Международное тайное правительство
Независимо от четырёх поименованных авторитетов по существу Мишны, следует указать ещё на двоих, если так можно выразиться, с формальной точки зрения. Руководящие, толковательные приёмы для развития Библии, а в особенности Пятикнижия, дал уже Гиллель. Этих приёмов семь: доказательство от меньшего к большему и наоборот; аналогия формы; обобщение специального закона; обобщение двух специальных законов; общее и частное; аналогия из другого места и — умозаключение из контекста. Эти приёмы оправдывались логикой и духом еврейского законодательства, а потому были вслед за этим энергически защищаемы против великого Акибы Измаилом б. Элишею. Но не так смотрел на дело сам ученик Наума из Гимзо — Акиба. Он везде находил всевозможные намёки, в любых грамматических особенностях языка Библии, в илеоназмах, повторениях одного и того же закона, в соединительных и противительных союзах, в указательных местоимениях, в определенном члене, в личных местоимениях и глаголе, равно как в местоименных суффиксах, иначе говоря, — во всех тех лишних словах, частицах и буквах, которые, однако, необходимы во всякой связной речи. Эти приёмы истолкования дали, тем не менее, могучие средства для обоснования каждого обычая и всякой новой законодательной нормы буквой Писания. Не удивительно, что они были встречены с восторгом и умилением современниками Акибы. Измаил же, в свою очередь, развил приёмы Гиллеля до тринадцати, впрочем, отбросив один и один же прибавив. На практике применяются лишь четыре приёма Измаила, но зато в раввинской литературе добавлены и разные другие. На справку, — в качестве соффистического курьёза и как недурной образчик талмудического языка, мы приводим следующий список тринадцати толковательных приёмов рабби Измаила б. Элиши: 1) кал-вахомер; 2) гезера-шава; 3) биньян ав; 4) келал уферат; 5) перат ухелал; 6) келал уферат ухелал; 7) келал шегу царих шферат уферат шегу царих лихглал; 8) давар шегая бихелал венца мин гакелал; 9) давар шегая бихелал веяца литсон тоан шегу хеиньяно; 10) давар шегая бихелал веяца литеон тоан шело хеиньяно; 1) давар шегая бихелал веяца ладун бедавар гехадаш; 12) давар плламед меиньяно ведавар галламед миссофо и 13) шне хетувим гаммаххишим зе эт зе [48].
VII. Наряду со сказанным уже сами исторические судьбы еврейства создали раввинами достаточную гарантию в произволе толкования письменного закона под предлогом применения закона устного. Если семитические письмена не содержат гласных букв, заменяемых особою пунктуацией, а потому произносимых, как придётся, то чтение подобного текста становится условным ещё и за нередким отсутствием в нём как знаков препинания так даже разделения строк на слова. Небезызвестно, с другой стороны, что “избранный народ”, не имея собственного разговорного языка (евреи С. Европы говорят на испорченном немецком языке, а южные евреи в Европе и передней Азии усвоили жаргоном не менее извращённый ими испанский язык), непременно уродует по своему и всякий другой язык. Проходя же на пути веков через разные виды паразитизма у иноплеменников (между прочим, из 1400 лет даже своего политического существования проведя 1000 лет в рабстве), они дали в заключении Талмуд на целом винегрете чужих языков, под иудейский лад переделанных и перемешанных. Здесь крайне перепутаны и скомканы: хеттейский, вавилонский (халдейский) древний, аморрейский, сирийский, арамейский, халдейский новый (эпохи пленения), греческий, латинский, парфянский и персидский. Вдобавок к столь винегретному языку не существует ни грамматики, ни лексикона. Независимо от этого, само изложение талмудической премудрости случайно и предумышленно, окутывается непроглядным туманом бездонной казуистики, непостижимой для чужеродца вздорности, а подчас и гнусности тем, вероломных изворотов, пустозвонства диалектики, невероятного дерзновения соффизмов, ябеднического коварства и эквилибристики лжи, от хаоса которых голова уже идёт кругом, помимо анархии языков, указанной выше. Не трудно представить себе, какова вся эта непроглядная тьма для злорадства раввинов и что они в ней проделывают!…
VIII. Не имея другого источника размышлений, кроме Библии, усматривая в ней начало и конец бытия “избранного народа” и для сохранения иудаизма, как они его понимали, приурочивая свою деятельность лишь к её истолкованию по-своему же, учителя Израиля стремились исчерпать этот источник не только до его крайних границ, но и за пределами всякого их вероятия. Предпослав утверждение, что по необъятности божественного разума, заключённого в Пятикнижии, человеческие рассуждения не способны постигнуть его глубины, мудрецы Талмуда стали признавать не одним правом, а и своим долгом проникновение во все последствия. Таким образом, возникли толкования, а за ними толкования на толкования, на эти же последние — супер-толкования и т. д. без конца. Своими тринадцатью методами разумения Пятикнижия талмудисты выводили из него как законы, логически проистекающие, так и те, которые должны быть, по их мнению, здесь предполагаемы, так, наконец, те, до каких только в состоянии проскользнуть соффистическая эквилибристика, шулерство диалектики, салто-морталэ кляузничества, дерзость изворотов, циническая пронырливость, наглость в самом крайнем изощрении. Дать нечто новое, предшественникам чуждое, стало излюбленной задачей талмид-хохима. Усилия этой категории, с одной стороны, показывают, что никакой иной народ не истязал своих умственных способностей подобно евреям, с другой же, создают многосложный табель о рангах, то есть о сравнительной силе авторитетов, “геделе-бе-Исроиль” и “годен-бега-гдолим”, а с третьей, обусловливают ряд вероломных приёмов к выходу из этих, нарочито запутываемых, кагальных лабиринтов.
В такой сфере, трудно сделать и несколько шагов без смертельной тоски. Чтение Талмуда является странствованием в пустыне среди сыпучих песков, бесплодных растений, истоптанных трав. Вот почему сюда были призваны на помощь: аллегории, басни, сказания, мифы, притчи, анекдоты и легенды. Но, развлекая поучаемых, отцы Талмуда пользуются и этим материалом для дальнейшей фальсификации писанного закона — в целях нового, для себя корыстного осложнения ритуальной практики, равно как для больших удач в пропаганде ещё неслыханной безнравственности.
IX. Мудрено ли, что, при данных условиях Великий Санхедрин уже в V столетии до Р.Х., стал быстро захватывать неограниченную власть не только над иудейством, но и за его межами в такой мере, что к началу III века до Р.Х. фарисейский деспотизм начал отражаться уже не только на одних евреях. Правда, в 149 году после Р.Х. Верховный Совет Израиля был официально уничтожен, тем не менее, и по закрытии Синедриона (Санхедрина) первосвященство (патриархат) иудейское сохранялось, безмерно обогащаясь и владычествуя ещё несколько столетий.
Существование патриарха в Тивериаде закончилось лишь в 415, а в Вавилоне только в 1038 г. после Р.Х. Тем временем песаким (решения), токоноф (правила) и гезероф (постановления) талмудической центральной власти, подавляя весь обиход евреев, размножились неудержимо. Естественно, что в ярой борьбе за преобладание Израиль не мог не раздираться сектами до тех пор, пока не взяли, наконец, верх одни фарисеи и не достигли пресечения всякого разномыслия через завершение Талмуда к концу VI века но Р.Х.
Для полноты сведений, назовём эти секты:
1) Мегестаниты — восходящие к временам пленения вавилонского. Почти везде, в Талмуде, их роль очень сквозит там, где добрые и злые духи замечаются в делах либо событиях человеческих и где речь идёт о влиянии планет, либо о суеверных проделках в связи с новолуниями.
2) Мизраимиты — появилось уже вскоре после смерти Александра Великого; их влияние отразилось на Талмуде повсюду, где учение Каббалы носит характер числовой либо графический, а она, в свою очередь, происходит от Каббалы египетской, народившейся при замене иероглифов знаками алфавита.