Новый год по новому стилю (СИ)

       — Над твоими финансовыми выкладками. А если двойня, то сам Владимир Владимирович пожмёт тебе руку…
       — Лиза…
       — Вали отсюда, вот прошу тебя — вали! — я качала головой, и все плыло перед глазами. Слезы выступили теперь уже от смеха. Нездорового. — Вали к Юле или не к Юле, мне вот честно — плевать. У меня уже другая семья. Точка.
       Кирилл отодвинул стул. Очень резко и очень громко. Сел. Ещё и локти на стол возложил.
       — Лиза, у тебя нет другой семьи, — голос до дрожи спокойный. Это когда он научился так хорошо держать себя в руках? — У тебя есть любовник. Он наиграется и тобой, и моим ребёнком. Очень скоро. Прости, но тебе не восемнадцать. Личико не отфотошопишь.
       Я тоже надела маску, отфотошопленную — ждешь скандала? Скандала не будет. Мне плевать на твои слова!
       А он продолжал — идиот в кубе!
       — Неужели ты готова сделать Любе больно из-за личной тяги к красивой жизни? Сколько он на тебя тратит? Уверен, меньше, чем на других баб.
       — Вопрос настоящего бухгалтера, да? Ты сменил работу? Нет?
       Каменцев молчал, но пронзительных наглых глаз не опускал. Я чувствовала, что начинаю идти красными пятнами.
       — Хочешь, сам у него спроси? Если не боишься в морду получить, — я уже просто не знала, что говорить в этой бредовой ситуации. — Я не считаю, но у него явно имеется распечатка с визы. Сомневаюсь, правда, что он будет тебе показывать… Кирилл, тебе самому не смешно?
       — Над чем я должен смеяться? Над тем, что ты вдруг решила заработать не головой?
       Козел… Но защищаться не хочется, вот совсем не хочется.
       — Ты не такая была раньше, когда я с пеной у рта защищал тебя перед матерью, когда та говорила, что тебе нужен не я, а возможность зацепиться в Питере. Теперь ищешь нового дурака? Только всех дураков восемнадцатилетние расхватали. На таких дур, как ты, только козлы остались. Наиграется и бросит, вот увидишь… Только он еще и Любой поиграет. У тебя совесть вообще есть?
       Это вопрос, да? Давайте спорить о вкусе ананасов с теми, кто их ел. О совести заговорил…
       — Уходи, Кирилл. Просто встань и уйди…
       Я говорила тихо, очень тихо, а он заорал:
       — Я никуда не уйду!
       — Тогда я вызову полицию, — продолжала я все тем же полушепотом. — Я не разрешала тебе приходить к Любе.
       — И что? Что они сделают? Выкинут меня из собственной квартиры? Лишат прав на ребёнка, которых ты меня уже лишила?
       — Ты нарушил соглашение, — проговорила я уже, кажется, еле различимым шепотом. Я не хотела видеть на кухне Александра Юрьевича. Двух Каменцевых мне не выдержать!
       — Какое соглашение? Я с тобой ни о чем не договаривался, ты все сделала без меня. Ты у нас там юрист-самоучка, что в законе про меня говорится? Штраф в размере тысячи рублей? Скажи, чего я должен испугаться?
       — Собственной совести. Вдруг проснется и укусит?
       — Тебя ничего не кусает? Дать тебе почитать про отчимов и маленьких девочек, дать?
       Я вскочила. Это уже слишком.
       — Вон, Кирилл! Вон! — теперь я орала.
       Пусть услышат соседи, плевать…
 
       — Я сказал, что никуда не уйду, — теперь он говорил шепотом. Зловещим.
       И даже ногу на ногу закинул.
       — Отлично. Тогда уйду я!
  
       Глава 5.6 "Десять минут — это много или мало?"
 
       — Лизавета, что ты делаешь? — это на меня воззрился Александр Юрьевич, когда я фурией влетела в комнату, где он вместе с Любой наводил в кукольном домике последнюю красоту.
       Неужели не видит? Ухожу! Что еще может делать женщина, доставая из шкафа одежду и даже не прося постороннего мужчину выйти? Правда, сначала я одела Любу.
       — Мама, мы гулять?
       — Да, к тете Лии, — сказала я, не задумываясь, то ли правду, то ли ложь. — Катя очень хочет встретить с тобой новый год. Вы даже будете спать в одной кроватке…
       Дай-то Бог! Проверка женской дружбы… Что я делаю, что я делаю…
       — Лизавета…
       Я сычом глянула на бывшего свёкра — сейчас я готова была стереть его в порошок за то, что он открыл Кириллу дверь, хотя даже в гневе понимала, что старик думал, что у нас с его сыном договоренность. Мне бы тоже не помешало б научиться думать о людях хорошо… Только эти люди не дают мне никакой возможности поверить в их порядочность и доброту.
       Я отвернулась от Александра Юрьевича, скинула спортивные штаны и влезла в брюки, сунула руки в серый пуловер и вынырнула оттуда, чтобы узреть Кирилла.
       — Ты никуда не пойдешь, — сказала его голова.
       — С дороги! — я не кричала. Не имело смысла. — Я сейчас вызову полицию, ясно?
       Я не совсем понимала, что можно сказать и сделать в сложившейся ситуации, но была готова звонить, если только Кирилл не освободит от себя дверной проем. Но он отошел. Я свернула детское платье, прошла мимо Каменцева к накрытому новогоднему столу и схватила мешок с подарками Вербова — больше ничего ценного для меня в этой квартире не было. Сунула в пакет детское платье и крикнула, чтобы Люба одевалась. Ничего не спрашивая, ребенок подчинился. Я же, обувая и одевая самою себя, давилась слезами, наблюдая дерганные движения маленькой девочки — и просто боялась думать, что сейчас творится в ее детской головке. В моей точно царил сумбур.
       — Александр Юрьевич, бросьте в казан отмоченный рис, залейте двумя стаканами воды и проварите полчаса. Остальное все готово.
       Он не ответил мне даже спасибо. Про шампанское в холодильнике я говорить не стала. Кирилл теперь молчал, а может и говорил — не знаю, в ушах звенело. Я с трудом слышала собственные шаги и жалела, что на сапогах нет каблуков, а на отсутствующий каблуках — звонких набоек: они бы заменили мне сейчас стук сердца. Я потащила ребенка вниз по лестнице, без лифта.
       — Мама…
       Я остановилась: что? Не спросила — просто взглянула на дочь.
       — Мы забыли подарок для папы.
 
       Сердце забилось, как бешеное. Да, я совершенно забыла про крысу. Из-за крысы настоящей!
       — Еще рано дарить, — успокоила я ребенка. — И Гриша не придет к тете Лии.
       — Почему?
       Какой прямой вопрос — жаль, не дать на него такой же прямой ответ.