Русская культура заговора
Но так бывает не только в России: в США после неожиданной победы Дональда Трампа началась настоящая истерия по поводу влияния Кремля на нового президента и воздействия российских хакеров на выборную систему США [4]. В американском обществе возродились страхи времен холодной войны: согласно многочисленным публикациям в местной прессе, российские интернет-тролли из петербургского Ольгино [5] и всесильные хакеры из ГРУ [6] сумели «взломать Америку». Глубоко мифологизированный образ русского стал важной частью внутриполитической американской повестки [7], а «русский след» начали видеть за самыми разными событиями в США и во всем мире [8]. «Опасная Россия» вновь стала хорошо продаваться за рубежом, прямо как во времена холодной войны, а прежние иконы либеральной Америки за считаные месяцы превратились в главных провозвестников «русского вторжения» в американскую жизнь [9]. «Параноидальный стиль сознания» (о котором пойдет речь в главе 1), как показал 2017 г., характерен для всех сегментов политического спектра даже самого, казалось бы, демократического общества.
Внутри России у этой истерии было две, на первый взгляд, противоречащие друг другу трактовки. Первая: русофобия на марше во всем мире, что еще раз доказывает, что Россия в кольце врагов. Вторая: русских теперь боятся, как в прежние времена, а это успех! [10] Страхи американцев послужили подпиткой чувства гордости россиян и подтверждением того, что Россия и в самом деле перевернула шахматную доску американской политики. Результаты американского расследования взаимоотношений Трампа с Кремлем и степени влияния российских хакеров на Facebook продемонстрировали, насколько минимальным был эффект этих усилий со стороны России [11]. Тем не менее, я уверен, многие остались убеждены в том, что все подобные доказательства – плод очередного антирусского заговора.
Удивительно, насколько российское и американское общества похожи в своем стремлении повсюду находить заговоры. Конспирология была и остается основополагающим элементом национальной идентичности, политики и популярной культуры американцев [12]. Историк Тим Мэлли даже назвал свою книгу на эту тему «Империя заговора» [13], и этой же теме посвящены многочисленные работы, исследующие феномен теории заговора в мировой науке. Внимательный сравнительный анализ демонстрирует, что, несмотря на все социокультурные расхождения, Россия и США имеют много общего в плане «культур заговора». Именно этот термин, предложенный британским историком Питером Найтом для описания традиции теории заговора в США, я и буду использовать для описания объекта своего исследования.
В российской истории последних нескольких веков страхи заговора возникают регулярно [14] – под подозрением оказываются то франкмасоны, то евреи, то католики, то разные шпионы, – точно так же как и в США [15]. Идея «Москва – Третий Рим» имеет определяющую роль для российской националистической традиции и легитимирует восприятие России как особенного, не похожего на другие государства, имеющего глобальную миссию, которой угрожают коварные планы извне [16]. Точно так же в США концепция «Города на холме» – мессианской идеи об избранности американского народа – со времен основания первых американских колоний играла роль катализатора страхов заговора [17]. В течение большей части ХХ в. и в США, и в СССР идеологии конструировались вокруг идеи противостояния мощнейшему врагу, который строит разнообразные козни, чтобы уничтожить соперника. С окончанием холодной войны эти идеи, как показывает практика, не исчезли, но с разной степенью силы вновь проявились и в США, и в России.
Однако между американской и российской культурами заговора есть одно важное различие: в США теории заговора традиционно вырастают с низовых уровней общества как реакция на меняющиеся социально-культурные и политэкономические условия, но при этом по большей части остаются на обочине политической риторики. Исключения немногочисленны, и, пожалуй, самое яркое – «охота на ведьм» середины ХХ в., когда на несколько лет одним из главных политиков в стране стал конгрессмен Джо Маккарти, буквально во всем видевший происки коммунистов [18]. В результате его деятельности тысячи людей были уволены по подозрению в шпионаже и сочувствии СССР. Итогом этой паники стал своеобразный неформальный запрет на использование риторики заговора в политической речи, традиционно сохранявшийся до прихода в Белый дом Дональда Трампа [19].
В постсоветской России, напротив, именно политические и интеллектуальные элиты выступают основными производителями, распространителями и выгодоприобретателями теорий заговора. Во многом это похоже на происходящее в авторитарных государствах Латинской Америки, стран Ближнего Востока и Малой Азии. В Турции идея «глубинного государства» стала важным инструментом внутренней мобилизации для сторонников авторитарного режима Эрдогана [20]. Как показал Нефес Тюркай, на протяжении второй половины ХХ в. эта идея была важным инструментом мобилизации сторонников различных политических движений [21]. Ее даже удалось успешно экспортировать в США, где «глубинное государство» породило одну из самых популярных теорий заговора последнего времени – движение QANON [22]. Политолог Мэтью Грей в исследовании конспирологии в арабских странах Ближнего Востока назвал государство главным «рассказчиком теорий заговора» [23]. Грей продемонстрировал, что эти теории стали важным способом легитимизации политических режимов и способствуют социальному сплочению граждан в периоды, когда общество сталкивается с растущими экономическими и социальными трудностями. Это позволяет лидерам ближневосточных государств удерживать власть в своих руках. То же можно сказать и о России последних 15 лет, однако здесь присутствует одна сугубо российская особенность: местная политическая элита стремится превратить теории заговора в популярный политический инструмент общественной мобилизации в период наибольшего за весь постсоветский период экономического процветания. Почему так происходит – я попытаюсь рассказать на страницах этой книги.
Моя цель одновременно проста и довольно амбициозна: несмотря на изредка появляющиеся публикации о теориях заговора в России, пока нет ни одной работы, которая доходчиво и концептуально объясняла бы природу этих теорий и способы, которыми их можно научно изучать. В последние годы в зарубежной историографии стало появляться больше работ, связанных с российской культурой заговора, тем не менее в самой России на этот счет до сих пор существует масса предубеждений и присутствует непонимание того, что такое теории заговора [24]. Эта книга – попытка осмыслить эволюцию конспирологического мышления в постсоветское время, основываясь на текстах представителей политической и интеллектуальной элиты России. В то же время это и попытка открыть научную и общественную дискуссию о том, что такое культура заговора в России, и помочь всем нам, интересующимся этим вопросом, отрефлексировать, насколько мы сами погружены в культуру заговора и в какой мере может быть нормальным верить в заговор.