Мистер

– Вскоре мы будем в Словении. А в Хорватии тебе опять придется залезть в багажник.

– Почему?

– Потому что на Хорватию не распространяется Шенгенское соглашение, и там есть граница.

Алессия бледнеет. Она ненавидит багажник, ей плохо в темноте.

– На заправке я купил батарейки для фонарика.

Алессия смотрит на Анатолия, и он ловит ее взгляд.

– Я знаю, что тебе это не нравится. Ничего не поделаешь. – Он вновь переводит взгляд на дорогу. – На сей раз это будет не так долго. Когда мы остановились в Дюнкерке, я подумал, что ты отравилась выхлопными газами.

Неужели Анатолий беспокоится о ней? Сегодня днем, в ресторане, он тепло с ней обращался.

– Что такое? – спрашивает он, вырывая девушку из раздумий.

– Я не привыкла к твоей заботе. Только к жестокости.

Руки Анатолия впиваются в руль.

– Пойми, когда ты ведешь себя не так, как должно, приходится принимать меры. Я ожидаю, что ты станешь традиционной гегской[22 - Геги – субэтническая группа албанцев, живущая в основном на севере Албании.] женой. Больше тебе ничего знать не нужно. Пожив в Лондоне, ты стала слишком своевольной.

Алессия молча поворачивается к окну и смотрит на сельский пейзаж, лелея свои страдания. День клонится к вечеру.



Наш самолет приземляется в Тиране без пятнадцати девять вечера по местному времени. Льет ледяной дождь. У меня и Тома лишь ручная кладь, так что мы идем прямо во вполне современный, хорошо освещенный терминал. Не знаю даже, что я ожидал увидеть, но это место похоже на любой маленький европейский аэропорт со всеми необходимыми удобствами.

Зато машина нас удивляет. Турагент предупреждала, что здесь не получится нанять машину представительского класса, вот и пришлось сесть за руль автомобиля незнакомой прежде марки – «дачия». Более примитивной машиной мне еще не доводилось управлять, хотя здесь имеется ЮСБ-порт, так что мы подключаем наши айфоны и можем пользоваться «Гугл-картами». Как ни странно, эта практичная и крепкая машина мне нравится. Том дает ей имя – Дейзи, – и после небольшой взятки парковщику мы уезжаем.

Вести машину под проливным дождем, по непривычной стороне дороги, в стране, где личный автомобиль был делом неслыханным вплоть до середины девяностых годов, – то еще приключение. Однако сорок минут спустя Дейзи и «Гугл-карты» довели нас в целости и сохранности до гостиницы «Плаза» в центре Тираны.

– Это было потрясно, – заявляет Том, когда мы останавливаемся у гостиницы.

– Точно.

– Хотя мне случалось водить и в гораздо худших условиях, – бормочет он, явно намекая на службу в Афганистане.

Я глушу мотор.

– Сколько еще, говоришь, до города девушки? – спрашивает Том.

– Ее зовут Алессия, – ворчу я, потому что уже раз этак в десятый называю другу ее имя.

И зачем я только позвал его с собой? Том всегда поможет в трудную минуту, но дипломатия – не его конек.

– Наверное, часа три.

– Прости, старик. Конечно же, Алессия. – Он стучит пальцем по лбу. – Все, запомнил. Надеюсь, дождь завтра уймется. Давай зарегистрируемся и выпьем чего-нибудь.



Машина останавливается, и лежащая в багажнике Алессия крепче сжимает фонарик. Они на границе с Хорватией. Алессия зажмуривается, укрывается с головой пальто Анатолия и выключает фонарик. Она не хочет, чтобы ее нашли. Она просто хочет домой. Раздаются голоса – спокойные и уверенные. Наконец машина трогается с места. Алессия облегченно вздыхает и снова включает свет. Вспоминается самодельный шатер из покрывал, в котором они сидели с Максимом и ночником-дракончиком. Сидели и разговаривали на его огромной, роскошной кровати, касаясь друг друга коленями… Эти воспоминания причиняют острую боль.

Вскоре «мерседес» останавливается, хотя двигатель продолжает работать. Миг спустя Анатолий открывает багажник. Алессия выключает фонарик и садится.

Они на пустынной сельской дороге, напротив смутно вырисовывается какой-то домишко. Задние габаритные огни подсвечивают лицо Анатолия красным, его дыхание облаком вырывается изо рта. Он похож на демона. Анатолий протягивает руку, и уставшая, закоченевшая Алессия принимает его помощь. Она спотыкается, и Анатолий дергает ее на себя.

– Почему ты такая колючая? – бормочет он ей в висок.

Удерживая ее за талию одной рукой, второй он оттягивает ее голову за волосы назад. Несмотря на холод, его дыхание горячее и тяжелое. Прежде чем Алессия понимает, что происходит, его губы впиваются в ее рот. Анатолий пытается просунуть внутрь свой язык, но Алессия сопротивляется, испытывая страх и омерзение. Она бьется в его руках и яростно извивается, пытаясь избавиться от хватки. Анатолий отстраняется и смотрит на нее, и Алессия, не рассуждая, дает ему хлесткую пощечину. Ладонь обжигает болью, однако Анатолий потрясенно отступает. Алессия хватает ртом воздух, вскипающий в жилах адреналин вытесняет страх, заменяя его злостью.

Анатолий смотрит на девушку, потирая щеку, и тут же бьет наотмашь по лицу – раз, другой… потом снова толкает ее в багажник. Алессия падает, ударяясь плечом, спиной и головой. Прежде чем она успевает запротестовать, дверца захлопывается.

– Останешься там, пока не научишься прилично себя вести! – кричит Анатолий.

Задыхаясь от гнева и смаргивая злые слезы, девушка хватается за ноющую голову.

Такова теперь ее жизнь.



Я отпиваю глоток «Негрони». Мы с Томом сидим в баре по соседству с гостиницей. Он вполне современный, стильный и уютный, а обслуживающий персонал дружелюбный и внимательный, причем не чрезмерно. К тому же они умеют смешивать чертовски хороший «Негрони».


– А здесь неплохо, – глотнув спиртного, заявляет Том. – Я ожидал увидеть коз и мазанки.

– Угу, я тоже. А здесь недурно.

Том внимательно смотрит на меня.

– Прости, Треветик, но я должен спросить. Почему ты это делаешь?

– Что именно?

– Ищешь эту девушку по всей Европе. Зачем?

– Из-за любви, – отвечаю я таким тоном, будто это сам собой разумеющийся ответ.

«Неужели не понимает?»

– Любовь?

– Ага. Ничего сложного.

– К своей горничной?

Я закатываю глаза. Ну, работала у меня Алессия уборщицей, и что? И по-прежнему хочет работать.

– Просто прими это как факт, Том. Я намерен на ней жениться.

Поперхнувшись, Том капает красной жидкостью на стол. А я в очередной раз недоумеваю, зачем взял его с собой.

– Ладно, Треветик, она хорошенькая, насколько я помню… но жениться-то зачем?

– Я люблю ее.

Он обескураженно качает головой.

– Том, если ты не набрался храбрости предложить Генриетте выйти за тебя замуж – а она просто святая, раз продолжает с тобой жить, – то не суди остальных.

В его глазах зажигается воинственный огонек.

– Слушай, старик, я был бы плохим другом, если бы не раскрыл тебе глаза на очевидное.

– А именно?

– У тебя горе, Максим, – на удивление спокойно говорит Том. – Ты не задумывался о том, что это внезапное увлечение – всего лишь один из способов облегчить боль после смерти брата?

– Кит тут ни при чем, и я не просто увлекся. Ты не знаешь Алессию. Она выдающаяся девушка. В моей жизни было много женщин, Алессия не такая, как все. Ее не волнует тривиальная хрень. Она умная, забавная и храбрая. А слышал бы ты, как она играет на рояле! Она гениальна, черт возьми!

– Правда?

– Да. Вот в чем дело. С тех пор как я встретил ее, я увидел мир в другом свете. И пытаюсь найти в нем свое место.

– Полегче, старина.

– Нет, это ты полегче, Том. Я нужен ей. Быть нужным – прекрасно, и она тоже нужна мне.

– Строишь отношения на взаимной нужде?

– Дело не только в этом, – скрипнув зубами, говорю я. – Ты сражался за родину, теперь у тебя доходный бизнес… А чего добился я?

– Ну, ты вот-вот займешь свое место в истории рода Треветик и сохранишь наследство для грядущих поколений.

– Знаю, – со вздохом говорю я. – Вот я и хочу иметь рядом ту, которой можно доверять. Которая любит меня и ценит не за деньги и титул. Я что, слишком многого прошу?

Том хмурится.

– Ты нашел такую женщину, – продолжаю я. – И теперь принимаешь ее как должное.

– Ты прав, – бормочет он и смотрит в свой бокал. – Я люблю Генриетту и должен поступить как подобает.

– Вот именно.

– Ладно, давай закажем еще по одной.

Том подзывает официанта для очередного заказа, а я задумываюсь – уж не придется ли мне столкнуться с недоверием в отношении Алессии со стороны каждого из моих друзей? И семьи?