Пылающие небеса (ЛП)

– Кстати, как Леди Уинтервейл? – поинтересовался Тит.
– Уехала на воды. Надеюсь, ее это успокоит. Я давно не видел ее такой нервной.
Уинтервейл ушел почти перед самым отбоем. Но, когда Тит заглянул к Фэрфакс, комната была полна народу. Хозяйка устроилась на кровати по-турецки, рядом с ней сидел Сазерленд, а Роджерс и Купер – еще двое парней из команды по крикету – восседали рядом верхом на стульях. Все играли в карты.
– Давай, помогай мне, принц, – небрежно предложила Фэрфакс. – В картах от меня никакого толку.
– Это правда, – подтвердил Сазерленд.
– Как здорово, что я замечательный атлет и красив как бог, – сказала она с той добродушной бравадой, которую так здорово умела изображать.
Мальчишки засмеялись и заулюлюкали.
– Самомнение у тебя немаленькое, – заметил Роджерс.
– Мама говорила, что фальшивая скромность это грех, – с улыбкой парировала Фэрфакс.
Тит предостерегал ее от дружбы с другими. Но сердце болело не от волнения, а от укола зависти. Даже если бы обстоятельства и позволили принцу иметь друзей, он ни с кем не сошелся бы столь легко. Ребята чувствовали в нем некую неприступность.
– Скоро потушат свет, – произнес Тит.
Купер, который всегда перед ним благоговел, немедленно отложил карты:
– Тогда нам лучше разойтись по комнатам.
За ним неохотно последовали Сазерленд и Роджерс.
Когда Тит закрыл за ними дверь, Фэрфакс перетасовала карты:
– А ты мастак разгонять народ, высочество. Наверное, сказываются долгие годы практики.
– Ошибаешься, я таким родился. А вот у тебя точно были долгие годы практики.
– Имеешь в виду мое врожденное потрясающее обаяние?
– Твое обаяние настолько же врожденное, как и моя правдивость.
Фэрфакс собрала колоду в правой руке. Карты вылетели из ее пальцев и аккуратной стопкой приземлились на левой ладони.
– Ты хочешь мне что-то сказать?
У Тита не было какой-то определенной цели, когда он шел сюда. Но как только прозвучал вопрос, ответ появился сам собой, словно тщательно обдуманный заранее.
– Я читал о твоем опекуне. Он не делал твою жизнь легче.
– Его собственная жизнь была нелегкой из-за меня.
– Расслабься. Я в нем не сомневаюсь. Только хотел сказать, что ты очень хорошо о нем заботилась. У тебя доброе сердце.
Взгляд Фэрфакса был холоден, как горная река.
– Заботилась, потому что люблю его – и потому что никогда бы не смогла отблагодарить его за все, что он для меня сделал, дав дом и приют. Ты не заработаешь большей моей преданности комплиментами. Я сделаю ровно столько, сколько от меня потребует клятва кровью, не больше.
Умная девочка. Титу почти казалось, что она видит его насквозь.
– Доброй ночи, ваше высочество.
А теперь еще и отсылает, словно это он ее подданный, а не наоборот.
Тит перескочил расстояние, которое их разделяло, поцеловал Фэрфакс в щеку и тут же перескочил назад прежде, чем она успела отреагировать.
– Спокойной ночи, Фэрфакс.
  
Глава 12
 
Иоланта не сомневалась: принц ею манипулирует. Но зачем? Думает, будто, говоря, как она ему бесконечно дорога, хваля за доброе сердце или целуя в щечку, добьется, чтобы она добровольно рисковала ради него жизнью?
Ничто не заставит ее добровольно рисковать жизнью ради него.
И все же Иола долго ворочалась и не могла заснуть, чувствуя, как горит на щеке отпечаток его прохладных губ.
На следующее утро тренировка забросила ее в сказку «Батия и потоп», где пришлось попотеть, сдерживая вздувшуюся реку. Но послеполуденное отделение «Греческий завет» оказалось еще тяжелее. Учитель Хейвуд никогда толком не понимал ее затруднений с древнегреческим, отмечая, что морфологически латынь не многим проще. Но если латынь давалась Иоланте легко, как огонь, то осваивать древнегреческий было что горы двигать.
Ко времени возвращения в пансион миссис Долиш она мечтала прилечь у себя в комнате, однако принц не отпустил.
– Идем со мной.
– Но мы сегодня уже тренировались.
– Сегодня в школе короткий день. В такие дни ты будешь тренироваться и по вечерам тоже.
 
Не сказав ни слова, Иола последовала за принцем в его комнату.
– Знаю, ты устала. – Он закрыл дверь и сотворил заклинание, призванное держать всех остальных подальше. – Но еще я знаю, что ты сильна – гораздо сильнее, чем думаешь. Возможно, даже сильнее, чем я способен осознать.
Иоланта совсем не чувствовала себя сильной, только загнанной в ловушку.
– Всегда помни, – добавил принц и положил руку на Горнило, – что однажды твоя сила перевернет известный нам мир.
Они приземлились в незнакомой ей части Горнила: яблоневый сад весь в бело-розовом цвету, прохладный воздух напоен сладким ароматом. Иола приставила руку козырьком и посмотрела на второе солнце, бледное, едва различимое. Злая на все на свете и возмущенная лишней тренировкой, она все же не могла не восхищаться Горнилом. Будто попадаешь в совершенно иной мир.
– В какой мы сказке?
– «Жадный пасечник».
То-то в ушах жужжит. Пчелы.
– И что в ней происходит?
– Увидишь.
Ответ ей не понравился.
Бок о бок они зашагали вглубь сада. В какой-то момент дорогу им преградил торчащий из земли валун. Принц легко вскочил наверх и подал Иоланте руку, но она проигнорировала его и перебралась самостоятельно.
– Фэрфакс, с моей стороны это лишь вежливость. Не волнуйся, от того, что ты примешь мою руку, связывающие нас путы крепче не станут.
– В магическом смысле, может, и нет. Но с вами, ваше высочество, нет такого понятия, как простая вежливость. Вы протягиваете руку, потому что желаете чего-то взамен. Может, не сегодня, не завтра, но когда-нибудь сочтете, что за вашу обдуманную доброту надо бы отплатить.
Принц ответил полуулыбкой и восхищенным взглядом. «Рассчитано, все рассчитано», – напомнила себе Иоланта. И все равно внутри разлилось тепло.
Они вышли на поляну.
– Это пчелиный улей? – нахмурилась она.
Стоявший перед ними улей был привычной колоколообразной формы, но высотой с трехэтажный дом и в основании не меньше десяти шагов в диаметре.
– Домик пасечника.
Принц открыл дверь и провел Иолу в дом. Внутри, если не считать формы, все выглядело как в типичном сельском жилище: дощатые полы, простая деревянная мебель, медово-желтые занавески на оконцах.
Принц перетащил в центр комнаты комод, поставил на него стул, взобрался наверх и положил что-то на поперечную балку.
– Что это?
– Бумажка с паролем для выхода из Горнила. Она не подчинится заклинаниям, но ее можно сдуть ветерком.
Он соскочил вниз и заклинанием «exstinctio» уничтожил всю мебель.
– Пасечник держит пчел в старомодных плетеных ульях. Каждый раз, чтобы достать мед, он их убивает. Наконец пчелам это надоело.
– И? – Иоланта занервничала.
– И хотел бы я, чтобы мы встретились в иных обстоятельствах. – Принц вложил ей в руку свою запасную палочку. – Удачи.
И вышел.
Иоланта минуту пялилась на дверь, прежде чем снова посмотреть наверх на балку. На высоте в два с лишним человеческих роста, не допрыгнуть. Ничего, чем можно было бы воспользоваться, принц не оставил. И поскольку скачки в Горниле невозможны, придется или доставать бумажку по-честному, или никак.
Она вздохнула, подняла лицо к потолку и закрыла глаза, чтобы сосредоточиться.
На щеку плюхнулось что-то мокрое и липкое.
– Что за... – Иола отскочила назад, распахнув глаза.
Золотистая вязкая жидкость капала из... Отовсюду. Стены превратились в медовые соты, и из каждой сочился мед.
Сначала сочился, потом закапал, потом полился. Мед сползал по стене, струями стекал с куполообразного потолка.
 
Единственным безопасным местом оказалось именно то, куда принц положил пароль – в самом центре крыши было отверстие, служившее дымоходом.
На полу появились лужи. Обходя их, Иоланта направилась к двери, но та исчезла под толстым слоем твердого воска. Стоило отдернуть занавеску, и обнаружилось, что окна тоже запечатаны.