Дорога к дому (СИ)
Холодный ветер колышет стяги,
Огромный мир наш – окутан мглой.
Герои пали, лишь мы остались,
И в этот вечер – последний бой!
Нам смерть – награда! Огонь – могила!
Нам чести нету, и славы нет!
Но мы стоим, хоть нет уж силы,
И мы живем, чтоб умереть…
Так начинался легендарный марш "Защитников Штормового Перевала", написанный неведомым автором вскоре после первого падения Жемчужины Севера, и эта песня, этот гимн лучше, чем что-либо другое, отражала непокорный дух жителей этой суровой земли, отражала саму душу великой, ни на что иное не похожей твердыни.
Стены крепости возносились почти на тридцать метров ввысь, а их основание уходило на несколько десятков метров вглубь земли и покоилось на скальной плите. Собственно, они и были частью той самой скалы, на которой стояли, по крайней мере, самые древние и уцелевшие остатки бастионов, ведь во многих местах от изначального монолитного комплекса осталось лишь воспоминание: древние титанические плиты, проникающие друг в друга и скрепленные песнью душ Фамари, повсеместно соединялись с относительно новыми наслоениями гранитных блоков и уж совсем новыми секциями, выложенными кирпичной кладкой. Башни, располагавшиеся на равном расстоянии, являли собой ярмарочный хоровод полного несоответствия: низенькие – лишь чуть возвышающиеся над зубцами стены, и высокие – горделивые; квадратные, круглые, многогранные, с конусообразными черепичными крышами или же пологими одно– и двускатными; с узкими высокими бойницами или же целыми анфиладами оконных ниш, предназначенных для массированного огня по неприятелю. И все же даже сейчас в переделанном и исковерканном виде работа древних Фамари поражала воображение. Штормскальм был одним из самых крупных городов, выращенных "Творцами" целиком, а не фрагментарно, как это было принято, и хроники утверждали, что потребовался совместный транс почти двух сотен Фамари, трудившихся более шести лет, дабы взвести это титаническое сооружение со всеми его защитными укреплениями, домами и дворцами, площадями и улочками, фонтанами и храмами. А когда работа "творцов" была завершена, пришел черед Конфедерации. Полторы тысячи самых искусных ваятелей целый месяц сплетали грандиозную охранную сеть, впечатывая её в камни и землю Штормскальма, и казалось: нет той силы, что смогла бы поколебать эту грандиозную твердыню. Полтора тысячелетия простоял гордый Штормскальм – Жемчужина Севера – на страже перевала, ведущего в Запретные земли. Пятнадцать веков войн и сражений он не знал горечи поражения. Могучий, великий, несокрушимый…
А потом всё кончилось.
Огромная, непредставимая прежде, да и после, волна Порождений под предводительством Отрекшихся и Отверженных хлынула сквозь Штормовой перевал и разлилась в безбрежных пространствах Центральных земель, сея хаос и кровавое безумие – сметающее города, цитадели и форты, точно порыв ветра – ворох палой листвы. Потребовалось целых восемнадцать лет и неимоверное напряжение людских и материальных ресурсов всех филиалов – вновь, как и в прошлом, объединившихся и объявивших первый в истории Великий Поход Священного Гнева, – дабы развеять полчища врагов. В этом половодье войны бесследно исчезло множество поселений, сгинул в нём и Штормскальм. И лишь обломки башен да омытые дождями остатки некогда прекрасных творений Фамари встретили вернувшихся поселенцев на месте могущественной Жемчужины Севера.
Но люди вернулись и возродили свой прекрасный город, пусть не в том облике, что он имел некогда, пусть не столь же прекрасный, как раньше. Но всё таким же грозным для врагов, как и прежде, восстал Штормскальм из пепла.
Не без некоей внутренней дрожи и удивления, смешанного с почтением, взирал Безымянный на этого потрёпанного колосса, стоя в преддверии пограничной полосы, отгораживавшей Штормскальм от окружавших его земель. Эта полоса, протянувшаяся вдоль всего города, была в полмили шириной, полмили выжженной опустошенной земли, местами пересыпанной солью или политой кислотой, дабы предотвратить появление растений, она являлась безмолвным напоминанием, зароком живущим, их судьбой – всегда быть на страже! Она словно незримым щитом отделяла город от всего остального мира, мира, бушующего жизнью и красками, суетой и нетерпеливым предвкушением, мира живущего в ожидании завтрашнего дня. Для Штормскальма не было никакого завтра, было лишь сегодня, сейчас, этот миг – в нем и существовал Штормскальм, в одном-единственном миге, отделяющем то, что было, от того, что будет. Такова была судьба Жемчужины Севера, его рок…
Медленно отходя от потрясения, вызванного величественным зрелищем, Безымянный неспешно направился к городу. Его взгляд неотрывно скользил по крепостным стенам и башням, будучи не в силах оторваться от них ни на миг, и, лишь приблизившись к вратам – поражавших своей мощью, как и все в Штормскальме, он приметил, что впереди его ожидает новый сюрприз, и не самый приятный – можно смело добавить. По обеим сторонам надвратного туннеля, протянувшегося на два десятка метров вглубь, стояли, разбившись парами, шесть полных "кулаков" конов в тяжелой боевой броне и с расчехленными излучателями – пожалуй, самым жутким и кровавым видом оружия из используемых Конфедерацией. Шесть "кулаков" у южных врат в начале дня! В обычных условиях ровно столько охраняло Опорную Стену, перегораживающую Штормовое ущелье у самого основания горной гряды, в шестнадцати милях севернее. Большего немногочисленный гарнизон Конфедерации, располагавшийся в городе, не мог себе позволить. Да, как правило, б
о
льшего и не требовалось, тем более что и обязанности конов в Штормскальме ограничивались контролем и наблюдением, ну и еще препровождением редких преступников по ту сторону Стены. Всё! На этом их служба заканчивалась. За всем остальным приглядывала городская стража – подчинявшаяся исключительно Совету Старейшин – и наемники клана, с которым в данный момент был заключен договор, в том числе они же отвечали и за проведение разведывательных операций за барьером. Что же в таком случае произошло, раз патриархат счел возможным настолько усилить гарнизон? Неужели Конфедерация получила предупреждение от своих разведчиков о предстоящем нападении или, наоборот, сама готовилась бросить свои кагорты вглубь Тартра для достижения целей, ведомых лишь патриархам? В любом случае, худшего момента для посещения города трудно было себе представить! Но что же тогда делать?
Скрипнув от досады зубами, Безымянный откинул капюшон и, постаравшись придать лицу беззаботное выражение, вступил в туннель, мысленно радуясь, что массивные решетки – в пяти местах перегораживавшие проход – подняты. Иначе не избежать бы ему "чтения" и всех последующих "прелестей" общения с бывшими собратьями. Холодные взгляды бесстрастных глаз скользили по нему, не задерживаясь, но и не отпуская до конца. Они словно переходили от кона к кону передавая надзор за одиноким путником по цепочке от одного к другому. Почти миновав туннель, Безымянный заприметил в укрытой от посторонних глаз нише одинокого конфедерата, в бледно-голубой легкой мантии с массивным меховым воротником и небольшим вышитым символом в виде открытого глаза на груди справа. Ну конечно же! Как он мог, пусть даже в мыслях, допустить, что Конфедерация, по неизвестным причинам усилившая свое присутствие в Штормскальме, оставит вход в город без "особого" присмотра!