Давай возьмем паузу (СИ)

Том сжал кулаки — до боли, до красных отметин от ногтей на ладонях. Зажмурился. Медленно вдохнул и так же медленно выдохнул и распахнул глаза. И столько презрения было в этих глазах, что Крис сам невольно отшатнулся.
- Хемсворт! – как наотмашь ударил Хиддлстон.
Актер сделал еще один шаг назад.
- Оставь. Меня. В покое. – Надменно. Высокомерно. Копируя интонации того, по чьей милости он, Том, сейчас вынужден гнать от себя Криса. Криса, который стал так нужен. Так необходим. Как кислород. Сильнее, чем кислород.
- Зачем? – обида, детская, беспомощная обида в потускневших вдруг глазах Хемсворта. – Зачем ты?
Он никогда не отличался словоохотливостью. Все, что хотел сказать, Крис прекрасно транслировал взглядом, жестами, всем телом. Он правда не был таким уж плохим актером, каким Том посчитал его сначала.
- Хочешь, чтобы я ушел? – Крис справился с эмоциями, загнал обиду поглубже. – Да только вот я не верю, понял? Я же все вижу. Всю твою мелкую душонку, Хиддлстон! Думаешь, ты можешь мне указывать? Думаешь, ты сказал, и я побежал, как собачонка? Хрен тебе, ясно? Я по твоей указке на задних лапках плясать не буду!
Хемсворт опять наступал. Нависал скалой над Томом. Теснил к стене его же собственного дома. И остановился, только когда Хиддлстону отступать было некуда — позади стена, впереди Крис. Он посмотрел по сторонам — как-то беспомощно, как будто бы уже не надеясь сбежать, но отчаянно надеясь, что каким-то чудом ему это удастся.
- А ну не зыркай глазищами! – рявкнул Крис. – Смотри на меня! На меня, слышишь?
И вцепился пальцам и в подбородок, зафиксировал, заставил посмотреть себе в глаза.
- Мне надоело это твое мозгоебство! – пусть грубо, пусть. Плевать Крис хотел. Не до расшаркиваний. Он знал, стоит ему сейчас отпустить своего совенка, и случится что-то… Что-то совсем непоправимое. Крис видел, как того потряхивало. Ощутимо так, хоть он и пытался скрыть, пытался в очередной раз спрятаться под маской надменности, но Крис видел — там, под маской, съежившийся и потерявшийся, его совенок больше всего на свете хочет, чтобы именно сейчас его не отпускали.
- Мне надоело, что ты постоянно меня гонишь! – чуть мягче, чтобы не перегибать палку. Ему не хотелось орать на Тома. Не хотелось его пугать. Только не Тома. Только не после того, как его, по ходу, не один год только и делал, что запугивал этот ублюдочный граф.
- Мне надоело, что ты пытаешься играть в героя там, где это неуместно, – совсем тихо, и накрыть ладонью щеку, погладить большим пальцем скулу, второй рукой окольцевать запястье, держать, нежно, но крепко. Пусть привыкнет. Пусть… приручается.
- Мне надоело, что ты все носишь в себе. Я хочу знать, что у тебя здесь, – коснуться пальцами высокого лба, нежно разгладить скорбную складку между бровями. – Вот здесь, в твоей шибко умной голове. Я был у Магнуса, Том, я же тебе говорил. Я знаю, что сделал Джеймс. Что он сделал с тобой. И не только с тобой…
- Ты знаешь не все, – тихо отозвался Том, судорожно хватаясь за ладонь Криса, переплетая пальцы.
- Так расскажи мне! – рвануть на себя дрожащего Тома, укутать в объятия, укачивать, как маленького, успокаивать. Пока того не перестанет колотить. Что с тобой сделали? Как ты допустил, чтобы с тобой такое сделали?
- Я… – Том никак не отвечал на попытку Криса обнять. Просто позволял обнимать себя. Его руки безжизненными плетьми висели вдоль туловища.
- Я никогда не обижу, Том! – заглянуть в глаза. Пусть смотрит. Пусть видит. Пусть знает. – Никогда не обижу, хороший мой!
Том молчал. Что он мог ответить? Рассказать Крису все, как есть? Все без утайки? Признаться в том, что совершил? Не обидит он! О, нет, ты не обидишь, ты слишком… Слишком справедлив, чтобы обижать того, кто уже и так обижен дальше некуда. Но ты будешь презирать.
Одно это — увидеть презрительно сжатые губы, отвращение в ярко-голубых глазах — этого Том точно не перенесет. Поэтому сейчас, вот прямо сейчас надо собрать в кулак всю свою решимость и… Прогнать? Как прогнать, если Крис ясно дал понять, что не уйдет? Сказать, что не нужен? Как убедить Хемсворта в чем-то, если он сам все за них двоих решил. Чертов упрямец! Как можно его переупрямить?
 
- Мы поговорим завтра, – последняя попытка промолчать. Если сейчас ему удастся спровадить Криса, то завтра, возможно, они не увидятся. Если все пройдет так, как Том задумал, завтра он будет сидеть в кабинете инспектора Мартинссона и писать признательные показания. Если все пройдет так, как он задумал, завтра Джеймса арестуют. Завтра. А должны были давно, и арестовали бы давно, если бы не его, Тома, подленькая трусость.
- Нет, мы поговорим сейчас! – спорить с Хемсвортом, это все равно что спорить с куском гранита. Бесполезно и тяжело.
- Крис…
- Слушай меня… Слушай! – он по-прежнему крепко прижимал к себе Тома, обдавал теплым дыханием шею. Это успокаивало. И тревожило одновременно. – Я понимаю, этот ублюдок Четвинд-Толбот запугал тебя до усрачки. Я и сам боюсь, если честно. Но я говорил — разберемся. Что бы Джеймс не сделал, мы…
- Не Джеймс, – покачал головой Томас.
- Что? – вскинулся Крис.
- Не Джеймс сделал. Не он. Я.
И только бы выдержать взгляд, еще секунду назад такой ласковый, такой теплый. Сейчас во взгляде Хемсворта было непонимание и настороженность.
- Думаешь, я боюсь за тебя? Глупый-глупый Крис! – Том покачал головой еще раз, с досадой закусил губу. – Ты так и не понял, да ты и не мог понять. Я же просил! Я говорил тебе — не лезь в это! Не смей соваться туда, где тебе не место!
- Том, что ты… О чем ты вообще? – почти что испуганно спросил Крис. Как будто страшился того, что Том может ответить. Как будто бы, узнай он правду, это что-то сломало бы. Что-то, что — Хемсворт знал это абсолютно точно — было между ними. Между ним и его совенком. Что-то, едва родившись, могло сломаться от одного только признания Тома.
- Твоя беда, Крис Хемсворт, в том, что ты слишком уж хорошо думаешь о людях. – Тома перестало трясти. Решившись, он почувствовал себя увереннее. Сильнее. В конце концов, что он потеряет? Криса? А разве он у него когда-либо был? Разве их немногочисленные поцелуи, короткие ласки и одна неудавшаяся попытка заняться торопливым сексом что-то да значат? Почему-то Крис решил, что да. Почему-то Том решил, что все может быть. Они оба ошиблись. Они оба были дураками.
- А моя беда в том, что я слишком слаб. Или слишком труслив. Впрочем, это одно и то же. Знаешь, где я был сегодня после того, как ты не захотел меня?
- Это ты не захотел меня! – буркнул Крис.
- Я был сегодня в больнице…
- Что? В какой еще больнице? – удивился Хемсворт. Выглядел Том вполне здоровым. Разве что чересчур нервным.
- Ларри позвонил мне, когда я вышел из твоей гримерки. Его отца увезли на скорой. Сердце.
- Мне… Мне жаль, – не то чтобы Хемсворт и впрямь глубоко сочувствовал лысому хмырю, но все-таки отец…
- Мне тоже, – кивнул Том. – А знаешь, что привело мистер Спеллмана на больничную койку? Пара фотографий, подброшенных ему под дверь.
Крис все еще не понимал.
- Знаешь, что было на фотографиях? Его сын, занимающийся любовью с мужчиной.
- С тобой? – охнул Крис.
- Не со мной, нет, – махнул рукой Хиддлстон. – Мы с Ларри… Мы редко… В общем, мы с ним давно решили, что лучше быть друзьями, чем любовниками… Не важно.
- Я понял, это был не ты. Остальное — детали. Но я все еще не понимаю…
- Что ты не понимаешь, тупое ты создание? – выразительно закатил глаза Томас. – Отец Ларри, восьмидесяти трех лет от роду, человек старой закалки, нежно любящий двоих внуков — детей младшего брата Ларри — уверенный, что и старший сын однажды подарит ему внучат, вдруг получает фотографии, на которых его первенец трахается с мужиком. Теперь понимаешь?
 
- Ох… Ох, Том! – до Криса, наконец-то, дошло. – Мне и правда жаль…
- Да не жаль тебе, ты же знать не знаешь этого старика. А я-то знаю! Я же был у него в доме. Как друг его сына. Я поздравлял его с рождением внуков.