Дань псам. Том 2
Часть 70 из 116 Информация о книге
Нимандр хотел пойти следом, но Клещик ухватил его за руку и повернул к себе. – Хватит, – хмуро сказал Клещик; к ним подошли Ненанда и Десра. – Нимандр, мы хотим знать, что происходит. Заговорил Ненанда: – Она не просто так упала – держишь нас за дураков, Нимандр? – Не за дураков, – ответил тот и помедлил. – Но вам придется изображать дураков… еще какое-то время. – Ведь это он убил ее? Нимандр заставил себя посмотреть Клещику в глаза, однако ничего не ответил. Ненанда вдруг зашипел и развернулся к стоявшей рядом Аранате. – Ты же чуяла что-то? Она подняла брови. – Зачем ты это говоришь? Ненанда уже был готов обрушиться на нее, но Араната не дрогнула; лицо Ненанды исказила беспомощная гримаса, и он отвернулся от всех. – Он был сам не свой, – сказала Десра. – Я чувствовала: он… равнодушный. Она, конечно, говорила про Чика. Они же в самом деле не дураки, все они. И все же Нимандр ничего не сказал. Он ждал. Клещик не выдержал взгляда Нимандра, посмотрел на Десру и отступил. – Дураки, ты сказал. Мы должны изображать дураков. Ненанда снова повернулся к ним. – Что ему надо от нас? Чего он вообще хотел? Тащил за собой, как щенков. – Он уставился на Десру. – То и дело валил тебя на спину, чтобы развеять скуку, – а теперь что ты говоришь? Что ему надоело отвлекаться. Прекрасно. Она не подала виду, что эти слова ее ранят. – С самого его пробуждения, – сказала она, – скука его больше не заботит. – Потому что, – добавил Клещик, – он все еще нас презирает. Да, я понял, о чем ты, Десра. – Тогда зачем мы ему? – продолжал настаивать Ненанда. – Зачем мы ему нужны? – А может, и не нужны, – сказал Клещик. Молчание. Нимандр наконец заговорил: – Она допустила ошибку. – Сцепилась с ним. – Да. – Он отступил от Клещика и посмотрел на ожидающий их спуск. – Меня никто не слушает. Я говорил ей не лезть, оставить все в покое. – То есть оставить все Аномандру Рейку. – Нет. – Нимандр снова повернулся к Клещику. – Слишком многое нам неизвестно. Мы не знаем, что там в Черном Коралле. А может, они уязвимы. Мы не знаем ничего. И опасно полагать, что кто-то другой может все исправить. Теперь все уставились на него. – Ничего не изменилось. Если он даст хоть малейший намек, первыми должны будем действовать мы. Мы выберем поле боя, правильное время. Ничего не изменилось – вам понятно? Все кивают. И у всех, кроме Аранаты, странное, беспокойное выражение лица. – Я непонятно объяснил? Клещик моргнул, словно в удивлении. – Все совершенно понятно, Нимандр. Нам ведь пора идти, как думаешь? Что… что случилось в эти мгновения? Ответа не было. Нимандр неловко двинулся по тропе. Остальные зашагали следом. Ненанда придержал Клещика и прошипел: – Но как, Кле? Как он это сделал? Мы ведь уже чуть не… ну, не знаю… а потом вдруг раз – и он просто, он просто… – Снова взял нас в руки, да. – Как?! Клещик только покачал головой, не в состоянии подобрать нужные слова – и для Ненанды, и для остальных. Он ведет нас. Таким способом, которого мы все не понимаем, – и не поймем. Я смотрел ему в глаза и видел такую решимость, что не мог сказать ни слова. У него нет сомнений? Нет, ничего подобного. У Нимандра сомнений столько, что он перестал их бояться. Относится к ним просто – как и ко всему прочему. В этом его секрет? В этом секрет величия? Он ведет нас. Мы следуем за ним – он снова взял нас в руки, и мы все стояли, ощущая внутри то, что он дал нам: решимость, волю идти дальше – и мы покорились. Или я слишком заморачиваюсь? А мы просто дети, и все, что происходит, – глупые, бессмысленные детские игры? – Это он убил Кэдевисс, – пробормотал Ненанда. – Да. – И Нимандр ответит. Да. Крысмонах сидел на корточках в грязи и смотрел, как вереница новых паломников тянется к лагерю. Поначалу их внимание было приковано к самому кургану – императорскому выкупу небывалого богатства, но затем, когда они подошли ближе к дряхлым руинам, можно было разглядеть на их лицах замешательство, словно до них доходят какие-то намеки. Почти все промокли насквозь от дождя, чувства отупели от долгого, мучительного путешествия. Непросто пробудить в них беспокойство. Крысмонах наблюдал, как обостряется их внимание по мере того, как подробности проступают через мрак, туман и дым. Труп ребенка в канаве, гниющие кучи одежды, сломанная колыбель, на которую уселись четыре ворона, нависнув над неподвижным узлом пеленок. Тропа к кургану заросла сорняками. Все не так, как должно быть. Кто-то, возможно, и отправится восвояси – те, у кого здоровый страх заразиться. Но очень многих паломников привела отчаянная жажда – духовная потребность; именно из-за нее они прежде всего стали паломниками. Потерянные, они хотели найтись. Многие ли устоят перед первой чашей келика, долгожданного напитка, нектара, который уносит… все? Может быть, многие, даже больше, чем среди тех, кто пришел раньше, – видя нарастающие признаки упадка, разложения всех человеческих качеств, которые ценил сам Искупитель. Крысмонах смотрел, как пришедшие колеблются, даже когда среди них появились еще не окончательно спившиеся келикоголики, предлагая каждому кружку мерзкого пойла. – Искупитель напился пьян! – бормотали они без конца. Нет еще. Но к тому идет, у Крысмонаха не было сомнений. И вот тогда… он чуть повернулся и поднял взгляд на высокую узкую башню, возвышающуюся над городом в тумане. Нет, отсюда ее не разглядеть, в такую угрюмую погоду, но он чувствовал ее глаза, вечно открытые. Да, он знал эту проклятую драконицу из прошлого и прекрасно помнил ужас, когда она пролетала над верхушками деревьев Чернопесьего и Моттского лесов, помнил опустошительную силу ее атак. Если Искупитель падет, она набросится на лагерь, на курган, на всех и все. Будет огонь – огонь, который не требует топлива, но пожирает всё. А потом явится сам Аномандр Рейк, шагая через руины с черным мечом в руках, чтобы забрать жизнь бога – ту жизнь, какая останется. Дрожа от сырости, Крысмонах встал и завернулся в поношенный дождевик. Наверное, Градитхан уже разыскивает его – хочет знать, что видели бесчисленные пары глаз Крысмонаха в городе; хотя докладывать было нечего. Тисте анди ни на что не годны, впрочем, как и всегда, если только их не подталкивает необходимость. Кроме того, Крысмонах проснулся с сильной головной болью и с тупой пульсацией за глазами – из-за погоды росло давление в пазухах носа. И даже крысы в лагере вели себя пугливо и странно, бежали прочь, когда он пробовал подманить их силой воли. Встречаться с Градитханом не хотелось. Тот превратился из скептика в фанатика пугающе быстро, и если раньше Крысмонах легко мог понять его, то теперь недоумевал. И боялся. Легче всего можно было избежать встречи с Градитханом, отправившись в Черный Коралл. Слишком горьким благословение тьмы было для почитателей сейманкелика. Он побрел, увязая по лодыжки в грязи, – такова теперь тропа, ведущая к Покрову. Где-то поблизости внезапно взвыла кошка, и Крысмонах вздрогнул, почувствовав, какая паника охватила всех крыс в пределах досягаемости его сознания. Дрожа, он продолжил путь. Через мгновение Крысмонах понял, что кто-то идет за ним следом, – видимо, паломник, которому хватило мозгов убраться из лагеря и который теперь ищет гостиницу, позабыв все помыслы о спасении. «Ни один верующий не придет по своей воле». Так сказала Верховная жрица, Салинд, перед тем как Градитхан уничтожил ее. Крысмонах вспомнил, как смутило его это заявление. Больше он не удивлялся. Теперь он точно понимал, что она имела в виду. Поклонение, основанное на нужде, может вызвать только подозрение, поскольку покоится на эгоистичных помыслах. «Тот, кто хочет полную чашу, выпьет все, что в нее нальют». Нет, откровения нельзя достигнуть – ни сознательным самоотречением, ни медитацией. Оно приходит неожиданно, и даже некстати. «Не доверяй легко поверившему». Да уж, она была странной Верховной жрицей. Он вспомнил одну ночь, когда… Холодное лезвие ножа прижалось к его горлу. – Не шевелись, – прошептал голос за спиной, и Крысмонах не сразу осознал, что сказано было по-малазански. – Решил, что я не узнаю тебя, солдат? Ледяной пот заструился по горячей коже под шерстяной одеждой. Крысмонах прерывисто дышал. – Худов дух! Если собрался убить меня, так давай сразу! – Это очень соблазнительно, очень. – Ну так давай! У меня готово проклятие для тебя…