Международное тайное правительство

II. Вникая в смысл явлений, трудно прежде всего не заметить беспросветных жестокостей на Лене рядом с уверенностью их авторов в безнаказанности. Помимо трусливых евреев, самим просвещённым мореплавателям, только что пережившим опаснейшую каменно-угольную забастовку и не дерзнувшим, однако, прибегнуть к военной силе, к своей власти, метод обращения с рабочими, применяемый ими в России должен был внушить сознание крайних опасностей, из него же логически проистекающих. Тем не менее, мы видим, что ни евреи, ни англичане об этом не задумывались. Спрашивается, — почему?…
Ответ может быть предложен в следующем. 1905 год слишком свеж на памяти. Нельзя, а в особенности так скоро, допустить возобновление того, что происходило тогда при участии рабочих. Нельзя, стало быть, терпеть никакого проявления их самодеятельности. Напротив, при малейшей отсюда искре необходимо гасить её всеми средствами. Заключение, этим определяемое, достигает неумолимости при совпадении вероятия внутренних беспорядков с дипломатическими осложнениями, а тем паче — с нарушением английских интересов, Великобританией не дозволяемым. Насколько абстрактные посылки означенной категории могли бы оправдаться в действительности, мы пророчествовать не берёмся. Достаточно признать, что они могли иметь место. Но если отрицать сие бесполезно, то неизбежный вывод является таким. Призвав себе на службу в 1905 году “сознательных пролетариев” и причинив нам столько горя, а затем не переставая играть призраками “свободы” поныне, всемирный кагал, между прочим, рассудил, что власти в России окажутся на его стороне при всяком движении 6.000 рабочих на ленских приисках и, следовательно, остановят таковое при любых обстоятельствах. Иными словами, подстрекнув своих “пролетариев” хотя бы на “иллюминации” и даже из одного этого приобретя многие миллионы, членам ли “избранного” народа подобало засим стесняться в добывании золота какими угодно путями?… Они и стали вести себя по этой программе. А когда довелось покрыть содеянное кровью нескольких сот рабочих, то же еврейство через своих же ставленников в государственной думе попыталось обратить всю ответственность на русские власти, устранившие насилие, себя же ещё раз выдвинуло, как палладина тружеников и мстителя за принесённые ими для кагала кровавые жертвы… Это, разумеется, не исключает и впредь нового превращения сынов Иуды в ревностнейших охранителей “порядка” на своих приисках через ту же власть, распинать которую они собираются среди оркестрируемых кагалом “народных” протестов даже в С.-Петербурге, равно как на пути избирательной в IV государственную думу трагикомедии вообще… Duobus litigantibus, tetrius gaudet!
Таково политическое “художество” евреев в данном случае.
Но мы уже. знаем, что иудейская политика неразрывно связана с таковыми же прессой и биржей. О кагалъной печати в “Гинцбургиаде” мы пока лишь упомянули, ниже постараемся добавить и ещё кое-что. С другой стороны, мы не оставим, конечно, без внимания и биржевых талантов “избранного” народа, насколько через эту “музыку” они заявили о себе в захвате под свою тираннию огромной площади русской земли с богатейшими россыпями золота…
Сейчас, начиная, так сказать, увертюрой, мы, по горьким сведениям “Нового Времени” (8 апреля 1912 года, №12956) сперва лишь в общих чертах коснёмся “освободительной” деятельности Гинцбурга и К", определяемой девизом “Зарвавшиеся монополисты”:
“На глазей: министерства торговли и промышленности за несколько последних лет в монопольное владение ленского товарищества попал обширный золотоносный Витимский район. Постепенно более мелкие предприниматели сдали свои позиции, и где работало до 20 фирм, там безраздельно воцарилось товарищество, оперирующее на английские капиталы и щедро кредитуемое из средств Государственного Банка [108].
Правительственные агенты всячески содействовали успехам названного товарищества в деле закабаления края. Только местный горный инженер Тулъчинский пытался ограничить произвол товарищества в отношении населения и рабочих. Но его заботы систематически тормозились как Иркутским горным управлением, так и горным департаментом. В результате неравной борьбы создалось решительное подчинение как рабочих масс, так и местного населения всесильному товариществу. Атмосфера беспросветного недовольства сгущалась до крайних пределов.
Товарищество прежде всего приняло все меры к тому, чтобы уменьшить количество подъёмного золота.
Пока существовала конкуренция среди предпринимателей, рабочие на приисках широко пользовались правом выбирать самородки из породы и сдавать их владельцу прииска по установленной цене.
Ленское товарищество, очутившись в положении монополиста, почти уничтожило возможность рабочим пользоваться подъёмным золотом. До чего выгодно выбирать самородки, можно судить хотя бы по тому факту, что за впуск ночью в шахты сторожа брали по пятисот рублей с человека. Теперь товарищество строго оградило свои права собственника. Однако, по заявлению главного управляющего прииска г. Белозерова, подъёмного золота поступает всего на 800 т. р., тогда как прежде одни рабочие на этом золоте зарабатывали около 2.000.000 р.
Отсюда понятно и требование рабочих о компенсации в виде увеличения заработной платы на 30%. Платят за такое золото по 3 руб. 60 коп. с золотника вместо 4 руб. 44 коп. Золото, поднятое в виде самородков, сдаётся в опечатанные кружки, и стоимость его уплачивается артели. Таким образом, у рабочих порознь отнята надежда на внезапное обогащение. Между тем, эта-то надежда и позволяла рабочим массам мириться с крайне тягостными условиями работы и самой жизни на приисках, заброшенных в глухую, холодную тайгу.
Наряду с этим, ревниво оберегая свои прерогативы, как собственника каждой крупицы золота, а в другом направлении пользуясь своим положением монополиста, ленское товарищество лишило рабочие массы фактической возможности защищать свои права, выработанные, однако, местными обычаями на протяжении почти целого столетия.
Труд, правда, оплачивается сравнительно высоко. Годовой заработок рабочего колеблется между 500 и 600 руб., но почти не стало слышно, как раньше, о рабочих, уносящих тысячи рублей и десятки тысяч. Главная приманка, своего рода лотерея, исчезла. Всё урегулировано, и масса уже этим самым фактом чувствует себя обиженной. Прежде “фарт” (выручка от самородков) делился между предпринимателем и рабочим. Теперь “фартовый” заработок всецело выпадает на долю счастливого владельца акций ленского товарищества. Рабочая масса видит, как непропорционально затрачиваемому капиталу обогащается владелец предприятия. Она слышит, что управляющий на сверхсметной добыче золота наживает сотни тысяч рублей. Но все эти блага идут мимо работающих. Создаётся опасное настроение против алчных монополистов, не желающих делится дарами природы с теми, кто их открыл и добыл.
На приисках к тому присоединяется тягостное чувство порабощения всех и каждого деспотическому товариществу. Почти все жители города Бодайбо находятся в подчинении “хозяину”, все являются лишь подрядчиками у него. В виду этого, раз администрация товарищества признаёт чьё-либо пребывание вредным, то опальный рабочий, не поладивший на приисках, не может выступить хотя бы в роли старателя, т. е. самостоятельного, мелкого предпринимателя-рабочего. Стоит администрации под рукой объявить кому-нибудь отлучение, и такой рабочий не получит нигде кредита. В буквальном смысле слова, он окажется лишённым крова и пищи. Вот почему общая зависимость от товарищества создаёт враждебную ему атмосферу.
Она сгущается и тем, что более мелкие служащие далеко не всегда остаются на высоте положения. Власть, сознание могучей силы хозяина опьяняет исполнителей среднего и мелкого калибра. Поэтому очень часты случаи нетактичного отношения мелкой администрации к отдельным рабочим. Обиженный встречает, конечно, огромное сочувствие в сотрудниках, понимающих, что каждый из них не застрахован от подобной участи. Фактическое бесправие массы вызывает ощущение неуверенности в завтрашнем дне. Между тем, эта неуверенность не имеет противовесом прежней надежды на возможность быстрого обеспечения. Сама высшая администрация прекрасно сознаёт необходимость выдержанного отношения к запросам и интересам массы. Тем не менее, на каждом шагу исполнители велений начальства выступают в роли насильников.