Разбитое зеркало

Зеркала придали ей силы. Девушки, притаившиеся в них, оборачивающиеся, разбегающиеся десятками тысяч в разные стороны и наконец уходившие в Зазеркалье, заставляли Оливию и Камиллу постоянно приезжать сюда. Здесь была страна зеркал. Самое удивительное, что все эти надменные и дерзкие зеркальные обманщицы были совершенно не похожи на Камиллу. Одинаковыми были лишь волосы и смеющиеся голубые глаза.
Счет составил более двух с половиной тысяч долларов. Камилла не могла с уверенностью сказать, что же было приобретено. Она никогда не интересовалась личными делами своих неразборчивых «приятельниц» из Зазеркалья.
Нужного человека Камилла нашла только через два дня.
Сай Мэрэк держал «контору» в одном из бездействующих магазинов. Это заведение было из числа тех, что открываются в десять вечера и до четырех утра торгуют кокаином по пятьдесят долларов за дозу. Сай Мэрэк рассказывал:
— Конечно, он может говорить как настоящий англичанин. Хорошо говорить, как вы. Трент Гэллоуглас мог бы стать настоящим артистом, если бы захотел. В нем был шик. На него обращали внимание. Сейчас все иначе. Все это видно на фотографии. И ведь ни капли честолюбия. Если бы он так не опустился, я бы мог что-то из него сделать… Впрочем, вряд ли он подойдет вам.
— Почему же?
— Он больше никуда не годится.
— Почему?
— Да кто же будет с ним иметь дело? Теперь такие времена настали, что без отрицательного анализа крови с тобой не разговаривают. Особенно с гомосексуалистами.
— А этот Трент Гэллоуглас…
— Да, у него большой жирный «плюс». Жаль. Издержки профессии. Мы лишились одного из лучших. Грустно, очень грустно.
— Насколько тяжело болен Гэллоуглас?
Сай раздавил только что начатую сигарету в пепельнице.
— Пока особенно не заметно, почти не заметно. Во всяком случае, когда я в последний раз видел его. Но он точно попался. Работать больше не сможет.
Камилла положила на стол две сотенные бумажки.
— Где я могу разыскать его?
Это была первая за несколько последних недель женщина, перешагнувшая порог кафе «Криско» на бульваре Санта-Моника. За стойкой хозяйничал розовощекий блондин в ковбойском костюме, в блестящих белых штанах с черным кожаным ремнем. Он показал в сторону темноватого незаметного закутка.
— Гэллоуглас? Трент Гэллоуглас?
Трент даже не поднял глаз от своей чашки с остывшим кофе. Не выпустил он и руку потасканного, обкуренного и одурманенного мальчика.
— Гэллоуглас умер, — сказал он.
Камилла устроилась напротив.
— Может, организуем спиритический сеанс? — предложила она.
— Он не разговаривает с живыми.
Камилла положила перед собой сотенную бумажку, до поры прикрыв ее рукой.
— Леди желает что-то приобрести?
— Сначала поговорить. Вопрос-ответ.
— Ладно, только не ждите обходительности.
— Почему же так? — Камилла выпустила банкноту из-под руки.
— Ему не нравятся почтенные граждане. Ему никто не нравится, но эти — особенно.
— Ненавидите все и вся, а, Трент?
— Пожалуй, так.
— Значит, вы сейчас не у дел, верно?
— Да это всяк знает.
— А как, на что вы живете? У вас есть сбережения? Карьера позволяла откладывать?
— Карьера? — фыркнул Трент. — Карьера! Выделываться перед камерой? На этом много не наживешь.
— Тогда чем же вы живете?
— Любовью и ненавистью.
— Вы кого-нибудь любите?
Трент поглядел по сторонам, положил руку на плечи своего спутника.
— Что, плохи дела? — спросила Камилла без малейшего намека на сочувствие.
— Некоторые его привычки дорого обходятся, — кивнул Трент. — Он долго не протянет. Меня тоже на сто лет не хватит, но ему осталось совсем мало. Я хочу хоть как-то скрасить его дни.
— Кто же из вас осчастливил другого такой наградой? — поинтересовалась Камилла.
— Какая разница? Может, ему попался «не тот» шприц, а я его потом взял. А может, мне попался «не тот» дружок или я кому-то попался. Меня все это уже не интересует. Умираем потихоньку.
— Это любовь. А где же ненависть?
— Мне хочется только одного — влепить бейсбольной битой по морде всему человечеству.
 
— Ну и ну! Какие мы страшные! Какой задор! И как же вы думаете осуществить свою мечту?
Трент пожал плечами:
— Осуществить?
— А ведь я могла бы помочь
— Вы уже потратили свою сотню, мадам. Хватит.
Камилла открыла кошелек и вытащила пачку денег.
— Три, четыре, пять. Будете теперь слушать?
Трент взглянул на своего друга, потом снова на Камиллу и кивнул.
— Твой друг не очень-то любит поболтать, — заметила она.
— Ему не по себе. Говорите со мной.
Глубоко вздохнув, Камилла начала:
— Вы ведь ненавидите всех «чистых»? Безоговорочно?
Уголок его рта дрогнул:
— Мать Терезу, Папу Римского, мисс Америка, вас, вашу семью, мою семью и так далее.
— И без колебаний могли бы напакостить любому из них?
— Я не наемник и не убийца. Мне для таких дел наглости не хватает.
Глаза Камиллы сузились
— Какая досада. А ведь вы могли бы совершить великолепное убийство. Вы ведь живое оружие, которому стоит только выстрелить.
Трент откинулся на спинку стула.
— Мне кажется, это не совсем так, — сказал он. — А вы ведь что-то задумали, милая леди. Вы застали своего муженька за «играми для мальчиков», он выставил вас, обобрав до нитки, и теперь — возмездие?
Камилла пропустила его речи мимо ушей.
— У меня есть еще три вопроса к вам, — продолжала она. — Первый: вы всегда говорите на этом безобразном наречии или вы все же владеете нормальным человеческим языком? Скажем, таким, как у меня?
Трент расправил плечи.
— Дорогая моя, — продекламировал он с оксфордским выговором, — позвольте довести до вашего сведения, что сладкозвучный мой голос украшал лучшие гостиные на всем пути от Содома на востоке до Гоморры на западе.
— Значит, неотесанным чурбаном вас не назовешь?
— Мне удалось избежать образования в лучших учебных заведениях, но все же в периоды между исключениями оттуда… Если бы моя склонность к «факультативным занятиям» с младшими товарищами не вышла наружу, кто знает, может, у меня вместо «ничего» было бы «что-нибудь».
— Над акцентом мы поработаем, но пока годится и так. Вопрос второй. Предположим, вы заражаете кого-то еще, кто в общем-то вам зла не причинял. Как насчет угрызений совести?
— Никак. Малодушие иногда путают с высоконравственностью, но ко мне все это отношения не имеет, уверяю вас.
— Третий вопрос. Хотите ли вы материально поддерживать вашего друга и его дорогостоящие «склонности»? Поддерживать настолько долго, насколько его хватит?
— Это стоит денег, немалых денег.
— Речь идет о пятистах тысячах долларов.
Трент прикусил губу.
— Полмиллиона? Мадам, с такими деньгами мы оба можем умереть счастливыми.
  
Глава двадцать девятая
 
Чем тебе не понравилась эта дама в качестве судьи? — спросил Рикки Трюс Портию. — Я бы сказал, что ее можно назвать идеалом.
— Эта закоренелая феминистка? Как ты полагаешь, насколько ей понравится добродетельная женщина, вся в бантиках и розочках, не семи пядей во лбу, влепившая своему благоверному по физиономии, да еще не чем-нибудь, а сковородкой, на которой скворчала яичница с беконом? Нет, Рикки. Наша клиентка будет для такого судьи в юбке лишь олицетворением всех женских недостатков.
— Судья проявляет нетерпение.
— Не волнуйся. В списке осталась только одна фамилия, пожалуй, мы на ней и остановимся.
Рикки порылся в стопке бумаг.
— Джефф Гроллер? Строительный рабочий? Стокилограммовая татуированная громадина?
— А наша клиентка миниатюрна и привлекательна — как раз то, что нравится Джеффу в женщинах.
— Но… По-моему, у него чисто мужские интересы: охота, покер, пиво.
— Да, к тому же он одинок, ногти грязные, волосы нестриженые. Денди его не назовешь.
— Согласен. Но я не вижу…