Спецназовец. За безупречную службу
– Да какая разница? Хоть у тебя, хоть у нас…
– Разница в цене, – объяснил Юрий. – Москву заново отстраивать дороже, чем твою Рязань.
– Плохо я тебя в свое время воспитывал, – сокрушенно вздохнул Быков, – мало гонял. Как был ты дураком, так дураком и остался. Телевизор включи, клоун!
И положил трубку. Юрий чиркнул зажигалкой, прикурил, включил телевизор и, пока тот нагревался, одним глотком выхлебал из шершавой от присохшей кофейной гущи джезвы все, что в ней осталось. За окном кухни шумел, воняя выхлопными газами и горячим, несмотря на сравнительно ранний час, асфальтом Кутузовский проспект. Часы показывали восемь с какими-то минутами – естественно, утра, – но небо над крышами желтовато-серых сталинских многоэтажек уже утратило свежую голубизну, став мутно-белесым, как застиранная до последнего мыслимого предела джинсовая ткань. Все форточки в квартире были открыты, но в постепенно раскаляющемся воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения. Сигаретный дым лениво клубился в густом, как слегка остывший кисель, воздухе, и не столько рассеивался, сколько равномерно распределялся по всему объему квартиры, пропитывая занавески, скатерти, простыни и все остальное, что имело волокнистую структуру, способную его впитать.
– …танк Т-34, – заставив задумавшегося Юрия вздрогнуть, приятным женским голосом сообщил нагревшийся телевизор. – Подъезжая к перекрестку, самозваный и далеко не трезвый механик-водитель в голубом берете не сумел вовремя затормозить, и старая боевая машина, с большой скоростью проскочив под запрещающий сигнал светофора, вылетела на пересечение оживленных городских улиц. Будучи задержанным, сидевший за рычагами угонщик пояснил, что просто не справился с управлением.
– Махина-то, гляньте, какая, – без видимого раскаяния забубнил появившийся на экране не первой молодости гражданин в рыжеватых усах, лихо заломленном на правую бровь голубом берете и десантном тельнике без рукавов. – Да асфальт горячий, да гусеницы – это ж вам железо, а не гоночные покрышки! А главное – вес…
Говорил он так, словно какие-то злоумышленники нарочно подсунули ему вместо гоночного болида ископаемую «тридцатьчетверку» и отправили сражаться за гран-при на трек «Формулы-1» в Монако.
Юрий фыркнул – впрочем, без особенного веселья. Данилыч, конечно, был прав: ребята таки отожгли, да так, что нарочно не придумаешь. Ха-ха, и так далее. Но! Если разобраться, ничего веселого тут нет. Взрослые, серьезные дяди в погонах взяли за шиворот вчерашних школьников, большинство которых вовсе этого не хотело, и принялись умело, без лишних нежностей делать из них, сопляков, настоящих мужчин, защитников Отечества – короче говоря, хороших, грамотных, обученных солдат, которые способны не погибнуть и не побежать, побросав оружие, в первом же бою.
Или, говоря еще короче и проще, профессиональных убийц.
И сделали. А потом, когда истек положенный срок, министр обороны подписал приказ, ликующие пацаны с головы до ног, как новогодние елки, обвешались самодельными аксельбантами, накупили в станционных ларьках водки и радостно, горланя строевые песни, двинули по домам. А когда отгуляли, оторвались, выпили со всеми школьными друзьями и перепортили всех, до каких только сумели дотянуться, школьных же подруг, когда проспались и очухались, вдруг оказалось, что на гражданке томно и скучно, и приложить полученные в армии навыки не к чему.
А ведь впечатления и опыт, накопленные в юности, остаются с человеком до самой смерти. Именно они самые яркие, наиболее бережно хранимые, неизгладимые и, стало быть, главные. Ну, и как при таких условиях смирившемуся со всем, обремененному семьей, отрастившему рыжие усы и бюргерский животик слесарю-инструментальщику или мелкому чиновнику из районной управы в день Ильи-пророка не угнать ржавеющий без дела во дворе какого-нибудь КБ или в городском парке семидесятилетний танк?
Два сапога – пара; оба застоялись, как жеребцы в конюшне, обоим хотелось прокатиться с ветерком – так, чтоб все вокруг офонарели от такого зрелища… Вот и прокатились. Ну, положим, десантникам это все как с гуся вода – заплатят штраф, и ладушки. А танку-то каково? Полвека простоял, один раз тряхнул стариной, и опять на задний двор?
«Философия», – как живой, прозвучал у него в голове глубокий бас генерала Алексеева. «Кухонная», – мысленно добавил от себя Юрий. Он сполоснул под краном испачканную кофейной гущей джезву, набрал в нее воды, засыпал кофе и снова поставил на огонь, после чего, дотянувшись до пульта, переключил телевизор на спортивный канал.
Здесь, как и следовало ожидать, транслировали олимпиаду. На дорожку как раз выходили фехтовальщики – вернее, фехтовальщицы, китаянка и немка. Противницы опустили на лица маски – не из проволочной сетки, как та, которой в юности пользовался Якушев, а современные, с прозрачными прямоугольными окошками, выглядевшими как стеклянные, – стали в позицию, дождались сигнала, прыгнули друг на друга, как бойцовые петухи, и разошлись, снимая маски, под басовитое гудение зуммера электрофиксатора. Оператор включил замедленный показ. На малой скорости схватка выглядела красиво: китаянка нанесла укол, метя в корпус, а немка, низко присев, припав на одно колено и пропустив над собой чужой клинок, коротко и точно уколола снизу вверх.
Юрий вздохнул и выключил телевизор. Красоту встречного укола он оценил и без замедленной съемки, потому что привык наблюдать за быстро перемещающимися объектами, имел хорошую реакцию и когда-то сам неплохо фехтовал. Но для неискушенного зрителя все это наверняка выглядело довольно скучно и ни капельки не драматично: ни тебе звона скрещивающихся клинков, ни мудреных финтов, ни выпадов, ни защит – ничего, что с детства ассоциируется со словом «фехтование». Просто сошлись, ткнули друг в друга рапирами и разошлись – один победителем, другой побежденным. Это, конечно, вершина мастерства, но смотреть-то не на что! Этак они скоро и вовсе перестанут фехтовать – выйдут на дорожку, поглядят друг на друга и разойдутся: тебе медаль, а мне дырка от бублика. Как в том старом анекдоте про компанию любителей анекдотов: рассказчик называет номер, и все смеются. Э, что тут говорить! Профессиональный спорт – это тебе не «Три мушкетера»…
Вот интересно, подумал Юрий, гася под струей воды из крана окурок и спроваживая его в мусорное ведро, – интересно, как выглядела бы схватка одной из этих девиц с компанией королевских мушкетеров или, скажем, гвардейцев кардинала? Никто бы, наверное, и не понял, что и как произошло. «Сударыня, мы имеем честь вас атаковать. Защищайтесь!» И – тишина. Только что вот тут, на этом месте, стояла компания веселых, наверняка подвыпивших, вооруженных, уверенных в себе профессиональных вояк, и вдруг их не стало – остались только разбросанные по брусчатке в неестественных позах тела в форменных плащах. И еще «сударыня», в своем облегающем белом костюме и с громоздкой маской под мышкой похожая на пилота инопланетного космического корабля…
Сам Юрий оставил этот вид спорта на очень дальних подступах к тому уровню, который демонстрировали участники международных соревнований. Пару раз поучаствовал в республиканских турнирах, поприсутствовал на союзных, посмотрел, как фехтуют настоящие чемпионы, и понял, что ему это неинтересно: никакой романтики, одна только техника, скорость и холодный расчет. А в фехтование он пришел именно из романтических побуждений – грубо говоря, поиграть в мушкетеров.
Да, подумал он, выключая газ и снимая с плиты пузырящуюся кофейной пеной джезву, – да, романтика… Ничто не проходит бесследно, и все на свете имеет причину. Если бы он только мог предположить, куда в конце концов заведет его мальчишеская тяга к романтике, то, верно, записался бы в секцию бокса, чтобы спарринг-партнеры и соперники на ринге пудовыми кулаками выбили из головы блажь. Романтика… Сначала он привела его в спорт, потом увела оттуда, а потом, более не размениваясь на мелочи, взяла за шиворот, выдернула, как морковку из рыхлой земли, из учебной аудитории философского факультета МГУ и швырнула в смрадную топку первой чеченской кампании. И там он довольно быстро осознал, что никакой романтики не существует, что это не предмет и не явление природы, а просто состояние человеческой души – молодой, неопытной, еще не знающей, чего конкретно она хочет, и даже отдаленно не представляющей, какую цену придется за это заплатить.