Смертник в серой шинели. Трилогия

– Убить? 
– Победить. Для этого не обязательно убивать. 
– Круто! Это надо, действительно, быть мощным мужиком! Так этот воин и сейчас там? 
– Нет. Когда сюда приходили инглизы, они взорвали стену – искали сокровища. Ничего не нашли, только старые кости и поржавевший меч. С той поры и не стало покоя в этих местах... 
Так... если до моей башки что-то доходит, то доходит быстро! Дед, что, решил меня вместо того бедолаги приспособить? И ведь не убегу, тут в кишлаке с полсотни бойцов, да во дворе десяток! А мой автомат у дверей остался. 
– Ты всегда был воином? 
– Нет. Я вообще-то в фотоателье работал... 
Пайшанбе что-то долго переводит Рахмону. Тот удивленно поднимает брови. 
– Художником? 
– Ну... не совсем. Ты же видел фотографии, небось, и сам снимался не раз? Вот и я так. С фотоаппаратом. 
Дед опять молчит какое-то время, размышляет. 
– Ты подумал о других. Тех, кого никогда не видел и ничего о них не знал. Это – достойный поступок. Так поступают смелые и сильные воины. 
Согласно киваю. А какого ещё ответа он от меня ждёт? 
– Будь нашим гостем сегодня. Ничего не опасайся и не хватайся за свое оружие. Тебе здесь ничего не грозит. Каждый мужчина нашего рода отдаст свою жизнь за то, чтобы с тобою ничего не случилось.
Войдя в дом, который мне отвели на ночлег, присаживаюсь возле очага. Дома здесь устроены интересно. Глинобитные, с вкраплениями валунов и сучьев, стены. Толстые, иногда почти по метру. Вход в дом, как правило, один. В большой центральной комнате расположен очаг и стоит тандыр – печка, в которой пекут лепешки. Пара таких лепешек и шир-чай – вот и весь рацион на день. И только вечером тут готовят что-то более основательное. 
Так вышло и на этот раз. 
Стоило нам с Пайшанбе войти, как симпатичная молодая девчушка положила на расстеленную скатерть несколько лепешек и поставила две пиалы. Отдельно, на обыкновенной фаянсовой тарелке, лежали несколько картофелин и приличный шматок мяса. 
Однако! 
Мясо тут едят... нечасто, в общем. Не по праздникам, но уж точно – не каждый день. А уж картошка... одним словом – деликатес. 
Мардонаев берет чайник и плескает мне на дно пиалы немного шир-чая. 
Вам такую штуку пробовать не приходилось? Много потеряли... 
Делают его так: варят в чайнике заварку. Именно что – варят. Пока все не отдаст. Второй раз её уже не заварить. Потом в этот, с позволения сказать, чай, кидают зелень – всё, что во дворе растет. Добавляют кусочки сала, корешки какие-то. Солят и кладут сахар. Всё – можно пить. Если сможете, конечно. 
А что мало наливают – так это обычай такой. Налили много – пей и проваливай! А уважаемому человеку плеснут совсем чуток – некуда спешить дорогой, сиди и наслаждайся. Если таким напитком можно насладиться... В первый раз я чуть не проблевался с непривычки. Чифир с солью и жиром... это, знаете ли...тот ещё букет ароматов. Но ничего, выдержал. Потом уже так не колбасило. Хотя, откровенно говоря, т а к мало никому из нас ещё никогда и нигде не наливали... 
– Слушай, Пайшанбе, а что твой дед хотел узнать? – спрашиваю я у Мардонаева. 
– Он не мой дед. Он о ч е н ь старый. Даже не прадед! 
Ну да, тут народ долго не живёт. Вот эта милая девчушка – будет такой лет до двадцати. В двадцать пять у неё уже трое-четверо детей, в тридцать – уже пожилая женщина. В сорок – почти старуха. А до пятидесяти тут дотягивают немногие. Мужчинам не лучше. Так что, если деду лет восемьдесят... или больше. 
– А всё-таки? 
– Когда он узнал про бой около крепости... 
– Около блокпоста! 
– Блокпост стоит там сколько? А крепость – более пятисот лет! Уйдете вы, уйдут другие – она останется. 
– Ну, если так... тогда, да – ты прав. 
– Он долго меня расспрашивал. Но я и сам знал немного. Тогда Рахмон и попросил тебя привезти. 
– Зачем? 
– Дед не сказал. Он мудрый, ему ведомо многое... то, что нам знать не дано. 
После ужина, Пайшанбе поднимается на ноги. 
– Пойду я. Вот эта девушка будет с тобою ночью, – он кивает в сторону девчушки, которая подавала нам еду. – Будь с ней ласков. 
– Э-э-э... но... 
Не то, чтобы я был против! Женского общества мне не хватало, как... в общем, сильно не хватало. Но, чтобы, вот так? Да ещё с местной девицей? Утром поставят перед фактом – женись! 
Заметив мою растерянность, Мардонаев улыбается. 
– Так велел Рахмон! Он сказал – у неё будет ребёнок. От тебя. Мальчик. Ты не сможешь остаться здесь сам, пусть это сделает за тебя твой сын. 
– Но... я... это как-то неожиданно! 
– Так уже бывало и раньше. Мы все – потомки воинов, оттого нас никто и не поработил до сих пор. А воины... они были разные. Сейчас – это будешь ты. 
– А... девушка эта, она как... 
– Её тоже выбрали не сразу. У вас будет всего одна ночь, и мы не могли допустить ошибку. Лейна будет очень стараться... Постарайся и ты. 
Наутро Рахмон вышел меня проводить. Взял меня за руку и какое-то время её ощупывал, закрыв глаза. 
Потом подозвал Мардонаева и что-то ему сказал. 
– Дед говорит – твой путь ему неясен. Он не видит тебя художником. Ты – воин. И им останешься. 
– Да ладно... Отслужу – и на гражданку! 
– Твоя война всегда будет за твоим плечом. Твоя судьба – защищать своей грудью слабых. 
Эк, он завернул! Но обижать, доброго, в общем-то, деда не хочется. Поэтому, согласно киваю. 
– Ну, раз такое дело... будем стараться соответствовать! 
– В трудную минуту полагайся на свое сердце. С тобой не будет никого, с кем ты смог бы посоветоваться. И только сердце сможет тебе подсказать – не голова. Оно не обманет. 
Рыкнув мотором, грузовик выруливает на улицу. В зеркале заднего вида на секунду мелькает тонкая девичья фигурка около дома. 
Лейна! Она не вышла нас провожать. Наверное, им это здесь не положено. 
А я подарил ей на память тонкую серебряную цепочку от крестика. Больше у меня ничего не было... 
– И ты больше её не видел? – спрашивает меня Мирна. Она всё время, пока я рассказывал, тихой мышкой сидела рядом, прижимаясь щекою к моему плечу. 
– Нет. Никого из них я больше не встречал. Нас вскоре перевели из тех мест, и дальнейшая моя служба протекала далеко от их кишлака. 
– Но, как же так? Ведь у неё мог расти твой сын?! 
– Такая в то время была обстановка... Если бы я хоть кому-нибудь рассказал о том, что у нас с ней произошло... можно было нехило огрести. Увидеть её мне всё равно никто бы не разрешил, а добраться туда в одиночку... шансов было мало. Шла война, и мы были не самыми желанными гостями в тех краях. 
– Но ведь этот... Пайшанбе, он ведь относился к тебе хорошо? Мог бы и помочь. 
– Для этого его надо было сначала отыскать. Там всё сложно... не так, как ты думаешь. Я не раз вспоминал об этом случае. Не знаю... возможно всё вышло так, как говорил дед Рахмон. И у Лейны действительно родился ребёнок. Но ведь дед мог и ошибиться? Тебе ли не знать, насколько это сложно и непредсказуемо? 
– Всё равно... – не соглашается сероглазка. – Не увидеть своего сына... это плохо. 
Ну и как её разубеждать? Тем более что и сам думаю так же. Нежно поглаживаю Мирну по голове, и она затихает, прижавшись ко мне. 
Барон неслышно встаёт и выходит из комнаты... 
Наутро, спустившись во двор, встречаю около башни Лексли. Словно оправдывая название своего подразделения, он, развалившись на лавочке, греется под лучами солнца. 
– Балдеешь? – плюхаюсь я рядом. 
– Беру пример с тебя! Ты-то всю ночь нежился на чистых простынях! А я в седле трясся. 
– И как? Оно того стоило? 
– Да. Увидев мой шеврон, барончик, как ты говоришь, раскололся. До самой задницы! За все эти фокусы надо сказать спасибо Одноглазому! Кстати, барон сотрудничает с ним давно!