Катастеризм

– Незачем доводить до крайностей. Лучше головой подумай. Ты где там работаешь, сайты делаешь? Ну вот скоро будут роботы делать сайты без тебя, сами, то-то ты порадуешься, что у нас такого закона нет и никто право людей на труд не защищает.

– Во-первых, я делаю не сайты. Во-вторых, такого закона и в Америке нет, это какой-то болван предложил, чтобы в новости попасть. А в-третьих, это нормально. Профессии отмирают. Это называется «прогресс».

Раиса Павловна нахмурилась.

– А ты чего их так защищаешь? Может, тебя самого чипировали?

Мама ловко сдержала смешок.

Они с Раисой Павловной сидели за столом, но Дане не хотелось к ним присоединяться, поэтому он просто подпирал задом подоконник, стараясь не снести локтем одинокий, но горделивый кухонный кактус. И вот оттуда, сверху, ему непрошенно бросилось вдруг в глаза, насколько же у мамы жиденькие волосы по сравнению с Раисой Павловной. Может, то был парик – соседка Даню в конечном итоге интересовала не особо; а вот у мамы волосы в последнюю пару лет заметно поредели, виднелась даже будто бы плешь – и у женщин иногда бывает.

Даня поспешно отвёл глаза.

Беседа, впрочем, после этого как-то расстроилась. Раиса Павловна ещё порассказывала о том, что никто ведь не может знать, какие там сигналы посылает тебе в голову вставленный чип, какая на нём на самом деле программа и кому это надо – и, кстати, почему это всё так дёшево, если так продвинуто, и как ей жаль, что Миша пал жертвой этого дела. Но былого задора в речах её не осталось, и минут через двадцать, так и не допив вино, она засобиралась.

– Насчёт денег не переживай, Анюта, отдашь, когда сможешь, – сказала она в коридоре ровно таким голосом, чтобы звучал он тихо, но Даня услышал. – Сумма, я понимаю, серьёзная. Слава богу, что есть возможность поддержать, не чужой всё-таки человек, да? Очень важно, чтобы рядом люди были.

– Да, конечно, – бормотала в ответ мама, – спасибо тебе большое, Раиса.

– И с возвратом не волнуйся, я подожду. Не спеши. Здоровье в нашем возрасте – это главное…

Даня едва дождался, пока она отщёлкнет все замки и уплывёт. Вышел в коридор.

Деревянные рога у зеркала топорщились, будто возмущённые всей этой сценой.

Поймав Данин взгляд, мама поёжилась, как-то вся подобралась и с нарочитой бодростью махнула рукой:

– Ну что? Наконец-то почаёвничаем вдвоём?

– Мам, ты занимаешь у Раисы деньги?

– Данечка… – она бездумно ухватилась за хвостик висевшей рядом пухлой папиной куртки. – Ты пойми правильно, не хотелось тебя тревожить. Тебе надо думать о своей жизни, а мы уж как-нибудь сами…

Есть великая несправедливость в том, что дети редко помнят родителей молодыми и сильными; обычно в память впечатываются уже зрелые их годы, да и то – рваньём и обломками. Запах папиных сигарет и свитер с прилипшим листом брусники. Мамины мягкие руки и сумка, которую она подпирает коленом в поисках бумажника. Движения и голоса. Смех и гитара на кухне, когда полагается спать.

Из всех этих обрезков Дане всё никак не удавалось собрать целых людей, и поэтому на студенческих фото родители казались ему немного ненастоящими и чужими.

И всё же он знал, что глаза у мамы – синие, как июльское небо.

Но если так, то кто эта маленькая женщина с белым водянистым взглядом, женщина, что моргает и волнуется лишь о том, как бы поскорее закончились неловкие расспросы?

– Хорошо, – тихо сказал Даня, – как хотите. Хотя я мог бы вам – не подарить, так одолжить… но ладно, ладно. – Он набрал полную грудь воздуху и где-то там, на дне лёгких, сумел-таки отыскать улыбку. – Надеюсь, это хоть на великие дела?

– На важные, – мама жестом предложила им вернуться на кухню и завозилась с новым чайником. – Доктор нам с папой прописал лекарство… недешёвое, да ещё и не достанешь так просто, только по предзаказу. Пришлось импровизировать. Ты не обижайся, ладно?

– Ладно, – Даня сел и покрутил в пальцах пустую салфетницу.

Раньше мама никогда не оставляла её пустой.

В вакансиях это называют «внимание к деталям».

– Я вообще по поводу нашего дела, – сменил тему Даня. – Ну, в полиции. Они мне тут ответили.

– Да? – оживилась мама. – И что там?

Там было, откровенно говоря, тухловато. То есть формально жаловаться было не на что: когда Даня отнёс в участок записи с видеокамер, их тут же присовокупили к делу, а ему даже сказали спасибо, но вот после этого началось привычное «ждите ответа в установленные сроки». Любые официальные обращения полиция обязана обработать в течение двадцати рабочих дней и прислать ответ электронной почтой, что, разумеется, означало, что между любыми двумя актами коммуникации с ними ровно двадцать дней и проходило.

После чего ты получал стандартное письмо о том, что новой информации по делу нет.

Сперва в Дане кипел злой задор. Смотреть видео было скучно – зато как интересно оказалось гуглить, что ещё он может сделать! Нанять частного сыщика? Предать дело огласке? Вылить историю в социальные сети было бы и разумно, и полезно: если уж это не поможет отыскать мошенника, то хотя бы предостережёт других потенциальных жертв, – но в итоге рука не поднялась.

Он представил, как поёжится папа, когда про это прочитает.

Даня размышлял даже о вигилантизме – и нагуглил несколько экзотических вариантов, которые помогли бы ему отыскать преступника самостоятельно. А что? Он, в конце концов, не дурак же какой! Вот, например, программа, помогающая отличать поддельные товары от настоящих дорогих брендов (опираясь, разумеется, на массивы данных и нейросети). Что, если прогнать через неё скриншоты с тех самых видео, где можно более-менее разглядеть одежду подозреваемых? Не появится ли полезной информации? Или вот нашёл он слухи об одной любопытной конторе…

Но человек, вроде бы в конторе работавший, ему не ответил. Программа с одеждой стоила дорого, а результата не гарантировала. Всплыли другие дела, что-то закружилось – и, откровенно говоря, в последний месяц Даня и вовсе успел подзабыть о расследовании. Гнев выветрился, брешь в бюджете залаталась, а в мире происходили куда более интересные вещи; поэтому неожиданное уведомление от полиции застало его врасплох.

– Они просят предоставить NanoSound – ну то есть «мошеннически проданный контрафактный товар» – в качестве вещдока, – сказал Даня. – Не спрашивай, почему только сейчас.

Мама водянисто моргнула.

– Зачем им?


– Да шут их знает. Может, хотят разобраться, где эту хрень произвели.

Сырой мартовский воздух из форточной щели бурлил о тёплый кухонный, и занавеска взволнованно подрагивала, как кот, прицеливающийся в заоконную птичку.

Занавеску эту давно не стирали.

Мама залила чайник, но почему-то не оборачивалась, а вместо этого внимательно перебирала специи на полке рядом с плитой.

– Мам?

– А это обязательно? Ну, отдавать им NanoSound?

– Если хотим, чтобы мошенника поймали, то да, наверное, – удивлённо ответил Даня. – А что, вы его выкинули?

– Не совсем. – Мама всё же обернулась – с виноватой, глуповатой улыбкой. – Данечка, ты только не сердись, но… знаешь, папа им пользуется.

Занавеска вздрогнула, как вовремя оборванная струна.

– Инструменты свои на него вешает?

– Ну ладно тебе, – мама покрутила на пальце кольцо. – Мы решили – всё равно уж потратили деньги, чего теперь? Почему б не попробовать? И выяснилось, что папе так хорошо помогает…

– Мама, это кусок вибрирующего пластика. От чего он может помогать?

– От суставов. И не только… – она замялась, а потом вдруг решительно вскинула на него глаза. – Знаешь, ты очень категорично судишь. И не все, кто с тобой не согласен, обязательно дураки. Откуда ты так точно знаешь? Ты же не врач!

– Зато я учил школьный курс физики! – возмутился Даня. – И ты, кстати, тоже! Или что, в твоё время там не рассказывали, что нанозвуков не существует?

– А что, разве в школе всегда дают последние научные знания? Мы тоже не болваны! Я почитала про нанозвук в интернете – и нашла статью, где пишут…

– Да чего уж только в интернете не пишут! Мне напомнить тебе, что на заборе тоже? И где, скажи мне на милость, была эта статья? В рецензируемом научном журнале? Или на сайте, который заказали сами производители этого несчастного NanoSound’а?

– Ну совсем-то за дурочку меня не держи, – скрестила руки на груди мама. – В журнале. Автор – академик Карпов, член Академии наук, и вот он писал…

– Про нанозвуки? – перебил Даня. – Отличный академик. Академики, между прочим, тоже разные бывают. Почётные, например. Или как Лайнус Полинг… человек получил две нобелевки, а потом поехал крышей и принялся лечить рак аскорбинкой. Всякое в жизни случается.

– Вот именно, всякое случается. И ты даже не видел эту статью! А судишь.

– Ну не бывает же так, чтобы одно волшебное средство лечило и сосуды, и суставы, и чёрта в ступе! Золотые горы обещают только аферисты. Включи здравый смысл!

– Здравый смысл не всегда работает в научных вопросах. И потом, в мире же есть универсально полезные вещи. Умеренные физические нагрузки, например, улучшают работу почти всех систем. Организм – штука сложная, в нём всё взаимосвязано…

Даня в отчаянии вскочил.

– Мам, ну не нужна мне научная статья, чтобы знать, что «нанозвук» – это бредовый оксюморон! И тебе не должна быть нужна! Ты же образованный человек, с каких пор ты такая… такая… Раиса?

Губы у неё не вздрогнули, и в глазах ничего не заблестело. Но после этой фразы мамин взгляд вдруг сделался каким-то скучным, будто между ней и Даней продёрнули душевую занавеску – почти прозрачную, но всё же ворующую тонкости мимики.

И Дане, конечно, тут же сделалось стыдно.



А что, действительно, делать человеку в этом информационном океане? Любой истине, даже самой зловредной; любой теории, даже самой абсурдной; любому тезису и любому постулату где-нибудь да найдётся подтверждение. Половина из них – откровенное враньё, ещё и циничное, треть – добросовестные заблуждения, а ещё осьмушка – просто горячечный бред.

Но знание – паскудный уроборос, оно вцепилось в собственный хвост и не отпускает. Нельзя верить любой статье, которую встречаешь в интернете. А как оценить, верить вот этой, что попалась тебе на глаза, или нет? Для этого нужна компетенция, то есть нужно самому хоть частично разбираться в соответствующей области. А как получить компетенцию? Читать правильные статьи.

Верить только научным журналам? И в них порой попадают нечистоплотные мерзавцы, шарлатаны и ангажированные исследования. Так что даже их лучше бы читать внимательно и осторожно.

Бриллиант лучше всего прятать в слюдяной шахте.

«Как ты мог! – восклицаем мы, глядя на отца, или друга, или незадачливого коллегу. – Как ты мог поверить в такую чепуху? В нанозвуки? В гипнотизм? В гуморы? В планету Нибиру? В планету Плутон? В пользу витаминов? В то, что динозавры ходили лысыми? Как ты мог поверить? Как ты мог? Где твой сверкающий скепсис?»

И так мы стыдим его, делая вид, будто отличить правду от лжи, отсеять ошибки и заблуждения легко. В большинстве стран мира не признают болезнь «вегетососудистая дистония» – но, чёрт побери, почему твоя мать должна усомниться в диагнозе, если его поставил человек в белом халате?

Почти всю историю человечества знания были уделом избранных; сегодня они доступны каждому. Но не каждый отращивает себе орган навигации.

Это не значит, что с чужим невежеством нужно просто мириться.

Но можно же посмотреть на него с сочувствием.



– Это тебе, – робко сказала мама, протягивая коробку. – Помнишь, ты хотел. Говорил, что у всех уже есть, ты один остался.

Это был брелок для ключей – добрая носатая медведица глядит на толстозадого медвежонка, а по телам их узорами нейронов бегут линии созвездий. Ursa Major и Ursa Minor. Две медведицы. Мать и – положим, в данном случае всё-таки сын.