Бич Божий

Он жаждал пустоты.
Он сожжёт Илану на костре, как только ему вернут меч.
Это закон вселенной, и этот цикл никогда не сможет завершиться.
* * *
Илана стала экспонатом диковинного зоопарка Аттилы. Она сопровождала армию вместе с жёнами гуннского короля и девушками-рабынями. Но ехала не в уютной повозке с коврами и мягким балдахином. Теперь её домом была клетка на колёсах с деревянными шестами и сетчатой крышей, открытой для дождя и солнца. Эту клетку включили в состав из дюжин повозок, где рядом с Иланой ехали медведи на цепях, лев, найденный на римской вилле, мечущийся волк, три пленных римских генерала, втиснутых ещё в одну железную клетку, и любимые животные Аттилы — визжащие барсуки. Прежде такие повозки с клетками использовались как загоны для рабов и заключённых, но всех римских рабов заставили служить в огромной армии Аттилы, а освобождавшихся преступников просто казнили. Вот Аттила и решил загрузить свой «транспорт» диковинками, в том числе женщиной, пытавшейся его сжечь. Её по не выясненным до конца причинам согласились оставить в живых.
Однако временная милость обернулась настоящей пыткой. Жизнь Планы свелась к животному существованию взаперти, в тесной клетке, и она уныло сидела в трясущейся повозке среди огромной пыльной армии, над отрядами которой кружились мухи. Её одежда стала грязной, она ни на минуту не могла уединиться и чувствовала себя бесконечно униженной. Днём ей было жарко, а по ночам — холодно. Ей давали лишь несколько глотков воды, а о ванне или простом умывании не стоило даже говорить. За Иланой надзирала Гуэрнна и с удовольствием насмехалась над римлянкой, держась от неё на расстоянии.
— Я уверена, что он вот-вот появится и освободит тебя, — шептала германская девушка, принося ей жалкие объедки. — Он проберётся сквозь полумиллионный строй солдат с этим украденным мечом.
— Он ждёт нас обеих, Гуэрнна, — отвечала Плана с большим пылом, чем чувствовала на самом деле. — Он и тебя освободит. Перед началом битвы у нас будет возможность убежать к римлянам.
— Ты думаешь, что тогда останется хоть один римлянин, Плана? Эдеко говорит, что у нас самая большая армия в мире.
Плана ей поверила. Однажды их повозка увязла в заболоченной колее у подножия холма. Когда дюжина гепидов-пехотинцев вытащили и очистили её, девушка смогла обернуться назад и с изумлением увидела огромное войско, растянувшееся до линии горизонта. Копья раскачивались, как колосья пшеницы на ветру, а конские табуны вздымали клубы пыли. Повозки, груженные палатками и трофеями, ползли по лугам, точно слоны.
— У Аэция и Ионаса тоже будет огромная армия.
Гуэрнна засмеялась.
— Мы тут всё гадаем, Плана, что же в конце концов с тобой сделает Аттила. Многие женщины думают, что он сожжёт тебя на костре. Ведь ты сама чуть было не спалила его. А кое-кто считает, что тебя распнут на кресте или отдадут изнасиловать остготам или, быть может, животным. Кто-то полагает, будто с тебя сдерут кожу, а кому-то кажется, что Аттила подождёт, пока у него накопится римское золото, и зальёт им твою глотку. Сожжёт твои внутренности и сделает из тебя чучело.
— Как забавно, должно быть, строить все эти догадки. А что думаешь ты, Гуэрнна?
— Мне кажется, он изобретёт такую хитроумную казнь, до которой ещё никто не додумался!
Когда она размышляла, её глаза бегали из стороны в сторону. Гуэрнна не могла похвалиться богатой фантазией, но восхищалась ею в других.
— И ты ему поможешь?
Гуэрнна с укоризной посмотрела на неё.
— Плана! Только я одна и кормлю тебя. Ты совершила ошибку, набросившись на своего хозяина, однако я приношу тебе воду для питья и убираю твои нечистоты. Чего ещё ты от меня хочешь?
— Ты сама знаешь, что лучше этого может быть удар копьём между рёбер. И я вправе его от тебя ожидать. Ведь ты уже предала меня, когда мы пытались бежать той ночью.
Гуэрнна засмеялась.
— Да, убийство, безусловно, упрочит нашу связь. Но я должна подумать и о других женщинах, моя милая Плана.
 
Следить за пытками — волнующее зрелище. Это повод для разговоров, и мы действительно хотим услышать, как ты будешь визжать.
Аэций планировал сжечь рейнские мосты, но гуннская конница появилась на три дня раньше, чем рассчитывали оборонявшиеся полки. Варвары примчались в полночь, их стрелы вонзились в инженеров, готовивших диверсию, и они пересекли Рейн с такой лёгкостью, словно широкого речного барьера здесь не было и в помине. Сам Аттила прибыл через два дня и стал с интересом наблюдать за тем, как поток выносил к верховьям реки раздувшиеся в воде трупы, пронзённые гуннскими стрелами. Да, его солдаты неплохо поработали. Армия Аэция расположилась в Аргенторате [62], в ста милях к югу от Рейна, и гунны собирались ударить по ней с флангов, пробравшись через лесистые предгорья Северо-Восточной Галлии, а затем двинуться на восток к Луттии. Вслед за тем конница могла бы помчаться к югу через плодородные равнины, занять стратегические перекрёстки дорог Аурелии и удержать центр Запада.
Аттила ехал по направлению к задымлённым горизонтам, оставляя за собой облака пепла. Столбы дыма отмечали, сколько городов и селений разрушила его армия на своём пути. Никто не сопротивлялся его войскам. Франки отступили, а другие племена колебались. Если гунны нанесут мощный и быстрый удар, они уничтожат Аэция прежде, чем он успеет собрать внушительные силы. Города опустели, варвары захватили оружие, акведуки намеренно разрушили, а амбары с зерном разграбили. Вороны так разжирели, питаясь трупами, что больше не летали, а, точно пьяницы, вразвалочку бродили по римским дорогам.
К войскам Аттилы присоединились тысячи соглашателей, предателей и трусов: перепуганные вожди племён, беглые рабы и жадные наёмники. Кто-то бежал от незадавшейся семейной жизни, сердечных неурядиц и долгов. Их оказалось меньше, чем ожидал гуннский король, но вновь вступившие в его армию убивали с каким-то истерическим пылом. Никакие правила не соблюдались, как будто им пришёл конец и ад одержал победу над раем. Анархия и грабежи давали возможность свести старые счёты и отомстить богачам. Отныне ничего не стоило насильно увести девушку, отвергавшую назойливых поклонников. Когда нарушался один закон, нетрудно было обойти и другой. Разболтанность, презрение к порядку проникли в гуннскую армию, где ссоры быстро перерастали в убийства. Полководцы разнимали дерущихся солдат, словно рычащих псов. Им удавалось восстановить некое подобие дисциплины лишь ударами хлыста и прочими суровыми наказаниями. Однако армия была так велика, а её фланги столь удалены друг от друга, что наводить порядок удавалось с трудом.
Аттила понимал, что скачет в самый водоворот событий. Но он и был богом ураганов.
На лесной поляне в Галлии он встретился с римским святым отшельником, и тот дал ему другое имя. Гуннский патруль поймал этого христианского аскета, который, по-видимому, был до того глуп, что направился прямо в самое сердце армии Аттилы. Он уже не раз попадался на глаза всадникам, они смеялись над ним, а отшельник лишь отходил подальше и скрывался из виду. Теперь он кричал, словно стараясь приблизить собственную мученическую смерть.
— Радуйтесь вашим победам, ибо ваши дни сочтены! Слышите, вы, сатанинские отродья! — пошатываясь, выкрикнул по-гуннски старик. — В пророчествах предсказана ваша гибель!
Это заинтересовало Аттилу, верившего в судьбу. Гуннский король с давних пор разбрасывал кости и гадал по внутренностям. Как-то раз в припадке слепой ярости он велел убить нескольких прорицателей, и с тех пор его пророки научились говорить только то, что он хотел слышать. Так случалось из года в год, и однообразные посулы успели ему надоесть. Этот отшельник увидел его будущее совсем в ином свете. И Аттила приказал гуннским солдатам спешиться и привести к нему римского аскета.
— Ты говоришь на нашем языке, старик.