Потерянное озеро
Она быстро поднялась, через заднюю дверь проскользнула в кухню и спряталась там, чтобы никто на свете не увидел, какой спектакль она устроила, убегая в панике от самого милого, самого доброго человека на свете. А все потому, что не сомневалась: одним своим присутствием она сломает ему жизнь. Как Люку. Когда Лизетта вошла, Люк откинулся на спинку стула и с большим интересом стал наблюдать, как она яростно моет руки под краном. Он улыбался с таким видом, будто все знал о случившемся. Кажется, он был очень доволен.
А Джек очень расстроился. Конечно, Лизетта ему отказала, и он прекрасно ее понимал. Причина не в том, что он пригласил ее на свидание. Зачем он заикнулся об ужине – вот вопрос! Джек постучал себя кулаком по лбу. «Дурак, дурак, дурак!» Она же никогда не ужинает. За все годы, что он приезжал в «Потерянное озеро», Лизетта ни разу не вышла на лужайку вечером, когда жарили сосиски и прочую вкуснятину, распивали коктейли. С заходом солнца она всегда закрывалась в своей комнате – лишь лампочка тускло мерцала в ее окне. Почти все летние завсегдатаи знали историю спасения Лизетты. Та в шестнадцать лет хотела покончить с собой, после того как за ужином разбила сердце юноши, который очень ее любил. В тайниках своей души, в глубинах, где не действовала привычная логика, он понимал, почему этот юноша покончил с собой, понимал, насколько сильным было его чувство к ней. Она очаровательна, она неотразима. Все в ней чарующе прекрасно, и почерк, которым она пишет свои записки, и запах – от нее всегда пахло апельсинами и тестом, и удивительные иссиня-черные волосы.
И вдруг его осенило.
Разве это надо было говорить? Разве об этом ему толковала Эби?
Действительно, как же все просто! Она же все знает.
Но если все-таки не знает? Вдруг она не знает, что он ее любит?
Он нахмурился. И правда, вдруг… Сердце сжалось от страха, того самого страха, который охватывал его, когда нужно было идти в незнакомое место или выступать перед людьми. Ему всегда хотелось удрать, лишь бы избежать мучительного смущения и замешательства.
А что, если она все-таки знает и ее это нисколько не трогает?
Что, если она его ни капельки не любит?
– Уэс! – крикнула Девин и побежала к нему.
Солнце уже садилось за деревья, оставляя на воде полосы света. Жгучая жара немного спала, влажный воздух стал мягче. Как только приехал Уэс, Девин уселась на столик, уткнула локти в коленки, подбородок подперла ладонями и ждала, ждала, ждала, когда же наконец он закончит работу. Сначала он поставил тент, который Кейт починила накануне вечером. Потом ремонтировал жаровни для барбекю. Кейт была уверена, что нетерпение ее дочери действует на Уэса так, словно она время от времени кидает в него камешки.
– Я хочу спросить у вас кое о чем, – нерешительно сказала Девин. – Это правда, что вы с братом жили где-то поблизости?
– Да, правда, – ответил Уэс. – В полумиле отсюда. Через лес. – Он протянул руку к востоку от озера. – Но, сейчас там ничего нет. Наш дом сгорел.
Девин повернула голову и, сощурившись, посмотрела в указанном направлении. Закрыла здоровый глаз ладонью – она частенько так делала, когда хотела что-то найти. Она почти всю свою жизнь так делала. Но, увидев, что Кейт наблюдает за ней, опустила руку.
– А туда можно пройти? Есть тропинка?
– Когда-то была. Мы с братом ее протоптали… ходили сюда каждый день.
– А вы проводите меня к этому месту? – спросила Девин, снова поворачиваясь к нему.
Он не ожидал такого вопроса.
– Проводить тебя?
– Ну да. Прогуляемся через лес.
– Девин, ты хоть подумала, о чем просишь? – Кейт нахмурилась и подошла поближе.
Руки ее были испачканы в земле: Кейт пропалывала запущенные клумбы перед главным зданием.
– Да это не я прошу, – откликнулась Девин. – Аллигатор хочет, чтобы Уэс проводил меня туда.
– Звучит жутковато, – усмехнулся Уэс, снимая пояс для инструментов.
Девин через плечо оглянулась на мать и пробормотала:
– Не поняла.
– Уэс хочет сказать, что твой аллигатор, наверное, не прочь полакомиться, – пояснила Кейт.
– Нет! – мгновенно возразила Девин. – Это вовсе не так. Он совсем не злой, даже наоборот. И вы ему очень-очень нравитесь, Уэс. Он больше всего говорит о вас.
Кейт нахмурила брови, она ничего не понимала:
– Он говорит об Уэсе?
– Все время.
– Хорошо, давай прогуляемся, – согласился Уэс.
– Правда? – обрадовалась Девин.
– Не стану же я спорить с аллигатором, – сказал Уэс.
– Еще бы, – с серьезным видом кивнула Девин.
И они втроем направились к озеру.
– Вернемся еще засветло! – крикнул Уэс остальным. – Хочу показать им дорогу к нашей хибарке.
– Будьте осторожны, – сказала Эби.
Она надеялась, что до ужина Уэс закончит возиться с жаровнями. В одной Эби уже разводила огонь.
– Телефоны взяли?
– У меня мобильный… мм… случайно упал в озеро, – сказала Кейт.
Уэс вынул свой телефон из кармана и поднял его над головой.
– У меня есть! – крикнул он.
Как только они вышли на дорожку, идущую вдоль озера, Уэс нырнул в заросли и скоро отыскал едва заметную тропинку. Через несколько минут Кейт заметила на деревьях странные метки.
– Что это? – спросила она Уэса, дотронувшись до узенькой яркой ленточки, повязанной кем-то на самые низкие ветви.
– Похоже на землемерные знаки, – ответил он. – Эби недавно заказывала землемерные работы?
– Мне об этом ничего не известно.
Чем дальше они шли, тем реже становились деревья, теперь они росли на более или менее равном расстоянии друг от друга, словно когда-то их здесь высадили ровными рядами. Сплошные сосны, и на стволе каждой, на довольно приличной высоте, – одинаковые зарубки в виде буквы V, похоже сделанные топором. Лес здесь был чудесный, просто сказочный: ровные ряды одинаковых сосен, похожих на танцоров, которые застыли на секунду перед первым па.
– А что за отметины на деревьях? – поинтересовалась Кейт.
– Они называются «кошачьи морды», – ответил Уэс, шагая быстро, словно попал в опасное место, которое надо поскорее миновать. – Похоже, мы пересекли границу владений Эби, теперь началась моя земля.
– Наверное, мы с тобой сюда не забирались, – сказала Кейт. – Мне кажется, я запомнила бы такой лес.
– Я старался не выходить за пределы территории Эби, чтобы на отца не наткнуться. Думаю, ее владения я знал лучше, чем собственные.
– А почему эти знаки называются «кошачьи морды»? – спросила Девин.
Уэс говорил на ходу, Кейт с дочерью старались не отставать. Под ноги они не смотрели и то и дело спотыкались о ветки или торчащие корни.
– Потому что похожи на кошачьи усы. У меня в роду поколениями добывали сосновую смолу, живицу. Для этого на стволе делали вот такие надрезы. Когда-то в нашем районе это занятие было поставлено на промышленную основу. А когда оно зачахло, делать на этой земле стало нечего.
Вскоре, пробравшись сквозь заросли, они вышли на старую грунтовую дорогу. Кейт совсем запыхалась.
– Эта дорога ведет к трассе, она там. – Не останавливаясь, Уэс махнул влево. – А с другой стороны стояла наша хибара – сейчас посмотрим, что от нее осталось.
Они шагали по дороге и через некоторое время увидели заросшее травой открытое место, посреди которого торчала труба каменной печи. Когда-то здесь были стены дома.
– Вот мы и пришли, – вздохнул Уэс.
Девин сразу побежала к печке. Уэс остался на краю поляны, словно в любую минуту готов был скрыться в чаще деревьев.
Кейт подошла к нему, сдвинула солнечные очки на макушку. Она тяжело дышала, но Уэс… Казалось, еще немного, и он потеряет сознание.
– Что с тобой?
Он через силу улыбнулся, хотя голубые глаза его оставались серьезными.
– Давненько я здесь не был, – отозвался он.
– О господи. Уэс, прости, я не сразу поняла. После пожара ты сюда не приходил?
– Приходил.
Уэс опустился на землю и прислонился спиной к дереву. Он был крупным мужчиной, но двигался легко, хоть и неторопливо, как бы сознавая, что может ненароком задеть тех, кто стоит близко.