Любовь, жизнь и далее по списку

– Не сказал бы.

Я вздохнула.

– Ты безнадежен.

Он вытянулся, чтобы заглянуть в мой блокнот.

– Это и все вопросы? Ты закончила копаться у меня голове?

– Нет. Еще один.

– Ладно.

Я всмотрелась в его глаза.

– Чего ты боишься?

Он громко захохотал, запрокинув голову. Когда он закончил, улыбка все еще держалась на его лице, и он сказал:

– Ты думала, теперь я смогу ответить?

Я улыбнулась, слегка расстроенная.

– Нет, но попробовать стоило.

Он ткнул мою сумку носком.

– Ты принесла полотенца? Или вкусняшки?

– И то и другое.

Он протянул руки, и я бросила ему полотенце, а следом и батончик с гранолой. Он откинулся назад на камень, скомкал полотенце и подложил его под голову.

– Знаешь, ты единственная, с кем я могу вот так спокойно сидеть.

– В каком смысле?

– В том смысле, что я люблю быть в движении. Не могу сидеть без дела. Но тебе это так хорошо удается, что и я совсем не против.

– Так хорошо удается что? Сидеть без дела?

– Ты неправильно меня поняла.

– Да ладно?

– Я просто говорю, что ты умеешь расслабляться. Это был комплимент.

Я толкнула его ногу.

– Тебе нужно поучиться делать комплименты.

Он прыснул и распаковал батончик.

– Я знаю.

Я снова раскрыла блокнот и начала зарисовывать цветы, которые пробивались сквозь трещины в скале.

– Почему ты так думаешь?

– Что я не умею делать комплименты?

– Нет. Что ты не можешь сидеть спокойно?

– Я могу. Ты посмотри на меня. У меня степень в дзене. – Он жадно укусил батончик и медленно его разжевал.

– Ты боишься заскучать? Боишься показаться скучным? – Я ткнула в него пальцем. – А-а-а, я поняла. Ты боишься оставаться наедине с собой.

Он схватился за переносицу.

– Ау, вот и наступила болезненная часть копания-в-моем-черепе.

– Значит, да? – Я не могла сказать точно, почему мне так упорно хотелось отыскать его страх. Я маскировала это желание списком и расплатой за ужасающую поездку на квадроцикле, но часть меня понимала, что это не все.

– Нет, – ответил он. – Я бесподобная компания. Жизнь со мной – сплошная вечеринка.


Я продолжила рисовать. Занятие оказалось бессмысленным и только удостоверяло меня в мысли, что у Купера не было страхов. Пора было сменить тему разговора.

– Как дела у сестры? Она все еще расстроена из-за золотой рыбки?

– Уже нет. Теперь она уговаривает маму завести птичку.

– Она движется вверх по цепи питания. Мило.

– Ты будешь показывать ту картину мистеру Уоллесу?

– Пока нет.

– Тебе осталось нарисовать еще одну?

– Нет. Точнее, не совсем. Если считать ее рыбку, я закончила пятую вчера вечером, но с той картиной что-то не так.

Он замычал.

– Ты преувеличиваешь.

– Нет. У меня еще есть время.

Пару секунд Купер доедал свой батончик в тишине. Вдали от нас волны разбивались о скалы, и вода через заводи подбиралась к нам. Пройдет пара часов, и место, где мы сидели, накроет приливом.

– Что случилось с Эллиотом, Эбби? Мы так и не поговорили об этом.

– Что значит «что случилось»? Мы повеселились на вечеринке. Или ты теперь ждешь приглашение на свадьбу?

– Он тебе не понравился?

– Кто тебе такое сказал? – В протесте мой голос взлетел на октаву.

– Я сам вижу. Мне казалось, ты хотела встречаться с художником.

– Откуда ты знаешь, что он художник?

– Он мне сказал.

– Когда?

– Не знаю.

Я закрыла блокнот и выпрямилась, но Купер остался в своем полулежащем положении.

– Я думала, до ресторана вы не были с ним знакомы.

– Все правильно, – подтвердил он.

– Во второй раз вы встретились на вечеринке. – Меня заполняло недоумение.

– Ага, но, может быть, я как-то приглашал его к себе.

– Зачем?

– Я хотел знать, с кем собирается гулять моя подруга.

Я ударила его полотенцем.

– Не приглашай к себе, Купер. Не в таких случаях.

– Так почему он тебе не нравится?

«Он не ты», – хотелось мне сказать.

– Не знаю. Он славный. Мы останемся друзьями. – По крайней мере, я на это надеялась.

– Тебе не нужен еще один друг-парень.

Я сложила руки на груди. Мне непривычно было видеть такого серьезного Купера. Иногда мы с ним язвили друг другу, но почему это началось сейчас?

– Что, прости, это значит?

– Ты сама слышала.