Давай возьмем паузу (СИ)

- Раньше я думал что вся та слава, что свалилась на меня тогда, когда мы с Джеймсом начали встречаться, пришла словно бы сама собой. Из ниоткуда. Что я на самом деле талантливый режиссер, и что мои спектакли на самом деле прекрасно поставлены… И… И это он. Это все он, Джеймс. Он покупал критиков и эфирное время на радио и ТВ. Он свел меня с продюсерами. С настоящими акулами. С такими, как Эмили. Ты знаешь, на что способна эта маленькая женщина? Да она…
- Да-да, не отвлекайся, речь не о ней, – напомнил Крис.
- Так вот я был счастлив. Целых четыре года я был так счастлив, что сам себя не помнил. У меня было все, о чем я даже мечтать не мог: я ставил спектакли в лучших театрах Лондона. Самые знаменитые актеры становились в очередь, чтобы только я прослушал их на роль. У меня был самый замечательный, самый потрясающий любовник. И ведь знаешь… Джеймс, наверное, и впрямь любил меня. Черт его знает, сейчас… Глядя на все это наше с ним счастье сейчас, я, наверное, не покривил бы душой, если бы сказал, что это не просто тщеславие, не просто желание поиграть со мной, с восторженным мальчиком, двигала им тогда. Так продолжалось четыре года.
- А потом? – как-то кисло спросил Хемсворт. И потянулся за чашкой начавшего остывать чая. Хотелось запить, залить чем-то эту вязкую кислоту, которая стояла в горле.
- А потом… – Хиддлстон опять замялся, – потом я стал принимать это все, как должное. Я стал заносчив. И я как будто бы прозрел. Когда влюбленность становится обыденностью, начинаешь подмечать в любовнике такое, на что ранее закрывал глаза. Его надменность. Его постоянное стремление уколоть, унизить того, кто от него зависит. Его водитель. Его слуги. Официанты в ресторанах, в которые он водил меня. Он обращался с ними… Да он их за людей не считал. И думал, что прав. Просто потому, что его пра-пра-пращур имел какие-то там заслуги перед Короной. Потому что его имя вписано в золотые страницы Thepeerage*.
- Такие мудаки не только среди аристократии встречаются, – возразил Хемсворт.
- Но дело не только в этом, – продолжил Хиддлстон, – дело в том, что было еще что-то, то, чего я не замечал, не хотел замечать. Например, режиссер, который мог бы составить мне конкуренцию в получении очередной награды, вдруг попадался на чем-нибудь эдаком… К примеру, его заставали папарацци в какой-нибудь гостинице в объятиях нежного юноши, и хорошо, если этому юноше было хотя бы восемнадцать лет. Понимаешь?
Крис только рот разинул от изумления.
- Ну, что ты, Хемсворт? Разве для тебя это такая уж неожиданность?
Нет, неожиданностью это не было. Крис прекрасно знал, что их среда — шоубизнес — тот еще серпентарий. Только вот его самого это не касалось. Это все происходило с кем-то другим: это других подставляли вот так, с купленными проститутками, это других полоскали в соцсетях за какие-то невинные прегрешения, это не его, а других возвышали, а потом топили. Он и не думал раньше, как сказочно ему повезло.
- Я не сказал бы точно — Джеймс пытался держать меня в стороне от своего бизнеса, но я не слепой. И не глухой. Я слышал, что произошло с одним из его конкурентов. Я видел, как бывшего партнера Четвинд-Толбота, партнера, который почему-то стал мешать, однажды вывели из его собственного дома в наручниках — по всем каналам тогда показывали, парня обвиняли в неуплате налогов. Я все это видел. И не хотел замечать. Понимаешь?
Крис кивнул головой. Когда настолько очарован кем-то, то не хочешь замечать гнилую суть обожаемого тобой человека. Вот он, Крис, сейчас правую руку отдал бы, только бы не знать то, что ему предстоит узнать о Томасе, которым он так некстати очаровался.
- А потом я застал его с другим. Вот просто так банально и обыденно. Не я первый, не я последний. Мне изменили. И, наверное, изменяли все это время. Но я по привычке предпочитал ничего не замечать. Я как страус прятал голову в песок, и как петух распускал перья. Я был таким идиотом!
- И что? Что ты сделал? Когда понял, что он… – Крис хотел подойти, сесть рядом, обнять, может быть. Но не двинулся с места. Тронь он сейчас Тома, и кто знает — сорвется еще в истерику. Потом клещами из него правды не вытащишь.
 
- Я заявил ему, что ухожу, – похоже, что скатываться в истерику Томас не собирался. И на том спасибо. – У меня как будто бы шоры упали. И когда это случилось, мне вдруг стало страшно. Как я живу? С каким человеком? Я не хотел дальше так. Но Джеймс мне не позволил. Он тоже, как и ты, считал меня своим.
- Я не… Я не он! – в сердцах выкрикнул Крис.
- Я знаю, Крис, знаю, – мягко улыбнулся ему Томас и продолжил: – Тогда я баловался травкой. Знаешь, мы все чем-то да баловались. Кто-то, как я, чем полегче, кто-то чем потяжелее. Театр… Это такой гадюшник на самом деле!
Хемсворт фыркнул. Он-то знал не понаслышке — кто не употребляет, тот пьет, кто не пьет, тот употребляет. Он и сам не дурак был раньше выпить да выкурить косячок. Если бы не Индия Роуз… Только дочь… И еще необходимость поддерживать физическую форму. Вот он и держался. Где это видано — обкурившийся Тор?
- Я ушел от Джеймса. Перевез свои вещи. Да и вещей-то было… – Том помолчал, встал, чтобы налить им с Крисом еще чаю. – Это было тяжело. Знать, что то, что ты считал счастьем, на самом деле… Да я и сам не знаю, как это назвать. Все-таки счастлив я был. Но сейчас это все…
- Испоганено, – помог ему Крис подобрать слово.
- Точно! – согласился Хиддлстон и вернулся на свой диван. – В тот день я был в клубе… Знаешь, в Сохо… Неважно! Я тогда здорово укурился. И на грудь принял не слабо. Кажется, я хотел кого-то снять. Кажется, кто-то хотел снять меня. Клуб накрыли. Наркоконтроль или как там эта служба называется. У меня в кармане нашли пакетик героина. Я в жизни не употреблял героин! Я тогда чуть в штаны не наделал. Знаешь, когда тебя сажают в автозак и сковывают запястья браслетами — кто хочешь обделается...
- Я знаю, – усмехнулся Крис. И Том усмехнулся в ответ. – Выходит, нам с тобой не впервой сидеть в каталажке.
- Тогда меня вытащил Джеймс, – Хиддлстон, как будто бы о чем-то задумавшись, помолчал немного, прежде чем продолжить. – Уж не знаю, как он это сделал, но у этого ублюдка папаша до фига высоко залез в структуры. И вытащить такого обдолбанного идиота, как я, для него, возможно, ничего не стоило. Дело закрыли. Вернее, его и не открывали. Или открыли… Но я… Я не знаю даже, Крис! Я подписывал какие-то бумаги. Те, которые мне говорили подписать адвокаты Джеймса. А после меня выпустили. Ни суда, ничего. Я оказался чист.
- И должен этому ублюдку! – со злостью сжал кулаки Хемсворт.
- Крис, мне светило пожизненное, если бы доказали, что я намеревался продать наркотик. Конечно я был благодарен Джеймсу.
- И как долго? Как долго длилась твоя… Благодарность?
- Не очень долго, – поморщился Том. – Джеймс и сам понимал, что у нас все… Что я с ним исключительно потому, что… Это было не столько противно, сколько… Как будто бы этот ублюдок меня купил. Но ведь так оно и есть. Он как будто заново подарил мне жизнь.
- Чтобы окончательно ее испортить? – вскинулся Хемсворт.
- Я сам все испортил, – покачал головой Том. – Никто не заставлял меня шляться по клубам и курить дурь.
- С этим не поспоришь, – признал Крис.
- Но все было уже испорчено. Так, как раньше, больше не было. Да и я уже, видимо, не был нужен Джеймсу так, как раньше. Он просто не хотел отпускать от себя свою игрушку. Однажды мы поговорили, и я попытался объяснить ему, что вместе нам хуже, чем по отдельности. И он вроде признал это и отпустил. А через месяц на меня напали.
 
- Боже, Том! – охнул Хемсворт.
- Ты спрашивал, откуда я знаю инспектора Валландера. Так вот он вел дело о нападении. Я не сказал, что узнал тех парней, когда их арестовали. Не сказал потому, что когда я пришел в себя в больнице, то первым, кого я увидел, был будущий граф Шрусбери. Который четко дал мне понять — одно мое слово, и я из больницы отправлюсь прямиком в тюрьму по обвинению в хранении и распространении наркотиков. По тому самому делу, от которого он меня отмазал.