Фея Альп

— Чудесная была картина, не правда ли? — весело спросил Бенно, подходя к одиноко стоящему Эльмгорсту и беря его под руку, но вдруг остановился и спросил озабоченно: — Вольфганг, что с тобой? Ты дрожишь, как в лихорадке, а рука у тебя холодна, как лед.
— Ничего, — глухо проговорил Вольфганг. — Может быть, я простудился на сыром лугу.
— Простудился в такой теплый летний вечер да еще при твоем железном здоровье? Однако тебе в самом деле нездоровится, я вижу: покажи-ка пульс!
Эльмгорст нетерпеливо отдернул руку.
— Пожалуйста, не поднимай шума из-за пустяков. Пройдет так же скоро, как пришло! Я чувствовал озноб еще, когда мы шли сюда.
— В таком случае лучше всего будет отправиться домой, — сказал Бенно. — Костер потухает, а нам до низа добрый час ходьбы.
— Вы правы, мы тоже сейчас пойдем, — сказал подошедший к ним Вальтенберг. — Зепп предлагает провести нас через Ястребиную скалу, но, кажется, эта дорога, хотя и короче, не совсем безопасна.
— При лунном свете действительно не безопасна.
— В таком случае мы откажемся от нее. Я дал слово баронессе Ласберг, что мы вернемся целыми, невредимыми и вовремя, и должен сдержать его. Пусть Гронау идет через скалу один с проводником, так как ему, кажется, очень этого хочется; все равно мы встретимся с ним потом на главной дороге.
Так само собой вышло, что маленькое общество отправилось в обратный путь вместе, только Гронау с Зеппом повернули в сторону, условившись сойтись с остальными в определенном месте. Луг с угасающим костром скрылся из вида, и скоро в молчаливый горный лес перестали доноситься смех и веселые крики. Прекратился и разговор спускавшейся вниз компании: надо было смотреть под ноги и идти осторожно, потому что, хотя дорога не была крута и опасна, густые заросли лишь местами пропускали лунный свет. Вальтенберг шел рядом с Эрной, двое других за ними. После получасового спуска они достигли опушки леса, и вышли на широкую горную лужайку.
— Кругом еще горят костры, — сказал Вальтенберг, указывая на другие вершины. — Волькенштейнцы зажгли свой раньше других. Ее величество фея Альп пользуется преимуществом и, кажется, собирается сбросить свою вуаль в честь Ивановой ночи.
Он был прав. Гора Волькенштейн весь вечер была скрыта от глаз, только теперь массы облаков, окутывавших ее главу, начали расходиться.
— Меня удивляет, что господина Гронау с Зеппом еще нет, — заметила Эрна. — Они должны были прийти раньше нас: их дорога короче.
— Может быть, их задержала нечистая сила! — со смехом сказал Бенно. — Ведь Иванова ночь уже наступила, все горные духи вырвались на волю. Держу пари, что они связались с каким-нибудь духом или впопыхах выкапывают один из кладов, которые в эту ночь все выходят на поверхность. А вот и они!
В самом деле, на другом конце луга показался Зепп, но он был один, и поспешность, с которой он приближался, не предвещала ничего хорошего.
— Что такое? — спросил Вальтенберг, идя ему навстречу. — Надеюсь, ничего не случилось? Где Гронау?
Зепп махнул в сторону Ястребиной скалы.
— Там наверху! С нами случилась беда: господин поскользнулся и…
— Неужели сломал ногу?
— Нет, дело очевидно не так плохо, потому что мы с ним все-таки спустились до надежного места, но дальше он не в состоянии идти. Он лежит там, в лесу и не может двинуть ногой; я хотел попросить господина доктора взглянуть на него.
— Понятно, надо взглянуть! — воскликнул Рейнсфельд, готовый тотчас идти. — Где вы его оставили? Далеко отсюда?
— Нет, с четверть часа ходьбы.
— Я пойду с вами, — торопливо сказал Вальтенберг. — Я должен посмотреть, что с Гронау. Пожалуйста, фрейлейн, останьтесь здесь. Вы слышали, это недалеко, и мы сейчас же вернемся.
— Не лучше ли будет пойти всем вместе? — спросил Эльмгорст. — Может быть, понадобится и моя помощь?
— Ну, вывихнутая или в худшем случае сломанная нога еще не представляет смертельной опасности, — сказал Бенно. — Для помощи хватит и нас троих, если бы даже пришлось нести Гронау, а фрейлейн фон Тургау нельзя оставить одну.
 
— Конечно, нет, надо, чтобы, по крайней мере, господин Эльмгорст остался с нею, — решил Эрнст. — Мы вернемся как можно скорее, будьте уверены!
Такое распоряжение было совершенно естественно: как ни бесстрашна молодая девушка, ее нельзя оставить одну ночью, и Вольфгангу, как человеку, близкому теперь ее семье, следовало взять на себя роль охранителя. Но они оба, казалось, были недовольны: Эрна тоже стала возражать и высказалась за то, чтобы идти всем вместе. Однако Вальтенберг и слышать не хотел об этом; он поспешил с доктором и Зеппом через лужайку, и все трое исчезли в лесу на противоположной стороне.
Оставшимся пришлось примириться с перспективой ожидания. Они обменялись несколькими словами по поводу случившегося несчастья и возможных его последствий, потом наступило продолжительное молчание.
На горы спустилась ночь, таинственная, безмолвная, но не темная, полная луна обливала все своим мечтательным сиянием; огни костров на горах вокруг тускло блестели в ночи и были похожи на крупные светлые звезды, упавшие с неба и продолжавшие светиться на вершинах. Днем с этого луга открывался широкий вид вдаль, а теперь нежная дымка окутывала весь горный мир, и сквозь нее лишь кое-где еще выступали очертания гор. Резкие контуры их вершин расплывались, густые массы лесов рисовались голубоватыми тенями; глубоко внизу, там, где зияло Волькенштейнское ущелье, царил мрак, но мост был освещен луной. Он перекидывался с одного края на другой узкой блестящей дорожкой, и зоркий глаз мог различить его даже с такой высоты.
Только Волькенштейн выделялся отчетливо на ясном ночном небе. Леса у его подножия, зубцы и расщелины скал, исполинские трещины в отвесной стене — все было залито белым светом. Вокруг самой вершины еще клубились легкие облака, но они как будто медленно таяли в лунном свете, иногда сквозь них искрились обледенелые зубцы вершины и снова тонули в воздушной дымке тумана.
Эрна села на сосновый пень на опушке леса и отдалась очарованию этой картины. Вольфганг нарушил молчание.
— Едва ли господину Вальтенбергу удалось бы взобраться на Волькенштейн, — сказал он. — Я думаю, не было надобности и отговаривать его так серьезно: дойдя до подошвы главной вершины, он во всяком случае повернул бы назад.
— Вы слышали, о чем мы говорили? — спросила молодая девушка, не сводя взора с вершины.
— Да, я стоял недалеко.
— Значит, вы слышали также, что он под конец отказался от попытки?
— По вашей просьбе.
— Да, я просила, меня пугает всякое бесцельное удальство.
— Всякое? Мне кажется, господин Вальтенберг придал вашим словам другое значение. Может быть, он имел на это право?
Эрна обернулась и смерила его холодным взглядом.
— Господин Эльмгорст, я вижу, вы уже причисляете себя к членам нашей семьи, но все-таки не признаю за вами права задавать мне такие вопросы.
— Извините, если я показался вам бестактным, но намеки моего тестя позволили мне думать, что это — уже не тайна.
— Дядя говорил с вами об этом? Теперь, перед отъездом?
— Да, но он говорил и раньше, еще три месяца тому назад, когда я был в городе.
Густая краска залила лицо молодой девушки. Так, значит, ее дядя говорил будущему зятю, как он думает пристроить племянницу, уже тогда, еще до ее личного знакомства с Вальтенбергом! Вся гордость Эрны возмутилась, и она с нескрываемым раздражением возразила:
— Я знаю, что дядя всегда и во всем имеет в виду расчет, почему бы ему не рассчитывать и подыскивая мне партию? Но в данном случае, я полагаю, последнее слово останется за мной. Кажется, и он, и вы забыли это!
 
— Я? — вскрикнул Вольфганг. — Неужели вы думаете, что я принимал участие в его плане?
Эрна бросила на него странный взгляд, значение которого он не мог себе объяснить, и в голосе ее слышалось что-то вроде легкой насмешки, когда она ответила:
— Нет, в нем вы не принимали участия, я знаю!