Мне тебя обещали

Тогда у меня в жизни не было дел, которые я не мог выполнить. Они не тянулись за мной бесконечным шлейфом. Тогда все планировалось за пять минут, совершалось здесь и сейчас, на лету. Меня ничего не держит в большом городе.



Здесь больше никто не окликнет меня. Люди стали похожи на прочитанные книги. Редко кто идет за мечтой, отвоевывая ее у обстоятельств. Порядок человеческих действий прост, чаще всего эгоистичен и доведен до автоматизма. Здесь слишком много иллюзий, но и они не приносят успокоения. В них попросту увядаешь и становишься ничтожным винтиком в бесчеловечном механизме большого города.



Я так не хочу. Я за настоящее. С Водопад.





***


Выходные в четырех стенах. Перемещения из спальни в ванную, оттуда в кухню, потом обратно, в постель. Нам ничего не нужно, кроме нас двоих. Такой вполне логичный эгоизм, к нему приходишь, пережив неоднократно одни и те же эпизоды жизни, извлекая урок почему-то именно в последний раз. Больше не отдаешь всего себя людям. Отделяешь кусочек от того, чем можешь поделиться, протягиваешь его тому, кто достоин и по-настоящему нуждается.



Теперь мы вне хитроумных сплетений, нам некогда вникать в ситуации, итог у которых один — в очередной раз убеждаешься в тщедушности, скользкости большинства людей. Раньше подобные эпилоги оставляли неприятный осадок, не позволяя доверять, открываться, разделять. Сейчас все воспринимается как обычное дело и подтверждает в сотый раз убежденность, что доверять можно только тем, кто тебе доверяет. Лучше верить не тем даже, с кем прошел не одну дождливую дорогу, а тем, с кем у тебя совпадение по главным для тебя пунктам. Проверка временем нередко подводит. То, что связывает двух людей в настоящем, порой сильнее любых испытаний прошлого.



Она прокаливает специи на сковороде с толстым дном, предварительно измельчив их. Аромат семян черной горчицы, кумина, кориандра, мускатного ореха и паприки витают по дому, преображая пространство, придавая восточный колорит. Она готовит ужин в нашу честь. «Не надо никакой даты, повода. Просто пусть этот день станет нашим днем. Тридцатое августа. За два дня до осени».



Пока я спал, Водопад успела сбегать на рынок, купить свежей говядины, овощей, фруктов. Мясо, замаринованное с киви, специями и чесноком, обещает быть великолепным.

— Все приправы привезла из дома, — поясняет Водопад. — Тебя ведь кормить надо, сколько можно питаться фастфудом... Все из маминых запасов. У нее в погребе есть душистые мешочки с чем угодно — начиная сушеным кизилом и заканчивая пахучей куркумой.

Два киви и пару долек чеснока она порубила на мелкие кусочки, добавила в них немного соевого соуса, сахарного песка. В маринад положила кусочки мяса, посолила, поперчила, отправила в холодильник на четыре часа. Запекать около двух часов в духовке с овощами.



— Как раз к вечеру готово будет. Давай поужинаем на балконе — сегодня особенно чувствуется осень.



Осень... Она появилась в городе внезапно, хотя по календарю самое время. Душные недели оборвались резко, словно были изгнаны. Под вечер полил дождь, а утром солнце уже было понурое. За эти жаркие почти три месяца лета мы совершенно отвыкли от контрастов. Позабыли о том, что живем в городе-настроении. Нынче за окном пахнет осенней прохладой. Я люблю это время года. Время, когда не нужно ничего доказывать, к чему-то привыкать. Все так, как оно есть. Время молчаливого примирения с разными цветами жизни.





12


Она сидит с нами рядом на скамейке. Покрытая девушка с невероятно красивой улыбкой. У нее в глазах мартовская прохлада, в которой с каждым днем все четче проступает весна. Под этим взглядом хочется впустить в душу еще больше света, проветрить ее на весеннем воздухе, чтобы стала белее облаков.



Она приходит в этот парк в выходные с детьми, тремя дочерьми. Между ними небольшая разница, два-три года. Смугленькие, со жгучими черными глазами, густыми каштановыми волосами-волнами. На нее мало чем похожи.



«Все в папу, он у нас из Алеппо. Сирийские гены оказались сильнее украинских». Она улыбается и легко открывается нам. Говорит, что первенцем у нее был мальчик, он умер при родах. Бывают мужья, которые не простили бы жене такого. Осман, увидев Ташу после тяжелых родов, обнял ее крепко и сказал: «На все воля Аллаха. Мы любим друг друга, мы есть друг у друга. Это главное».



Через полгода она приняла ислам, а в прошлом году они вмести совершили паломничество в Мекку. «Осман для меня все. Говорят, нельзя так любить никого, кроме своих родителей и детей. Ничего с собою не могу поделать. Он для меня все, что и словами-то не назовешь».

Девочки уводят Водопад поиграть с ними, и я вижу, как оживают ее глаза другим, особенным блеском, когда она с детьми. Непроизвольно делюсь с Ташой своими мыслями. Она согласна.



— Это прикосновение к мечте. Когда человек ее касается, у него в глазах появляется чтото такое, чего не увидишь даже в самый хороший день. Еще до замужества, признаюсь, я не очень хотела детей. Я думала, что они отнимают слишком много жизни, свободы. Сейчас понимаю: они и есть жизнь. Вторая часть жизни, проходящая параллельно c первой, твоей. Желание стать матерью должно прийти женщине одновременно с любовью к мужчине, с которым она хочет их вырастить.




Я вдруг рассказываю Таше о том, что из-за болезни не могу иметь детей. Водопад это приняла, хотя и настаивает на лечении в Германии. Таша тоже горячо отзывается:



— Нельзя ни с чем так легко смиряться! Надо использовать все возможности, все попытки и не опускать руки. Только потом можно принять ситуацию — и то не как поражение, а как необходимую данность. Для чего? Это не сразу понимаешь. Все со временем... Я сама встретила Османа в период, когда мир рассыпался для меня на крошечные кусочки. Старалась собрать их в одно целое, поменять отношение к тому, что было, энтузиазма хватало на два-три дня, затем все заново расходилось по швам. А появился Осман, и я доверилась ему, пообещав себе, что это в последний раз. Получилось. Я отвоевала новую жизнь. У вас это тоже получится, я почти уверена.



Смотрю на Водопад, она о чем-то задумалась, пока девочки собирают цветы у пруда. Достает пачку сигарет, но останавливается, видимо, вспомнила, что рядом дети. Я встаю со скамейки, подхожу тихонько к ней сзади. Наклоняюсь, шепчу Водопад на ухо: «И мы отвоюем жизнь».





***


— Я не хочу думать, как будет. Радуюсь тому, что есть. Я же всегда такой была. Помнишь, как девочки из нашей группы искали себе женихов, так сказать, перспективных. А я, дура, ценила глаза. Только потом поняла, что одними глазами сытой не будешь. Хоть на этот раз не пойми буквально!

— Помню, помню. Как ты бегала по институту в майке с надписью: «Крысы уже не верят в чудеса». Говорила, что мужчина вкладывает один смысл в «я тебя люблю», а женщина извлекает совсем другой.

— Хорошего не вспомнишь, Погода. Думаешь, я забыла, как ты ходил с длинными волосами, в круглых солнечных очках, фанател от Леннона и даже разговаривал его словами. «Сон кончился, пора браться за дело». «Жизнь — это то, что происходит с тобой, пока ты строишь планы». Я до сих пор помню, как ты занудничал.

— А ведь он прав, Водопад. Давно не живу планами. Ты тоже вроде. Бывают желания, но не больше. Они не всегда сбываются, ведь в них участвуют люди, что срывает любые гарантии. Ничто никогда не идет по плану. Лучше уж импровизация.

— Да уж, мы с тобой доимпровизировались... Но я счастлива, что ты рядом со мной. Честно скажу, я ждала тебя. Не тебя конкретно, конечно. Даже представить себе не могла бы, что у нас будет что-то больше дружбы. Но я верила, что должен появиться тот, кто вернет меня в настоящее, вырвет из того рабочего аврала, которым я обложилась со всех сторон, лишь бы забыться.

— О, значит, я могу считать себя суперменом.

— На звание народного супермена ты не тянешь, но можешь быть моим личным. Если серьезно, я не могла сказать конкретно, каким должен был быть этот спаситель. У меня не было идеи, откуда бы он появился. Но характер... Он был бы душевным и обязательно слышал бы меня. Похоже, большего мне не нужно было — самое важное, это когда тебя слышат. Прошло время немого кино.

— Он появился, да?

— Мы чаще всего получаем то, что можем вообразить себе. Ты, можно сказать, из моей мечты. Будто туман вокруг этого долгожданного спасителя развеялся, я увидела тебя, который, оказывается, все это время был на расстоянии телефонного звонка.

— Так привыкаем к картинке вокруг себя, что не замечаем в ней главного. Говорится же: хочешь что-то спрятать — положи на самое видное место.

— Наверное, Погода, главное то, что мы все-таки нашлись. Мне хорошо благодаря тебе. Ты подарил мне новые горизонты. Вроде бы что-то такое уже было, но с тобой все совсем по-другому. Вот эта новизна — разве это не самое главное между мужчиной и женщиной?

— И у меня так. С тобой.





13


— ...Я сейчас понимаю, что давно люблю тебя. Это чувство жило глубоко-глубоко, я никогда не давала ему воли. Оно было дружбой. Совершенно искренней, без женских ожиданий, которые многое портят. Если ждешь и в итоге не получаешь, все самое светлое сменяется ненавистью. Мне хватало того, что ты был рядом. Не в двух шагах от меня, не на соседнем кресле. Ты был в моей жизни — и этого было достаточно. Да, были мужчины, которых я любила тоже. Но не так.

— Да, ты еще умудрялась мне часами о них рассказывать. Злилась на них, вычеркивала из памяти, а спустя некоторое время отвечала на их звонки, все начиналось заново, а потом снова заканчивалось.

— Но что поделаешь? Говорят же, удары в спину чаще всего наносят те, кого защищаешь грудью. Тем более мне. Я влюблялась в глаза, не думала о том, что меня ждет с этим человеком. Любовь, как губка, легко впитывает не только все прекрасное, но и всю человеческую грязь — ложь, измену, унижение.

— Мне кажется, Водопад, что проблема в нас, людях. Мы даже в любви не можем избежать напыщенного эгоизма. Неужели невозможно просто быть рядом?

— Пить одну большую кружку кофе на двоих, покупать угги одинакового цвета, прятать в своем шарфе твой замерзший подбородок, бегать под дождем короткими перебежками из укрытия в укрытие. Проживать зиму с мыслями о летней Италии, потом вырваться, в конце концов, туда, чтобы обходить кафешки на солнечных площадях и объедаться сырными равиоли.

— Тебя послушаешь, хоть кино снимай. Все такое романтичное-романтичное.

— Ты привыкай, Погода. Так оно и будет. Никогда не поверю, если ты скажешь, что это все тебе чуждо. Я же хорошо помню, как это было у тебя раньше... С ней. Слова, которые вы говорили друг другу, не стесняясь людей. То, как ты на нее смотрел. Столько любви, нежности... Помнишь, как ты звонил мне среди ночной метели и кричал мне трубку: «Водопад, я скоро папой стану». А я потом полночи успокаивала ее, она волновалась, как ты доберешься до города в такую непогоду, еще и ошеломленный такой новостью... А ты появился под утро, весь мокрый, чихающий. Но с букетом калл. Двадцать один цветок. Я прекрасно помню.

— Да... Я их купил у знакомого цветочника. Попросил его приехать среди ночи, открыть магазин и продать мне каллы...

— Прости меня, глупую. Я знаю, мои слова бьют по больным местам.

— Все нормально, Водопад. Наоборот. Ты вот вспомнила все это, я слушал, и, веришь, у меня внутри все улыбалось. Меня не мучает совесть из-за того, что я ей чего-то недодал. Я старался быть для нее всем, не знаю, насколько у меня это получалось. То, что случилось, конечно, отразилось на мне. Я стал другим, быть может, и хуже, отчаяннее. Но зато теперь у меня есть ты, и я есть у тебя. Мы вместе пойдем дальше.

— Уже идем.





***