Атлант расправил плечи

– Не хотите ли вы сказать, что он упорствует в своем бунтарстве?

– Джим, это еще слишком мягко сказано!

– Была надежда, что обстоятельства научат его мудрости.

Она забавлялась, не давая ему понять, что ей все уже ясно.

– О да, – невинным тоном изрекла Лилиан, – будет прекрасно, если что-нибудь заставит его измениться.

– Он сам усложняет свое положение.

– Как всегда.

– Но обстоятельства делают нас более… гибкими, рано или поздно.

– Я слышала много мнений о нем, но слово «гибкий» никогда среди них не звучало.

– Что ж, времена меняются, и люди вместе с ними. В конце концов, согласно законам природы, животные должны приспосабливаться к окружающей среде. Я сказал бы, что способность к приспособлению – одна из характеристик, наиболее востребованных в настоящее время законами, продиктованными отнюдь не природой. Мы живем в очень непростое время, и я не хотел бы видеть, что вы страдаете вследствие его непримиримой позиции. Как друг, я не желал бы видеть вас в опасности, в которой он непременно окажется, если не научится сотрудничать.

– Как это мило с вашей стороны, Джим, – любезно проворковала она.

Он скупо и осторожно цедил слова, балансируя между смыслом и интонацией, чтобы достигнуть нужного градуса недоговоренности. Он хотел, чтобы она поняла, но поняла не до конца, не до самого глубинного смысла; сама суть современного языка общения, которым он владел в совершенстве, заключалась в том, чтобы не позволить никому понять все и полностью.

Ему не понадобилось много времени, чтобы раскусить мистера Уизерби. Во время своей последней поездки в Вашингтон он вдалбливал ему, что снижение тарифов на железной дороге нанесло бы ей смертельный удар. Повышение заработной платы разрешили, но требования урезать тарифы по-прежнему раздавались в прессе, и Таггерт понимал, что это означает, раз мистер Моуч позволяет газетам шуметь. Это значило, что нож по-прежнему приставлен к его горлу. Мистер Уизерби не ответил впрямую на его уговоры, но заявил, будто размышляя вслух:

– У Уэсли так много проблем. Если он станет каждому давать передышку, то, выражаясь финансовым языком, должен будет ввести в действие некую чрезвычайную программу, о которой у вас весьма смутное представление. Но вам известно, что за шум поднимут непрогрессивные представители страны. Например, такой человек, как Риарден. Мы не хотим, чтобы он выдал еще одну фигуру высшего пилотажа. Уэсли много дал бы тому, кто сможет поставить Риардена на место. Но боюсь, это никому не под силу. Хотя я могу и ошибаться. Вам, Джим, лучше знать, ведь Риарден некоторым образом ваш друг, он приходит к вам на приемы и все такое…

Глядя через стол на Лилиан, Таггерт произнес:

– Я обнаружил, что дружба – самая надежная вещь в жизни, и кажется, я доказал вам это.

– Но я никогда в этом не сомневалась.

Он произнес тоном зловещего предостережения:

– Я считаю, что во имя нашей дружбы должен вам сказать, хоть и под большим секретом, что позиция вашего мужа обсуждается в верхах. Уверен, что вы понимаете, о чем я.

«Вот за что я ненавижу Лилиан Риарден, – думал Таггерт, – она знает игру, но ведет ее с такими неожиданными выкрутасами. Это совершенно против правил – то посмотрит на меня изумленно, то рассмеется прямо в лицо, то вдруг, после всех этих слов о том, что она ничего не понимает, попадет точно в десятку».

– Но, дорогой, разумеется, я понимаю, что вы имеете в виду. Вы хотите сказать, что цель этого роскошного завтрака вовсе не одолжение, которое вы намерены мне сделать, а услуга, которую вы хотите получить от меня. Это вы попали в беду и решили использовать оказанную мною помощь для сделки там, в верхах. И еще это означает, что вы напоминаете мне об обещании отплатить добром за добро.

– Представление, которое он устроил на судебном процессе, нельзя назвать платой добром за добро, – злобно огрызнулся Джим. – Вы мне совсем не это обещали.

– Да, совсем не это, – миролюбиво признала Лилиан. – Но, дорогой, я и сама догадываюсь, что после такого поведения в суде он не приобретет популярности в верхах. Вы что, действительно считали, будто из большой любезности должны сообщить мне это под большим секретом?

– Но это правда. Я слышал, как обсуждали его поведение, и подумал, что должен вам об этом сообщить.

– Я знаю, что это правда. Я знаю, что его будут обсуждать. Я знаю также, что если бы с ним хотели что-то сделать, то сделали бы это сразу после процесса. Господи, как им этого хотелось! Поэтому мне ясно, что он – единственный из вас, кто сегодня вне опасности. Я знаю, что они его боятся. Теперь вы видите, как хорошо я понимаю все, что вы имеете в виду, дорогой?

– Если вы думаете, что понимаете меня, я должен сказать, что, со своей стороны, не понимаю вас вовсе. Не понимаю, что вы делаете.

– Я просто хочу назвать все своими именами, дабы вы поняли, как сильно я вам нужна. А теперь скажу правду: я не обманула вас, просто моя попытка все устроить не удалась. Его поведение в суде стало для меня еще большей неожиданностью, чем для вас. У меня были веские причины не ожидать ничего подобного. Но что-то пошло не так. Не знаю, что именно. Я пытаюсь это выяснить. Когда выясню, сдержу свое слово. И вы будете вправе сказать своим высоким друзьям, будто это вы лично его обезоружили.

– Лилиан, – нервно сказал Джим, – именно это я имел в виду, когда сказал, что готов предоставить вам доказательства своей дружбы, поэтому, если я могу для вас что-нибудь сделать…

Она рассмеялась.

– Ничего. Я знаю, о чем вы. Но вы ничего не можете сделать для меня. Никакого одолжения. Никаких сделок. Я действительно не деловой человек, мне ничего от вас не нужно. Вам не повезло, Джим. Вам придется рассчитывать на мою благотворительность.

– Но зачем тогда это вам самой? Что вы от этого получите?

Улыбаясь, Лилиан откинулась на спинку стула:

– Этот завтрак. Возможность увидеть вас здесь. Знать, что вам пришлось прийти ко мне.

Злой огонек вспыхнул в глазах Таггерта, потом глаза медленно сузились, и он тоже откинулся назад. Его лицо расслабилось, на нем теперь отражались насмешка и удовлетворенность. Даже опираясь на свой сумбурный, не сформулированный, грязный кодекс ценностей, он смог осознать, кто из них больше зависит от другого и заслуживает большего презрения.

Когда они расстались у дверей ресторана, Лилиан отправилась в номер Риардена в отеле «Уэйн-Фолкленд», где время от времени останавливалась в его отсутствие. Почти полчаса она задумчиво мерила комнату шагами. Потом решительным жестом взяла телефонную трубку, позвонила в заводскую контору и спросила мисс Айвз, когда ожидается приезд Риардена.

– Мистер Риарден прибудет в Нью-Йорк завтра поездом «Комета», миссис Риарден, – учтиво сообщила мисс Айвз.

– Завтра? Чудесно. Мисс Айвз, не могли бы вы оказать мне любезность? Позвоните Гертруде и скажите, чтобы она не ждала меня дома к обеду. Я переночую в Нью-Йорке.

Положив трубку, она посмотрела на часы и позвонила флористу отеля.


– Говорит миссис Генри Риарден. Я хотела бы заказать две дюжины роз в купе мистера Риардена в поезде «Комета»… Да, сегодня, когда «Комета» прибудет в Чикаго… Нет, никакой карточки не нужно, только цветы… Благодарю вас.

Поговорила она и с Джимом Таггертом.

– Джим, не могли бы вы прислать мне пропуск на ваши пассажирские платформы? Хочу завтра встретить мужа на вокзале.

Поколебавшись между Бальфом Юбэнком и Бертрамом Скаддером, она выбрала Бальфа Юбэнка, позвонила ему и назначила встречу за ужином в варьете. Потом приняла ванну, почитывая журналы, посвященные проблемам политэкономии.

Позднее ей позвонил флорист:

– Из нашего чикагского офиса пришло сообщение, что они не могут поставить цветы, миссис Риарден. Мистера Риардена в «Комете» нет.

– Вы уверены? – переспросила Лилиан.

– Совершенно уверены, миссис Риарден. Наш человек выяснил на вокзале Чикаго, что купе на имя мистера Риардена не забронировано. Мы проверили в нью-йоркской конторе «Таггерт Трансконтинентал», и там нам сказали, что среди пассажиров «Кометы» имя мистера Риардена не значится.

– Понимаю… Тогда снимите заказ, пожалуйста… Спасибо.

Нахмурясь, она минуту посидела у телефона, потом позвонила мисс Айвз.

– Извините, пожалуйста, я спешила и была немного рассеянна, ничего не записала, и теперь не уверена в том, что вы мне сказали. Так мистер Риарден действительно возвращается завтра? На «Комете»?

– Да, миссис Риарден.

– Вы не слышали, не будет ли задержки рейса, не изменились ли у него планы?

– Нет. Я около часа назад говорила с мистером Риарденом по телефону. Он звонил с чикагского вокзала и сказал, что должен торопиться на поезд, потому что «Комета» отправляется.

– Понятно. Спасибо.

Едва положив трубку, Лилиан вскочила на ноги. Она ходила по комнате нервным, напряженным шагом. Потом пораженная внезапной мыслью остановилась.

Существовала только одна причина, по которой мужчина мог зарегистрироваться под чужим именем, – если он путешествовал не один. Ее лицо медленно расплылось в удовлетворенной улыбке: о такой возможности она могла только мечтать.

Стоя на платформе Терминала, у середины состава, Лилиан осматривала пассажиров, высаживавшихся с «Кометы». Губы сложены в полуулыбку, глаза, оживленные искрой возбуждения, перебегают с одного лица на другое, как у школьницы. Она предвкушала, какое будет выражение у Риардена, шагающего рядом с любовницей, в тот момент, когда он увидит Лилиан на платформе.

Она с надеждой всматривалась в каждую привлекательную молодую женщину, сходящую с поезда. Это оказалось нелегким делом: платформу затопил мощный поток пассажиров, следовавших в одном направлении, и рассматривать отдельных людей стало трудно. Фонари скорее мерцали, чем освещали, прорезая маслянистые густые сумерки узкими лучами света. Лилиан приходилось прилагать усилия, чтобы устоять против невиданного напора движения.

Вид Риардена вызвал у нее шок: Лилиан не заметила, как Хэнк сошел с поезда, и вот он уже шел прямо к ней откуда-то с дальнего конца состава. Он был один. Шагал своей обычной деловитой походкой, сунув руки в карманы пальто полувоенного покроя. Рядом с ним не было ни женщины, ни другого попутчика, только носильщик поспешал следом со знакомым чемоданом.

Не в силах поверить в неудачу, разочарованная Лилиан лихорадочно пыталась отыскать в толпе хоть какую-нибудь женскую фигуру. Она была уверена, что угадает, на ком остановил свой выбор Риарден. Ничего похожего на глаза не попадалось. И здесь она рассмотрела, что последним в поезде прицеплен частный вагон, а у его ступенек, разговаривая с каким-то вокзальным служащим, стоит женщина. Не в норке и вуалетке, а в простом спортивном пальто, только усиливавшем несомненное изящество стройной фигуры хозяйки железной дороги и вокзала Дагни Таггерт. И тут Лилиан Риарден все поняла.

– Лилиан! Что случилось?

Она услышала голос Риардена, почувствовала, что он сжал ее руку, увидела, с какой тревогой он смотрит на нее, словно на вестницу несчастья. Хэнк сразу заметил бледность жены и испуганное выражение ее лица.

– Что случилось? Что ты здесь делаешь?

– Я… Привет, Генри… Я просто пришла встретить тебя… Никакой особенной причины… Просто захотелось тебя встретить, – страх исчез с лица Лилиан, но говорила она странным, безжизненным голосом. – Захотелось увидеть тебя, просто порыв, которому я не смогла противиться, потому что…

– Но ты… у тебя больной вид.

– Нет… Может, голова немного закружилась, здесь такая давка… Я не могла не прийти, потому что вспомнила о тех днях, когда ты был рад меня видеть… Минутная иллюзия, чтобы утешить себя… – она произносила слова, как давно заученный урок.

Лилиан понимала, что нужно говорить, пока рассудок не охватил всего значения сделанного ею открытия. Слова были частью ее плана, который она хотела применить, когда встретит Риардена после того, как он обнаружит в своем купе розы.

Нахмурившись, Риарден молча пристально смотрел на нее.

– Я скучала по тебе, Генри, я знаю, о чем говорю. Но не надеялась, что для тебя это все еще что-то значит, – слова не подходили к напряженному выражению ее лица, губы повиновались с трудом, глаза по-прежнему смотрели мимо Риардена, на платформу. – Я хотела… я просто хотела сделать тебе сюрприз… – на ее лицо вернулось выражение сметливости и проницательности.

Риарден взял ее за руку, но она отдернула ладонь – пожалуй, слишком резко.

– Ты ничего не хочешь мне сказать, Генри?

– Что ты хочешь от меня услышать?

– Тебе ужасно не нравится, что твоя жена пришла на вокзал встретить тебя? – она снова глянула на платформу: Дагни Таггерт шла в их сторону, но Риарден ее не видел.

– Пойдем, – предложил он.

Лилиан не двинулась с места.

– Тебе не нравится? – еще раз спросила она.