Месть Клеопатры

На борт подняли еще одну систему «Парапойнт». Алехандро проворно принял ее и уложил вместе с остальными. Но глаза его продолжали неотступно следить за кабиной пилота, в ушах звучало давнишнее — еще из тех времен, когда он готовился к внедрению в преступную среду, — предостережение Сивера: «Старайся не заводить связей с женщинами. Знакомство с ними может обернуться для тебя смертельной опасностью».
Подали еще одну систему доставки.
Сидя в кабине пилота, Фиона Ли с такой силой вцепилась в штурвал, что у нее побелели костяшки пальцев. «О Господи, — думала она, — как же мне теперь быть?»
После окончания погрузки, Алехандро спустился на землю. В голове у него сейчас царила полная сумятица. «На кого она работает? Что мне с нею делать? И я даже не имею права сообщить о нашем знакомстве Сиверу — он просто вышвырнет меня, я так и не сумею подобраться к Клеопатре».
Чи-Чи ждал его у фургона.
— Сегодня вечером тебе еще в «Энвиромане» выступать. — Произнося это, он поглядел на Юдит. — Она полетит вместе с тобой.
Алехандро ответил ему на диалекте племени тараскан:
— Но как насчет получения груза? Мне надо быть там, чтобы убедиться в том, что эта штука сработала.
И вдруг Юдит тоже заговорила на диалекте племени тараскан:
— О получении груза позаботятся и без тебя.
У Алехандро глаза на лоб полезли.
— Где это ты изучала язык?
— Я ж говорила тебе, что быстро схватываю.
  
Глава 23
 
Посетители, набившиеся в «Энвироман» во вторник к ночи, были в большинстве своем явно обитателями Ист-Сайда, что придало заведению налет в целом не свойственного ему шика. Алехандро прибыл к своему первому выходу заблаговременно и сейчас в одиночестве сидел на балконе, наблюдая за танцующими парами. Без Чи-Чи и его спутников заведение казалось ему пустынным. Алехандро полагал, что они остались на острове Томаса Кая, но у него не было ни малейшей возможности проверить свою догадку.
Он по-прежнему пребывал в полном смятении, не зная, что предпринять по отношению к девушке, известной ему под именем Белл Старр. Не было никакого смысла в том, чтобы предаваться раскаянию и бесплодным сожалениям. Эти игры с самим собой никуда не вели. Ему надо было разобраться в другом: как повести себя в создавшейся ситуации, чтобы не утратить контроля над нею. Инстинкт самосохранения подсказывал ему, что необходимо обо всем доложить начальству, но Алехандро прекрасно понимал, что непременно произойдет в таком случае. Его отстранят от дела, выведут из игры и дадут ему какую-нибудь работенку в департаменте полиции. А жизнь обыкновенного полицейского окажется для него просто невыносимой — после высоковольтного напряжения, в котором он провел последние двенадцать лет.
Ему надо каким-нибудь образом ухитриться и переговорить с Белл Старр, выяснить, на кого работает она сама, и заставить ее забыть о том, что они знакомы, и, главное, убедить ее ничего не сообщать своему начальству. Он чувствовал, что приходит все в большее и большее замешательство, — а для внедренного агента это крайне скверный симптом.
Сейчас они держат его на коротком поводке, но он, так или иначе, преисполнился решимостью сегодня же, после первого выхода, выйти на связь с Сивером. В этом заключается немалый риск, но ему необходимо было известить контролера о том, что десантирование груза может состояться с минуты на минуту, с тем чтобы тот держал электронные глаза и уши в боевой готовности.
У него возникло искушение просто позвонить контролеру, но он удержался от этого, потому что Писсаро вполне мог приставить к нему наблюдателей, умеющих читать по губам. Ему доводилось слышать о том, как тренирует таких специалистов Боливиец, — он усаживает их на долгие часы у телеэкрана с выключенным звуком, заставляя сконцентрироваться на губах дикторов и актеров. И эти чертовы специалисты могут сейчас оказаться буквально повсюду. А насколько он мог об этом судить или, вернее, догадываться, «золото Клеопатры» уже вполне могло быть к настоящему моменту сброшено с воздуха. Он огляделся в еще не слишком переполненном помещении. Барменша-китаянка Жасмин мыла бокалы. Увидев, что Алехандро смотрит в ее сторону, она спросила:
 
— Куда это все подевались?
Алехандро пожал плечами.
— Хочешь чего-нибудь?
Она жестом указала ему на свои припасы.
— Бокал содовой.
— Держи, красавчик.
Жасмин бросила в бокал кубики льда, вышла из-за стойки и направилась к столику, за которым сидел Алехандро. Она положила салфетку, поставила на нее бокал и спросила:
— Хочешь чего-нибудь еще?
Он заглянул в ее серые глаза.
— Нет, спасибо. — Она поклонилась ему, и он спросил: — А что, ты всегда носишь в волосах эту желтую ленточку?
Ее профессиональная улыбка барменши сменилась куда более откровенной, а пальчики заскользили у него по руке.
— Не всегда.
Он проследил, как она возвращается за стойку. Потягивая содовую, он увидел своего импресарио Йошуа Будофски. Поднеся бокал к губам, Алехандро следил, как тот деловито поднимается на балкон. Подойдя к его столу, Будофски бросил Алехандро листок бумаги, говоря:
— Вот номер дома и квартиры человека, с которым мы встречаемся, чтобы поработать над твоим новым имиджем. Встретимся там завтра, в три часа дня. И пожалуйста, Алехандро, без фокусов.
Алехандро встал из-за столика, убрал листок с адресом в карман и сказал Будофски:
— До завтра.
— Я посижу здесь и послушаю тебя.
Будофски посмотрел на Жасмин и заказал коктейль.
Музыка смолкла. Огни погасили, и толпа с танцевальной площадки ринулась к сцене, скандируя: «Алехандро! Алехандро!» Луч прожектора выхватил из мрака фигуру певца: он стоял неподвижно, опустив голову и, как всегда, держа в правой руке розу.
Через семьдесят минут он под бурные возгласы «Бис!» покинул сцену. Ворвавшись к себе в грим-уборную, он с изумлением обнаружил там Юдит. Она сидела на раскладном стульчике и освежала маникюр.
— Весьма недурно, — бросила она, даже не повернув голову в его сторону.
— Благодарю. — Сейчас впервые за все время ему бросилось в глаза, какие у нее красивые и длинные ноги. Короткая черная юбка выгодно подчеркивало это. — Но мне надо переодеться, причем немедленно.
— Ну, не меня же тебе стесняться, — возразила она, все еще подправляя маникюр и явно не собираясь подниматься с места.
— Не тебя, — согласился он, расстегивая рубашку.
Сняв пропитавшуюся потом рубашку, он положил ее в пластиковую сумку, предназначенную для похода в прачечную. И почувствовал, как его охватывает нетерпение.
Обтачивая пилочкой ноготок, Юдит наконец посмотрела на его пропахшую потом одежду и, сморщив носик, полюбопытствовала:
— И когда же ты все это отдаешь в прачечную?
— Когда сумка наполнится доверху, — ответил он, расстегивая «молнию» на брюках и позволяя им соскользнуть с него на пол. Затем поднял их и тоже швырнул в сумку.
Когда он, в одних плавках, наклонился к рукомойнику, Юдит с легким изумлением уставилась на него. Он тем временем снял плавки и надел свежие, и тут она соблаговолила даже отвести взгляд. Он оделся: джинсы, рубашка с короткими рукавами, туфли на босу ногу.
— Чего это ты сюда явилась? — поинтересовался он.
— Решила провести с тобой время вдвоем.
— Я собираюсь куда-нибудь поужинать.
— И я с тобой.
Последняя фраза прозвучала даже не констатацией факта, а приказом.
Прошел теплый дождь, освежив воздух. Ирландский ресторан «Изумрудный», в восточной части Второй авеню, находился на расстоянии меньше квартала от Пятьдесят первой улицы. Тяжелые двери-вертушки, выложенные узорчатым стеклом в форме ирландского трилистника, вели в зал, в левой части которого размещался просторный бар, дальше, по центру, — подиум для оркестрантов, а по правую сторону — обеденные столики.
 
В начале второго, когда в баре появились Алехандро и Юдит, здесь уже было полно народу. «Изумрудный» был одним из немногих заведений во всем Манхэттене, где по-прежнему «кантри мьюзик» звучала не «под фанеру»; часто появлялись здесь и заезжие солисты с жалобными и мятежными песнями, в которых находила свое отражение древняя и горькая история Ирландии.