. – Холка высокая, круп широкий – хоть обедай на нем. Будь это мой конь, я бы с ним никогда не расстался.
– И я бы тоже. – Уильям Фицуорин, появившись на по роге гостевого дома, услышал последнюю реплику кузнеца. – Уж такой свинье, как Иоанн, точно бы не отдал. – Его карие глаза были еще осоловелыми со сна.
Уильям зевнул и потянулся, оставив в воздухе запах перегара и пота, и пошел к корыту мыться.
Фульк покосился на кузнеца и его сына.
– Уилл, придержи язык.
– А что? Это же правда. Насколько я знаю, ты сам, когда дело касалось нашего возлюбленного монарха, всегда говорил и не такое, а поступал и того хуже.
Уильям опустил руки в воду и плеснул себе на лицо.
– Не бойтесь: ни я, ни юный Хэл языками зря не чешем, – заверил братьев кузнец. – И вообще, мы с сыном не имеем привычки совать нос в чужие дела.
Он принял за работу серебряный полупенсовик и тщательно осмотрел монету, не обточен ли край.
Из гостевого дома, пошатываясь, вывалились Ален и Филип, щурясь на яркий утренний свет, как кроты, и явно страдая от последствий вчерашних возлияний. Фульк хоть и покачал неодобрительно головой, но не мог не улыбнуться.
– Идите-ка поешьте, если в глотку полезет, да приведите себя в порядок! – крикнул им он. – На аудиенцию к королю как-никак идем! А где Иво и Ричард?
– Дрыхнут еще.
– Я их растолкаю! – вызвался Уильям, приглаживая влажные волосы.
– И вот что еще… – Фульк, не договорив, развернулся на грохот копыт и увидел во дворе кузницы Жана да Рампеня. Тот резко натянул поводья, так что его гнедой загарцевал на месте.
– Господи, Фульк, давай живо в замок! – задыхаясь, проговорил он. – Иоанн только что пообещал отдать Уиттингтон Морису Фицроджеру за пятьдесят марок.
– Что?
– Я видел и слышал, как все происходило. Фицроджер должен сам выписать себе грамоту, и, по уплате пятидесяти марок, Иоанн поставит на прошении свою печать.
– Ах он блудливый выкормыш шелудивого дерьмогреба! – прорычал Фульк, напрочь забыв про выволочку, которую недавно устроил Уильяму.
Выхватив из рук у мальчика поводья Огонька, он взлетел в седло, не коснувшись стремени, и развернул коня.
– Погоди! – крикнул Уильям, бросаясь к своей лошади. – Я с тобой!
Охваченный яростью, Фульк не слышал ничего, лишь кровь горячо пульсировала в ушах. Он ударил шпорами в бока Огоньку, и тот от удивления рванул с места в отчаянный галоп. Жан развернул своего жеребца и пустился вслед за ними.
Когда Фульк прискакал к замку, путь ему преградили часовые, засомневавшиеся, стоит ли его пропускать. И неудивительно: вид у Фицуорина был как у буйнопомешанного.
– Я требую, чтобы меня провели к королю, это мое право! – взревел Фульк.
Огонек, которому передалось настроение хозяина, нетерпеливо перебирал копытами и кружился на месте. Фульк крепче натянул поводья и коленями сжал жеребцу бока, развернув его мордой к скрещенным пикам. Фулька так и подмывало вытащить меч и пробить себе дорогу, но он поборол это желание, понимая, что стоит ему только обнажить оружие, как он тут же окажется мертв. Однако рука, лежащая на поводе, все равно продолжала вздрагивать, а грудь тяжело поднималась.
– Меня зовут Фульк Фицуорин, – сказал он неровным от напряжения голосом. – Я пришел принести оммаж за свои владения королю Иоанну.
Подъехал Жан де Рампень, следом за ним подлетел Уильям.
– Пропусти его, Аларих! – крикнул Жан рослому караульному. – Я за него ручаюсь! Его хорошо знает мой господин, архиепископ Кентерберийский!
Стражники, заколебавшись, переглянулись. У прохода потихоньку собиралась толпа из других желающих попасть в замок.
Аларих отступил в сторону.
– Ну ладно, – сказал он и махнул копьем. – Но оружие оставьте здесь. И вы тоже, – велел он Уильяму.
Братья отстегнули ножны и передали их стражнику. У Фулька так дрожали руки, что он все равно вряд ли смог бы воспользоваться мечом.
– Я тебе говорил, что надо было ехать в Уиттингтон сразу, как умер папа, и прямо тогда захватить Фицроджера, – проворчал Уильям, когда они провели лошадей во двор и отдали их слуге.
– Задним умом все крепки, – отрезал Фульк. – Послушайся я тебя, скорее всего, мы бы уже раскачивались на виселице.
– Если ты думаешь, что сейчас нас ждет счастливое разрешение дела, то ты еще больший дурак, чем тот, каким считаешь меня!