Цыпочка (СИ)

Вуд согласно закивал:
— Точно посадят. Правда, мне уже все равно будет, — и пьяно захихикал. — Слушай, я тебя раскусил! — с улыбкой счастливого идиота он уставился на Флинта. — Ты, — переходя на шепот, — ненастоящий. Ты галлюцинация, — Оливер протянул руку и снова схватил Маркуса за мантию. — Видишь? А настоящий Флинт уже давно бы мне за такое пальцы переломал!
Маркус медленно — словно мешком пыльным по голове стукнули — перевел взгляд с трясущихся пальцев, комкающих его мантию, на довольного улыбающегося своей безумной догадке Вуда.
“Блять, я чудовище”, — подумал он, и стало очень обидно. Ведь он на самом деле не такой. Просто слишком много пережил, озверился. У него не было громкого имени, как у Малфоя, огромного состояния, как у Забини, связей, как у Иссерлина — приходилось зарабатывать уважение на факультете силой, рвать зубами, добиваясь желаемого. А потом война, смерть близких, нищета, улица…
Сколько раз он заносил над этим лицом кулак? Уж и не сосчитать. Да он вообще только с помощью кулаков с ним и общался. Иначе ведь было нельзя. Разве нет? Вуд ведь — соперник, враг, вечная заноза в заднице. Но если задуматься, именно он все эти годы подогревал интерес Маркуса к игре. Что за спорт, когда у тебя нет соперника? Однако сейчас Маркус понял, что давно перешел грань дозволенного. Его соперничество с Вудом перешло в настоящую одержимость, выражающуюся единственно известным Маркусу способом — дракой.
“Ну не целовать же его?” — усмехнувшись своим мыслям, Маркус накрыл вцепившуюся в мантию руку своей.
— Да, точно. Ты меня раскрыл, — он разжал пальцы Оливера, обхватывая его узкую ладонь, и поморщился, заметив, как тот зажмурился, явно ожидая новой порции боли. Оливера и правда охватила паника: он ждал хруста костей с почти болезненным любопытством и бешеным страхом. Но Маркус медленно потянул его руку вверх к глазам, внимательно рассматривая сбитые костяшки — последствие удара о стол, — и неожиданно прикоснулся к ним губами.
Когда тыльной стороны ладони коснулись мягкие теплые губы, Оливер мгновенно испытал настоящее потрясение: он думал, что в Маркусе нет ничего мягкого, как будто он весь состоит из острых углов и стальных ударов. Сердце остановилось на секунду, рухнув куда-то в желудок, чтобы застучать с удвоенной силой, отдаваясь шумом в ушах. Казалось, сложенный им образ Маркуса Флинта начинает трещать по швам, еще не рассыпаясь полностью, но уже воспринимаясь не так целостно. Он нервно облизал пересохшие губы и выдохнул:
— Ф-Ф-Флинт? Что ты…?
Маркус вздрогнул от тихого шепота и поднял взгляд на Оливера. В груди снова сдавило — взгляд неверящий, затравленный. Маркуса затопило отчаянное желание доказать, что он не монстр, что он умеет не только причинять боль.
— Блять, да не бойся ты меня! — выпалил он и вдруг потянул Оливера за руку на себя. Сердце в груди билось как ненормальное. Странно и страшно было осознавать, что парень, которого ты всю свою сознательную школьную жизнь ненавидел, о которого чуть кулаки не стер, вызывает в груди щемящее, дикое, чужеродное, но такое желанное чувство. — Не бойся, — повторил он, — хватит того, что я сейчас сам боюсь, — и накрыл чужие губы своими.
Губы Оливера несмело дрогнули, раскрываясь под напором. Происходящее сейчас было куда интимнее, важнее, а потому страшнее всего, что когда-либо было между ними. Оливер, наверное, всю свою жизнь слишком рисковал, поэтому и сейчас его ладони так легко коснулись плеч Маркуса — не отталкивая, а проверяя границы дозволенного.
Поцелуй выходил немного грубым, неуклюжим, с обжигающим привкусом огневиски. Маркус вздрогнул от неожиданных прикосновений, но не отодвинулся. По телу прошла легкая дрожь от этих почти невесомых касаний. Оливер совсем осмелел: легкое прикосновение пальцев к лицу, очертить брови, обычно нахмуренные, невесомо коснуться подбородка, покрытого жесткой щетиной. Слишком нежно, убийственно ласково — так, как делал фантомный Флинт из сна. Если бы разум благополучно не отключился еще на стакане третьем, то Оливер вряд ли бы потянулся навстречу этому поцелую. Да что уж там говорить? Он вообще не пошел бы сам к Флинту, потому что трезвый Вуд относительно — очень относительно — благоразумен, а значит, избегает Маркуса Флинта всеми возможными способами, конечно, если дело не касается квиддича. Но гриффиндорцы не особо любят копаться в себе в поисках ответов на многочисленные “Почему?”, с отчаянностью настоящего самоубийцы кидаясь в омут с головой и набивая шишки. Однако то, что происходило сейчас, походило на приручение дикого зверя, который сейчас спокоен и осторожен, а через пару минут вдруг кусает за пальцы, несущую ласку. Ресницы дрогнули, глаза закрылись — сейчас он неожиданно даже для себя дарил Маркусу свое доверие.
Маркус боялся дышать, чтобы не спугнуть эту тонкую, трепетную, такую интимную ласку. Сердце защемило.
“Он считает меня чудовищем, но все равно не отталкивает, словно готов поверить”, — и от этого стало еще страшнее. Маркус не знал, готов ли он оправдать это доверие. Мысли путались.
“Зачем я вообще это делаю? — Маркус разорвал поцелуй и посмотрел на Оливера — бледный, ресницы подрагивают, дыхание частое, прерывистое. — Такой беззащитный, хрупкий, но смелый. Зачем ТЕБЕ это нужно, цыпленок? Неужели тебе я не противен? Твой личный кошмар на протяжении стольких лет, мучитель, почти насильник, зверь… Умею ли я по-другому?”
Нужные слова пришли в голову, словно кто-то посторонний шепнул их на ухо. Ведь не могут они быть его собственными? Так ведь?
— Ты это… Прости меня… — сбивчиво начал он, но Оливер уже не слышал. Он покачнулся и ткнулся лбом в плечо Маркуса. И, может быть, Вуд был даже благодарен алкоголю, наконец сжалившемуся над его сознанием, накрывая весь окружающий мир темным одеялом.
— Отключился, — констатировал Маркус и почувствовал что-то похожее на разочарование. Вряд ли он когда-нибудь еще решится повторить эти слова.
Он оглядел безвольное тело.
— Ну и что мне с тобой делать? — еще буквально вчера Маркус наверняка просто бы оставил горе-алкоголика здесь, прямо в классе Зелий, чтобы потом утром дружно посмеяться вместе с остальными слизеринцами над незадачливым идиотом, которого угораздило в пьяном угаре заснуть в кабинете Снейпа. Но после того, что было сделано и сказано буквально минуту назад, рука не поднималась оттолкнуть горячее тело, прижимающееся к нему. — Будем надеяться, что завтра ты ничего не вспомнишь, — перекинув безвольную руку Оливера черед плечо, Маркус обхватил его за талию и потащил к выходу, чувствуя себя до отвращения неловко.
  *
Протащив Вуда через весь Хогвартс, Маркус наконец нашел дорогу к гриффиндорской гостиной. Он несколько раз порывался сбросить бессознательное тело поверженного “зеленым змием” соперника где-нибудь по пути. Особенно такие мысли посещали голову, когда ему при звуке очередных шагов приходилось спешно прятаться в какую-нибудь темную нишу, затаскивая за собой мирно посапывающего Оливера. Судя по времени, сейчас был ужин. Самое время набивать желудок, а не таскаться по коридорам с пьяным Вудом.
“Если меня кто-нибудь с ним увидит, репутации будет полный и безоговорочный пиздец!”, — однако неизвестно откуда взявшееся благородство не позволяло скинуть, в прямом смысле этого слова, груз с плеч.
У входа в Гриффиндорскую башню неожиданно возникла проблема. Не оставлять же его прямо здесь под портретом толстой женщины в мерзком розовом платье. Полная Дама встрепенулась, подозрительно оглядела парней и пискляво протянула:
— Пароль?
Маркус раздраженно рыкнул и потряс безвольное тело.
— Вуд! Какой пароль?! Вуд! — Оливер только громко всхрапнул в ответ. — Блять! — в сердцах воскликнул Маркус и гневно покосился на хихикающую женщину. — Чего ржешь, старая дура?!
Полная Дама возмущенно фыркнула, поправила прическу и демонстративно отвернулась.
— Идиотка! Ты не портрет, блять, а натюрморт! — прошипел Маркус, раздражаясь все больше. Ей что, плевать? Даже ему… Хотя нет, ему-то уж точно абсолютно все равно, где Оливер будет ночевать. Можно было его оставить прямо тут, у портрета, но зря, что ли, он тащил Вуда через весь Хогвартс?! Женщина повернулась и оскорбленно на него посмотрела: