Посмертная месть
– Месяц назад знакомые железнодорожники приволокли его домой в состоянии ни тяти ни мамы. Утром, проспавшись на полу у порога, сел к столу и обалдело спрашивает: «Ларис, как я дома очутился?» – «Как в сказке, – говорю. – По щучьему велению». – «А машина где?» – «Тебе лучше знать, где ты ее бросил». – «Я в гараж не заезжал?» – «Какой гараж! Тебя трупом притащили!» – «Ой, бли-и-ин… накрылась машина»… Уронил голову на стол и заплакал. Рыдал, рыдал, потом как стукнул себя кулаком по лбу: «Елки-моталки! Я ж в Таежном у Кольки Бормотова “жигули” оставил!» – «А нажрался где?» – «Понимаешь, Ларис, шаровая опора у машины полетела. На попутке приехал в райцентр к знакомым ребятам, чтобы раздобыть деталь. Ну а без бутылки какой дурак раскошелится? Вот и загудели». Быстренько умотался из дома и уже к обеду прикатил на исправной машине.
– Часто «гудит»?
– Последнее время вроде успокоился. Стал подрабатывать, детям сладости приносить.
– Много детей?
– Две дочки-школьницы.
– Когда и куда он уехал последний раз?
Люлькина задумалась:
– Сегодня, кажется, пятница?.. Да, пятница… Значит это в среду поехал на железнодорожный вокзал к вечерней электричке. Хотел подработать на пассажирах, которым надо от вокзала добраться до деревень, куда автобусы не ходят.
– Нынче время боевое. Рискованно кого попало в машину садить.
– Олег кого попало не садит. Он обычно берет только женщин с детьми.
– А если клиенты предложат ему бутылку?.. – намекнул Слава.
– На бутылку может клюнуть, – с горечью сказала Люлькина и уставилась Славе в глаза. – Вы скрываете от меня что– то нехорошее. Убили Олега, да?
– Об убийстве говорить пока рано. Машину вашу без хозяина нашли.
– Ну, вот… Недаром со среды у меня сердце щемит так, что небо с овчинку кажется… – на глазах Люлькиной навернулись слезы. – Я уже и в вытрезвитель звонила, и в морг – нигде Олега нету. Думала, опять загулял, а выходит, еще хуже…
– Не расстраивайтесь. Может, все добром обойдется.
– Добром дела обходятся у богачей. На бедного же Ванюшку – все камушки.
– И последнее, Лариса Васильевна, хочу узнать, – торопливо сказал Голубев. – С какой целью месяц назад Олег ездил в Таежный и почему он оставил неисправную машину именно у Николая Бормотова?
Люлькина пожала плечами:
– Вероятно, отвозил туда каких-то пассажиров. А Николай Бормотов – это сын Евгения Павловича, с которым Олег работал в одной бригаде на железной дороге. У кого же было бросить «жигули», если не у знакомого…
– О Николае можете что-то рассказать? Как он, без завихрений?..
– Я всего один раз Николая видела. В прошлом году, когда Евгений Павлович получил благоустроенную квартиру в железнодорожном доме и приглашал нас с Олегом на новоселье. Николай был там как бы в роли тамады. Весь вечер шутил и предлагал смешные тосты. Гости ухохатывались. Ну а «завихрение» у него разве только… необычная женитьба.
– В каком смысле?
– По шепоткам гостей я поняла, что Николай закончил железнодорожный техникум и работал машинистом электровоза на Кузбасском направлении. Кажется, в Кузнецке познакомился с красивой молодой женщиной и отбил ее у какого-то очень богатого коммерсанта. Чтобы избежать мести, бросил электровозную работу и укрылся в Таежном. Может, это бабьи сплетни, но такой вот разговорчик соседки Бормотовых вели между собой. Хотите узнать правду, проверьте.
– Проверкой любовных отношений уголовный розыск не занимается. – Голубев поднялся. – Лариса Васильевна, вдруг Олег появится дома, скажите ему, чтобы срочно зашел в милицию.
– Зайдет, если будет в состоянии передвигать ноги.
Глава IV
Чем больше Голубев размышлял о загадочном исчезновении Люлькина, тем сильнее у него крепло убеждение, что жизнь Олега завершилась трагически. В том, что убийство на совести «брокеров», Слава не сомневался. Проблема заключалась в другом: где преступники упрятали труп потерпевшего и куда скрылись сами?..
У небольшого кирпичного особняка со светлыми окнами и стильным крыльцом внимание Голубева привлекли два парня, укреплявшие над дверью вместо примитивной вывески «Вино-водка» другую, похожую на яркий праздничный транспарант: «Французские вина и коньяки». Тут же, возле черного японского джипа с затемненными стеклами, стоял молодой рослый мужчина в распахнутом малиновом пиджаке и давал парням руководящие указания. Голубев, узнав бывшего биатлониста, а ныне предпринимателя Красноперова, подошел к нему. Поздоровавшись, с наигранным удивлением спросил:
– Всеволод, ты всерьез надумал заняться торговлей импортной гадостью?
– Вячеслав Дмитриевич, реклама – двигатель торговли, – улыбнувшись, ответил Красноперов.
– Сколько же будет стоить, допустим, поллитровка парижского коньячка?
– На уровне ереванского.
– Серьезно?!
– Вполне.
– И не стыдно тебе дурить российский народ?
– Богатые сраму не имут.
– Когда вы, богачи, успели обморозить глаза?
Красноперов захохотал:
– В Сибири это сделать нетрудно.
– Да… «Сибир, Сибир – ты белый, как кефир», – сочинил один немецкий поэт на русском языке.
– Мы, Дмитриевич, стихов не сочиняем. У нас – проза жизни.
– Ага. «Как живете, колхознички?» – пошутил однажды большой начальник. «Хорошо живем!» – пошутили в ответ колхозники. – Голубев посерьезнел. – Всеволод, у меня к тебе есть конфиденциальный разговор.
– Без шуток?
– На полном серьезе.
– Пошли в машину. Там нас никто не услышит.
Когда уселись в джип, Слава спросил:
– К тебе вчера или сегодня не заявлялся Никита Куксин?
– Кто? – удивился Красноперов.
– Тот «форточник», который три года назад чуть было твои дорогие цацки не уволок.
– А-а-а… С какой радости ему ко мне заявляться?
– Понимаешь, у нынешних уголовников выработалась дурная привычка: предъявлять богатым коммерсантам счет за отсидку.
– По уголовным счетам я не плачу. Если Куксину мало двух зубов, то за предъявленный мне счет могу выставить ему всю челюсть.
Голубев усмехнулся:
– Хотя бартерные сделки нынче и в моде, но ты все-таки будь осторожен. Куксин может нагрянуть к тебе с крутым напарником.
– У меня крыша надежная.
– Крыша – крышей, а «мочат» вашего брата напропалую.
– Волков бояться – в лес не ходить.
– Упертые отморозки любого волка перещеголяют. А еще у этой братвы есть замашка – писать угрожающие письма. Куксин тебе не присылал из колонии ультиматумов?
– Прошлый год три или четыре месяца подряд регулярно приходили затертые конверты, – после недолгого раздумья ответил Красноперов.
– С каким содержанием?
– С просьбами срочно прислать курева, чая, тушенки, сгущенки и других продуктов питания. Заканчивалось каждое из этих посланий, помню, одной и той же фразой: «Ради сохранения собственного здоровья денег жалеть не надо».
– Тебя это не насторожило?
– Ничуть. Всех попрошаек и вымогателей я посылаю куда подальше.
– Куксина тоже послал?
– У меня нет привычки отвечать на письменные запросы побирающихся кретинов. Я и читал-то ту галиматью, как говорится, по диагонали. Потом – в мелкие клочки и – в мусорную корзину.
– Тебе сколько лет? – внезапно спросил Голубев.
– Недавно тридцатник разменял.
– И до сих пор не женился?
– Зачем мне, деловому мужику, лишняя обуза, когда кругом столько смазливых кошечек неприкаянно бродит?
– Кошачьи свадьбы по весне бывают. Или хорошему коту и в сентябре март?
– Вячеслав Дмитриевич… – Красноперов захохотал. – Не могу понять тебя. То «форточником» запугивал, теперь моральным обликом моим заинтересовался… Скажи прямо: чего от меня добиваешься?
– Соображаю, на чем Куксин может тебя подловить…
– Он разве отсидел срок?
– Отсидел. И, по моим предположениям, на пару с подельником уже загубил в нашем районе невинную душу.
– Чью?
– Олега Люлькина.
– Ни фига себе, ягода-малина!.. – удивился Красноперов. – Застрелили или зарезали?