Наглое игнорирование (СИ)
Командир расчета Калинин подумал об этом всем мимоходом, вскользь. Ему-то как раз было лучше, что пара острых глаз наблюдает за тем пространством, что было сзади за батареей. Потому как сейчас весь дивизион работал в одном направлении – в пяти километрах немцы поднялись в контратаку. И теперь тяжелые минометы гулко харкали в небо пудовыми рыбками, сильно толкая землю и накрывая плоскими черно-дымными разрывами невидимых отсюда врагов. Минометчики носились как посоленные, корректировщики подтвердили накрытие при пристрелке батареями и сейчас надо было дать огня, сметая летящими над землей стальными роями осколков скопившуюся для рывка пехоту и подходящие резервы. Чем больше и метче высыпят боезапаса на головы приготовившихся к рывку зольдат, тем жиже выйдет контратака, тем больше будет выбито врагов, тем меньше шансов, что придется встретиться с уцелевшими.
— Темп, темп, Калинин! — подгонял взводный, но сержант про себя считал, что 15 выстрелов в минуту – как написано в инструкции про максимальную скорострельность – вполне достаточно. Слыхал, что легендарные братья Шумовы успевали бахнуть 18 раз, но так и рванула у них мина в стволе, то ли бракованная была, то ли просто предыдущая не успела вылететь и воткнулась в поданную новую, часто такое происходило.
Дорога, которой любовался раненый наводчик, проходила метрах в 700 и острый взгляд ухитрялся различать, кто там тащится. Ясно, что в толпе штатских и военные ползут, но пока нет техники – можно не шибко опасаться атаки оттуда. Два дня назад, под городишком со странным названием Ютербог все же попытались фрицы достать до минометчиков и Калинин из своего "самовара" на дистанции в полкилометра мастерски накрыл жидкую цепь зольдат несколькими минными всплесками, работая на пределе возможности миномета, ствол почти под прямым углом стоял. Вроде и простое оружие – стальная труба, тяжелая опорная плита да двунога с прицелом – а лютое оно в драке. Полсотни врагов как корова языком слизнула. Дурачье, что говорить. Зря легли, совсем не причинив никакого вреда. Спеклись немцы.
Но ухо держать было нужно востро – мало ли что. И тут от наводчика – прямая польза. Что и оказалось очень скоро.
— Фриц с белым флагом идет! — громко сказал наводчик как раз в тот момент, когда последовала команда огонь прекратить. Минометчики шустро забегали, подтаскивая к своим "собакам" (такое прозвище было у словно сидяших на своей плите. опираясь на передние лапы орудий) тяжеленные деревянные укупорки, в каждой из которых лежало по две мины, пустые забирали в грузовики, без возврата тары возникали проблемы на складе, хотя Калинину и другим его бойцам это было непонятно – последние дни со складов мины шли немецкие, да, совершенно одинаковые с нашими, благо немцы целиком передрали наш 120-мм миномет и его боеприпасы, не без шпионов явно дело обошлось, но уж чего-чего, а укупорка сейчас дефицитной вряд ли была, не 42 год чай.
Сержант встрепенулся, из-за попорченных ног он не участвовал в возне с ящиками, перехватил поудобнее автомат и заковылял к наблюдателю. Немец, явно офицер из заслуженных, потому как на солнышке поблескивали бликами всякие железяки на груди, шел по полю спокойно и уверенно, словно к соседу в гости, помахивая белым полотном на палке. Больше всего на скатерть походило это полотно – рисуночки по углам.
— Стрельнешь? — спросил наводчик.
Калинин оценивающе поглядел на гостя – тот уже был метрах в двухстах.
— Нет. Поглядим, чего скажет. Шлепнуть я его всегда успею.
Подошел взволнованный взводный – пухлощекий мальчишка, только что из училища. При нем стрелять в человека с белым флагом совсем было неуместно.
Офицер с кучей наград на груди подошел метров на двадцать, помахивая белым флагом. Выглядел спокойным, но сейчас было видно, что мундир измазан и кровью и грязью и еще чем-то, небрит несколько дней и устал как собака, держится только на морально-волевых.
— Я есть из комитета Зейдлица, "Свободная Германия". Свяжитесь с корпусным отделом СМЕРШ, сообщите – Густав-17 привел две сотни сдавшихся, — с акцентом, но довольно чисто вдруг заявил немец.
— Где пленные? — спросил взводный.
— Через дорога. Укажите место складывания оружия и снаряжения, а также где их расположить. И у вас есть вода?
Мальчишка-лейтенант чуть было не ляпнул что-то поспешное и неразумное, но Калинин покашлял и показал своему легкомысленному командиру глазами в сторону – фуражка комбата виднелась как раз за поворотом окопа и приближалась. Некоторое время ушло на утрясание деталей, пункт складирования оружия определили как раз в 500 метрах – у ориентира номер 8, туда же навели четыре миномета на всякий случай и скоро напившийся воды немец пошел за своими распропагандированными подопечными и те, появляясь грязными кучками на поле поспешно кидали еще имевшееся оружие в кучу под кустом, который и был ориентиром на карточке стрельбы.
Все поволновались, потому как всякое бывало на войне и не один уже боец и командир дорого поплатился за излишнюю доверчивость, когда за первыми сдававшимися внезапно оказывались вооруженные и вся затея приводила к нежданному бою на короткой дистанции и прорыву "капитулировавших". Но здесь обошлось без осложнений, 233 немца, не считая самого офицера, теперь расслабленно сидели в овражке под присмотром пяти бойцов с автоматами и гранатами и никак не проявляли желания устроить заваруху. Вели себя смирно, да и видно было, что устали, хотя морды и не голодные, но явно вымотанные до предела.
— Что там? — не удержался взводный, поглядывавший на впечатляющий иконостас сдавшегося офицера, который имел какие-то дела со Смершем и был из немецкого антигитлеровского комитета, про который взводный слышал, но полагал, что это выдумка, все немцы – гитлеровцы. А тут, видишь, как выходит.
— Там? Там – ад. Дороги завалены трупами, ранеными, кучами битой техники, горелыми танками и всяким хламом из чемоданов и повозок. "Черная смерть" летает очень низко и обстреливает все и вся. Пять самолетов стреляют, с одного бросают листовки. Но невозможно угадать, что с какого посыплется. И артиллерия постоянно стреляет. Очень точно. Там невозможно промахнуться – толпы людей идут и колонны техники, — хмуро ответил немец. Видно было, что ему трудно говорить, хотя и хочется выговориться, как любому, кто свалил с плеч тяжеленную задачу. Пахло от офицера какой-то резкой химической гарью, перебивавшей даже запах пороха на огневой позиции.
Неожиданно явился ординарец командира дивизиона и пригласил весьма вежливо немецкого офицера к комдиву.
Потом пришлось перенацеливать минометы в другую сторону и отработать по пять мин с каждого ствола на дальность в четыре километра. И видать такой уж день был сегодня – сплошные странные гости – в поле шмякнулся на брюхо тяжелый штурмовик "Ил-2". Тут уж комбат сразу отправил бойцов – помочь летунам. Ну, и помогли, конечно.
— Я вот думаю, что Гитлер сейчас делает? Сидит, как слыхал, в Берлине, оттягивает свой конец, не иначе. Но вот чем занят? — спросил наводчика Калинин.
— Умен, как поп Семен: книги продал, да карты купил, забился в овин да играет один, — ответил тот.
Пара Илов – таких же, как свалившийся с неба, перестала крутить в голубой вышине размашистые восьмерки, покачали крыльями и унеслись прочь. Убедились, что с экипажем все в порядке.
Взводный не удержался и с тремя бойцами сам побежал к "горбатому" который пропахал бронированным брюхом поле и остановился, вроде бы совершенно целехонький, только лопасти винтов загнулись об землю. Вернулся быстро – с таким же молокососом-лейтенантом и скучного вида младшим сержантом – явно бортстрелком.
Ссыпались все прямо в окопчик к Калинину.
— Зема, ты часового поставь, а то мало ли что, — настойчиво требовал лейтенантик из ВВС, освободившись от парашютных лямок и отдавая тюк с шелком своему члену экипажа. Калинин не без интереса поглядел на чужое добро. Хорошо бы такой парашют домой привезти – веревки отличные и шелк замечательный, хоть на рубашки, хоть на платья.