Искупление грехов

«Не надо им мешать — надо им помочь!» — прокомментировал голос.

Я посмотрел на мир другим взглядом, не понимая, что изменилось — и ещё сильнее закусил губу. Капля крови сорвалась, падая на руку, и я увидел искры, слившиеся в сплошной сияющий шарик. Я вспомнил, как, будучи ааори, снимал с себя оцепенение, кусая губу. Соотнёс это со словами Соксона о том, что открывает забытую дорогу — и безжалостно сжал челюсти. Алая кровь хлынула на подбородок, на грудь, на руки. Тонкая струйка, полная мудрости — моей мудрости. Моей жизни!

«Да ты, гляжу, выбрал изощрённый способ самоубийства — самому себя съесть! А-ха-ха-ха! Слушай, прекрати — ты просто не успеешь!…. Хо-хо-хо… Кхррр!.. Прекрати!».

Поздно, слишком поздно! Эти искры слушались меня, как моё тело слушалось моих приказов до попадания в этот вонючий малый мир. Они впивались в руки, в ноги, в грудь, они закручивались вокруг меня коконом — отсекая всё лишнее, всё стороннее. И я снова обрёл власть над телом.

«Остановите его! Быстрее!».

Рыбаки побросали снасти и кинулись ко мне. Кто с ножом, кто с дубинкой. Но это было уже совсем не дело. Вернув приспущенные штаны на место, я закинул копьё в крепления на спине, вытянул короткий меч, поднял щит и встретил самого быстрого коротким ударом в живот. Рыбак сложился, и я уже прыгнул к следующему. Но тот развернулся и дал стрекача. Остальные нападающие тоже не стали испытывать судьбу и отошли. Не убегали, но и не приближались.

«Ну же!.. Как мне найти своих, как выйти отсюда?» — отчаянно подумал я.

«Вот тебе и верные слуги, — вздохнул голос в голове. — Ладно, сейчас придут куда более расторопные».

Дорога! Дорога была прямо под моими ногами. Она выходила из воды и упиралась в лес. Сначала я почувствовал её, а потом, разворошив ногой гнилую листву — увидел воочию. Я побежал к лесу, но деревья не хотели меня пускать. Они смыкали стволы, образуя сплошную стену. Я рубанул по ближайшему стволу, и из него хлынула чёрная жидкость, по запаху — один в один кровь.

«Эй! А ну-ка прекрати это! Слышишь ты, хулиган! — голос в моей голове стал тревожным. — Прекрати рубить лес! Это нельзя!».

— Пошёл бы ты!!! — заорал я, распаляясь всё больше и в остервенении рубя по стволам. — На «не-язык», чтоб тебя!

«Ну я тебе…».

Голос не договорил, но и так стало ясно, что скоро я столкнусь с местным хозяином мирка. Я стал рубить ещё активнее и даже не сразу почувствовал удар в спину. Один из рыбаков, набравшись смелости, подкрался и ткнул меня ножом. От страха, правда, попытался пробить доспех — не обратив внимания на незащищённые участки. Но тут вопрос настойчивости. Я резко обернулся и врезал ему по лицу. Противник оказался совсем молодой, недавно ещё подростком был — а теперь пытается выслужиться перед страшным хозяином, рассчитывает на милость. Выступившая на его губе после моего удара кровь мерцала искрами мудрости как поток бриллиантов.

Понимая, что делаю что-то настолько неправильное, что буду стыдиться этого всю жизнь, я схватил парня за плечо, подтянул — и полоснул по горлу. Без жалости, без сожалений — принёс его в жертву своей свободе. Кровь, мерцая мириадами искр, плеснула на лес. Но в последний момент я добавил в искры второй известный мне узор — пламя. Я никогда не тренировал его, никогда не пробовал сам — но искры слушались с такой лёгкостью, что всё получилось. Полыхнуло так, что в лесу выжгло просеку. Меня отбросило на несколько шагов, раскалив металлические части доспеха. Там где он не прикрывал ткань одежды — нити начали тлеть. Рыбаки с криками кинулись прочь.

А на другом берегу реки раздался такой рёв, от которого у меня душа ушла в пятки. Не поднимаясь, прямо на четвереньках, как зверь, я рванул по просеке, стараясь не потерять дорогу, но та прорезала лес прямо — как стрела. Поднялся я шагов через десять — просто осознав, что так будет быстрее. Рванулся вперёд, слыша, как трещат позади стволы деревьев. Уже не разбирая, есть под ногами дорога — или нет, я вывалился в новый мир.



Зелёное небо, жёлтая каменистая пустыня. Камни жёлтые, скалы жёлтые, песок — тоже жёлтый. Тусклое солнце, будто пробивающееся через пелену туч, лёгкий ветерок. И никого вокруг. Но я — счастлив. Я вырвался, я — смог! Я смеялся и плакал, вспоминая парнишку, которому перерезал горло ради своей свободы. Да, тот пытался меня прирезать — но и он не заслужил, чтобы жизнь его в последний момент была принесена в жертву. Он и так натерпелся в малых мирах, наверняка сам боялся алхимика ещё больше меня. Но я не мог сидеть и ругать себя. Не имел права. И парень, и я — сделали свой выбор. Он ткнул ножом — потому что мог. А я — перерезал горло и воспользовался мудростью. Тоже потому что мог. На ноги!

«Свои, я ищу своих! Здесь есть мой боец?» — я снова метался взглядом по окружающей странной земле. И, наконец, почувствовал, куда надо идти. Идти уверенно, без страха и сомнений. Если я смогу вывести своего бойца на то место, где я стоял — мы сможем уйти. Но страха и сомнений быть не должно.

Я стоял и приводил мысли в порядок. Без страха, без сомнений. Вокруг может твориться всё что угодно — может бушевать ураган, гореть пламя — но я должен перестать бояться. Должен перестать сомневаться. Прирезал щенка — он сам нарвался. Я бы рубил стебли, пока не пришёл алхимик, я бы прорывался через заросли с мечом в руке! Он сам пошёл на свою жертву. Не всё ли ему равно, использовал ли остатки его силы кто-то ещё? Или просто дал истекать кровью? Всё равно! Сомнений — нет! Я сделал то, что должен был сделать… Так надо!

Первый шаг в нужном направлении.

«Куда бы их ни раскидало, что бы с ними ни происходило — я их всех найду! Всех! А потом — вернусь в посёлок и прирежу Кадли. Как скотину! Ножом — по горлу! Р-р-раз! И нет боцмана у Стефана Катуавра!» — мысли помогали двигаться без страха, злость не давала сомневаться. Сейчас по жёлтому песку шёл не Шрам. По жёлтому песку шёл смелый, решительный, хитрый и предусмотрительный Стефан Катуавр — капитан далёкого мира. Тоже я. Другой я. Сволочной и самоуверенный я! Вот какой я! Даже походка изменилась. Так ходят моряки, сошедшие на берег после долгого плавания.

Пустыня стелилась под ногами, тусклое солнце катилось к горизонту, а впереди показались тёмные точки. Вскоре я понял, что вижу бегущего человека, за которым гонится несколько странного вида существ. Широкие головы, полная пасть зубов, поджарые тела. Человека я опознал — Одноглазый.

— Сюда! Одноглазый! — заорал я, вытаскивая меч. — Сюда!

Тот послушался, сменил направление и побежал ко мне.

— Шрам! Беги! Беги от этих тварей! — кричал он, приближаясь.

— Да щаз! — ответил вместо меня Стефан Катуавр, поднял меч и полоснул по руке.

Кровь заструилась по лезвию, повергнув Одноглазого в ступор. Твари в два прыжка приблизились, а моё тело само рвануло вперёд, нанося быстрый и точный удар по морде ближайшей из них. Визг и скулёж были ответом на такое обращение. Зеленоватая кровь взметнулась в воздух.

— Да ты что — не боишься? — удивлённо вскрикнул Одноглазый, прячась мне за спину.

— Нельзя бояться! Нельзя сомневаться! Надо рубить! — орал я. — Руби их, боец!

Одноглазый выхватил меч и неуверенно врезал по башке одной из зверюг — та только отмахнулась. Меч Одноглазого даже шерсть не срубил. Тварь обернулась ко мне и зарычала.

— Режь руку, дурень! Режь! Смелее, увереннее! — продолжал надрываться я, выполняя смертоносный танец.

Одноглазый резанул руку — и уже куда шустрее саданул по ближайшей из противниц. Земля рядом окрасилась зелёным.

— А-а-а-а! — закричал боец, присоединяясь ко мне и мстя за пережитый страх. — А-а-а-а!

Я даже в образе Катуавра мечом хуже пользовался, а Одноглазый — вот, пожалуйста, рубит направо и налево. Твари выдержали нашу атаку ещё несколько минут, а потом развернулись и начали убегать огромными прыжками.

— Так их!.. — Одноглазый хрипло дышал и улыбался. — Догоним?

— Не время! — возразил я. — Надо дойти до выхода и искать остальных.

— Боишься? — рыкнул боец.


— Вот я тебе сейчас как дам! — грозно предложил я, но тот весело захохотал.

— Где тут выход, Шрам?

— А где тут мои следы? — ответил я вопросом на вопрос.

Следы нашлись. Едва заметные на твёрдой каменной крошке, но шёл я по прямой — не сворачивая. Не успело местное светило закатиться за горизонт, а мы уже забрались на нужный холмик, с которого я и начал своё путешествие.

— Ну вот! — радостно провозгласил я.



— Что ну вот? — голос Пятнашки. — И что ты тут делаешь?

— Пришёл за тобой, — ответил я, тряхнув головой и отгоняя безумного Катуавра прочь.

Мы были в селе. Село это стояло у горелых останков деревянного моста через Аирену. На той стороне возвышался во всей своей призрачной красоте Линг. Где-то там скрывается сердце этих странных миров и глава всех алхимиков — самый сильный из них. Пятнашка стояла в нескольких шагах от меня и Одноглазого. Стояла рядом с несколькими телами обнажённых девушек и плакала.

— Я не могу, — тихо ответила она. — Уже не могу.

«Я должен её вытащить! Я могу — как?».

— Что произошло? — спросил Одноглазый.

— Мне нельзя было выходить из круга, — тихо ответил девушка. — А он насиловал их… Насиловал и убивал… Одну за другой. Я не выдержала. Не могу пошевелиться. Прости, Шрам…

— Извинения — это хорошо, но я пришёл не для того, чтобы уходить без тебя, — ответил я как можно мягче. — Условие всё то же — нельзя покидать круг.

Круг был выложен камнями — совсем небольшой, четыре шага. Сзади дохнуло ветерком.

— О-па! Ну наконец-то люди разговорчивые, — раздался голос Ша-арми. — Как вы с ним вообще общаетесь?

Я обернулся — сзади появились Ша-арми и Молчок.

— Впрочем, он и молча нас сюда как-то дотащил, — признался Ша-арми.

Молчок ухмыльнулся и ткнул печально в круг.

— Да, — кивнул я. — Из круга выходить было нельзя.

Я снова посмотрел на Пятнашку, и наши глаза встретились. В её взгляде читалось отчаяние и мольба. А ещё где-то в глубине билась надежда, что всё получится. Вдалеке раздалось старческое бормотание, и Пятнашка вздрогнула.

— Это за мной… Помогите!..

Двигаться она не могла. Только говорить. И даже о помощи просить ей было страшно — я это почувствовал.

— Пятнашка, у тебя мазь есть? — спросил я.

Она моргнула и удивлённо кивнула.

— У меня есть и бинты и мази, — сказал Ша-арми. — Так не ранен же вроде никто…

— Давайте сюда пояса! — приказал я, начиная вытягивать свой.

Бойцы послушались. Бормотание старика стало ближе. Но и в моих руках появилась лента из поясов, шагов восемь длиной.

— И? — спросил Одноглазый.

Я молча ткнул пальцем на топорик Молчка. Небольшой топорик с острым концом, как у кирки, на другой стороне. Тот понял без слов, вытащил оружие и протянул мне — а потом помотал головой и протянул руку.

— Только аккуратно, — попросил я, протянув ленту из поясов. Тот только ухмыльнулся, пропустил ремень под наручем, зажав топорик в руке и шагнул из круга. — Да чтоб тебя!

Я еле успел схватиться за другой конец ленты. Боец сделал пять шагов, вытянул руку, подтянул Пятнашку и одновременно — оттянул бок ее нагрудника, просунув топор и заклинив его так, будто зацепил крюком. Ещё секунду — и он застыл. Но дело было сделано. Лентой из ремней были сцеплены Молчок и Пятнашка — а другой конец ленты был у меня в руках.

— Что такое? — раздалось с соседней улицы.

— Тяните!.. — крикнула Пятнашка, выводя всех, оставшихся в круге, из оцепенения. — Тяните же!

Я потянул — со всей силы, роняя на землю и Молчка, и Пятнашку. Не обращая внимания на то, что тяну их лицами по земле. Через мгновение ко мне присоединились Одноглазый и Ша-арми. Я увидел алхимика, когда Молчок и Пятнашка, крича на все лады, сплёвывая землю и подгоняя нас, были дотянуты до границы круга. Это, несомненно, был алхимик — потому что изменил он себя так, как врагу не пожелаешь. Шесть рук — две из плеч, две из лопаток, две из живота — маленькие ножки и детородный орган немалых размеров. А над плечами круглая голова с сальными глазками.

— Моё!.. — ревела тварь, приближаясь. — Моё!..

— Заходи в кружок, дружок! По-родственному отвалю! — не менее яростно ответил ему Одноглазый — он единственный ещё мог говорить. Я и Ша-арми из последних сил тащили соратников по земле, только и успевая руками перебирать. И мы успели. Стоило Молчку и Пятнашке пересечь еле видимую черту круга, как подвижность вернулась.

— Старый насильник! — зарычала Пятнашка, рванувшись, но мы сумели её удержать. — Я тебя на куски порву, урод!