Напряжение сходится

Потому что личные земли и означают титул. Любые земли — даже самый мелкий клочок, где над тобой не властен никто.

После чего князь притих, заметив любопытствующие взгляды в свой адрес. Аукцион все еще не завершился, пусть и распорядитель бесполезно пытался завести толпу и дать хотя бы начальную ставку за медеплавильный комбинат полного цикла.

— Кроме этого, никаких условий. — Завершил доклад порученец, отведя взгляд. — Я вас понял, господин, я сегодня же свяжусь с Объединенным банком и полечу в Берлин. Думаю, за два дня мы уточним все формальности и…

— Вторник, деньги должны быть тут. — Резко прервал его князь.

— Во вторник мы можем все подписать, если не возникнет разногласий и согласований по договору. — Осторожно заметил слуга. — Еще пару дней на оприходование, пересчет и перевозку.

— Мне не нужны эти деньги позже. — Давил Черниговский.

— Господин, но в чем причина такой спешки? — Искренне недоумевал порученец. — Неужели нам не дадут пару-тройку дней отсрочки…

— Нет.

— Но почему? — Пытался разобраться верный слуга.

Да даже пусть Император будет зол — какая, к демонам, разница! Они не его вассалы, а государства. Деньги будут все равно — и для откровенно надуманной суммы что днем позже, что двумя — никакой разницы.

Черниговский отвернулся от аукционного действа, заложил руки за спину, сцепив пальцы, и сделал несколько шагов в сторону двери во внутренние помещения. И только убедившись, что рядом никого нет даже близко, негромко произнес.

— Мне намекнули, что среди купюр, найденных не прогоревшими в танке, есть с сериями контрольных закупок Товара.

Порученец почувствовал, как внезапно похолодела спина. Неужели эти молодые идиоты взяли деньги с перевалочной базы наличности — до их «отмытия» в имперской сети продуктовых магазинов…

Или еще хуже — деньги положил сам Император, делая недвусмысленный намек…

— Появилась активность вокруг нескольких наших складов. Затем стихла и более не проявлялась. — Задумчиво произнес Черниговский.

— Император знает? — Заглянул ему в глаза слуга, опасливо посмотрев по сторонам.

— Знает с высокой долей вероятности. И хочет долю. За весь срок, со штрафами и процентами.

Как и полагается главному бандиту Империи.

Впрочем, император вряд ли увидел главное, что спрятано за высокодоходной и незаконной торговлей — иначе бы их уже без затей попытались убить. А значит, рано или поздно, но нити управления в руках князей Черниговских жестко стянут императору руки, ноги и шею, заставив качать головой, гневно махать руками и шагать туда, куда хочется им. На фоне этих мыслей, отсрочка даже за четверть триллиона не ощущалась так болезненно.

— Но это же незаконно. — Сам того не замечая, проблеял порученец.

— Незаконно станет, если мы не соберем деньги до вторника. — Жестко произнес князь. — Переговори с китайцами. Передай, что мы согласны.

— Если вы скрепите договор своей печатью и словом… — Заикнулся слуга.

— Шесть процентов — нормально. — Отмахнулся Черниговский, уже соглашаясь честно платить. — Поднимай всю армию и всех союзников. Эти хитрые сволочи сделают все, чтобы мы не довезли деньги. Но мы все еще в силах противостоять кому угодно, и это докажем.

— Сделаю, — поклонился порученец, после чего замялся буквально на мгновение. — Получается, что слова того полковника — ложь?

— Милютина? — Припомнил Черниговский. — Про виновность Самойлова в ограблении? Полагаю, так. Тем не менее, Самойлова надо наказать.

— Зачем?

— Быть может, он виноват. — Равнодушно пожал плечами князь, хоть и не верил в это — слишком незначителен тот был для масштабов содеянного.

— К тому же, нам все еще нужна его железнодорожная сеть доставки. — Добавил Черниговский. — Вот что, у него есть кто-нибудь не из родных, кем он дорожит?

— Девушка. — Задумчиво подсказал порученец.

— Забери ее и запри под землю, в темноту. Она должна оставаться жива, чтобы это подтвердили любые ритуалы, которые можно купить за деньги. Должна страдать от голода и жажды. Но не должна ничего видеть.

Хоть Черниговский и не верил в пророка, но старался подстраховаться и от его поисковых возможностей. Обычно те видят чьими-либо глазами, и только там, где дело касается родной крови — способны увидеть место самостоятельно. Здесь же родной крови не было, но и шанса что-либо разглядеть — обстановку или лицо конвоира — он не оставит.

— Будет исполнено.

— Через год или два, когда Самойлова надломит от отчаяния и неизвестности, попробуем ему помочь с поисками, — добродушно улыбнулся князь Черниговский. — Плата наша хорошо известна.

Порученец с пониманием улыбнулся.

Словно подчеркивая продуманность планов, аукционный зал разразился новыми аплодисментами.

Князь с порученцем обернулись — те же неизвестные гости в красных бабочках за немалую сумму выкупили всю речную инфраструктуру с кораблями.

Положительно, день завершался отлично.






Глава 22




Холод вечернего дождя был вместе с ней в комнате, обнимая через одеяло за плечи, касаясь стылыми ладонями шеи и щек. Го Дейю сама пустила его через открытое окно, желая слушать шелест капель по желтой листве деревьев возле дома. Но дождь обманул и закончился, а холод — остался. Колючий и пробирающий до костей, от которого она сжалась клубком, укрывшись почти с головой. Можно было встать и закрыть окно. Наверное, стало бы теплее.

Го Дейю завернулась в одеяло еще сильнее и прижала руками колени. Ей было страшно, холодно и одиноко, и только холод она могла прогнать своей волей. Закрыть окно — станет просто одиноко и страшно, и с этим Дейю уже точно ничего не поделает. Хотелось хотя бы немного власти над собственной судьбой.

— Вот откуда дует! — Бесцеремонно ворвалась в комнату Инка, в пару шагов добралась до окна и закрыла створку.

Дейю недовольно прошипела в ее адрес ругательство на китайском и поплотнее укуталась в одеяло. Ходят тут всякие, мешают себя жалеть.

Инка столь же стремительно покинула помещение, раздражающе наплевательски прикрыв дверь — даже не до конца, оставив на ладонь распахнутой. Никакой приватности и уединения! Теперь возмутительно бодро топает себе по коридору, сбивая тон грустным мыслям. И ведь чтобы закрыть дверь, надо тоже вставать, а совсем не хочется.

Дейю не любила Инку. Она вообще недолюбливала людей, откровенно говоря. В ее клане этому очень быстро учатся, начиная с малых лет — когда жен у отца шестеро, и кроме тебя есть еще с пару десятков детишек, претендующих на ресурсы клана, это легко. Но Инка вдобавок ко всему была просто похищенной, а не отданной за долги. Где-то там были ее любящие родственники, искренне за нее переживающие. А род Го официально похоронил свою дочь, чтобы отсечь все претензии на родство и наследование. Ее уже никто не ищет, никто не ждет. И Аймара интуитивно чувствовала эту разницу, задирая нос перед служанкой — пусть и сама в этот миг была бесправной пленницей. Но у нее-то все еще могло измениться, а у Дейю — нет.

К счастью — или сожалению — Дейю особо никто никогда и не ждал, поэтому ощущение было хоть и тягостное, но привычное.

Клан Го контролировал огромные территории Тибета, занимаясь не самым светлым промыслом на границах соседей. Хотя, если присмотреться, все эти территории составляли лоскутное одеяло земель разнообразных ванов и местячковых князей, искренне считавших себя независимыми. Там сами вершили суд, обеспечивали безопасность и собирали налоги — чтобы некую часть от них передать великим Го, уважающим их независимость все то время, пока денежный поток не ослабевал.

Старшему сыну семьи Го доставался титул, младшим — контроль над сбором податей в различных провинциях и областях, различных по уровню дохода и удобству рельефа местности, так что у мужской части семьи всегда находился повод пнуть ближнего и подставить под немилость старейшин. Новое поколение сыновей главы проходило обучение у своих дядьев, и с первых дней прикасалось к понимаю мудрости момента, что вся их жизнь зависит от опытного родственника, который совершенно не рад отдать пост, и у которого тоже есть своя семья. В процессе обучения, они либо приходили к согласию, либо кто-то травился несвежими фруктами. Эволюция требовала от клана сильной и жесткой власти на местах и слабого, безвольного главы, который не перечил бы старейшинам, собранным из выживших дядьев. Из жесткого механизма человеческого муравейника всегда был выход — собирай ватагу и грабь приграничные области, набирай богатства, присоединяй территории и имей за это уважение старейшин. Хорошо быть мужчиной в Китае. Настолько же скверно родиться женщиной.

Дейю повезло родиться принцессой, а не горбиться на рисовом поле или сутулиться под тяжестью собранного урожая. Не пришлось ей с утра до ночи работать на конвейере и спать на нарах в общежитии с забранными решетками окнами и спасательной сеткой со стороны улицы, развешенной, чтобы сократить число суицидов. У Дейю с детства была теплая комната и мягкая кровать. Но с остальным уже наблюдались проблемы.

Дочерям большой семьи предписывалось обеспечивать лояльность к родной земле у иных великих кланов, что соседствовали с регионом влияния Го. С приходом возраста, девушек отправляли в семьи великих ванов — быть невестами наследников и их братьев. Вернее, одними из трех-пяти невест вдобавок к тем, что уже имелись и обязательно будут позже. Стоит ли говорить о том, что старшие жены относились к новой супруге прохладно? Более того, без малейшего энтузиазма на этот союз смотрел и сам жених, но вынужденно принимал его, как политик. Потом этот политик находил в новой жене нечто особенное и приближал к себе. Если он не был наследником — находил в себе амбиции им стать. Если уже претендовал на престол, то в самом скором времени со скорбью в сердце провожал на погребальный костер бывшего главу и правил согласно собственной мудрости и таланту. Бездарные правители в самом скором времени скатывались до уровня ничтожеств, платящих дань великим Го. Великие — громили соседей до уровня ничтожеств, платящих дань великим Го. Ну а сам клан Го к этому времени уже растил новую поросль очаровательных нимф, вживляя им с детства сердце змеи и цинизм желтой обезьяны, грациозность серой цапли и безжалостность черной вдовы. Девушки, цель которых — пройти по головам и исполнить предначертанное, не обязательно добивались успеха. Но и тысячелетний клан Го никуда не спешил. Все легенды мира связывали великие падения, горе и битвы с прекрасным полом — так разве надо придумывать что-то еще?

Начнется война — уйдут мужчины. Император созовет великий поход — уйдут мужчины. Нападут враги — уйдут мужчины. И лишь верная жена останется присматривать за хозяйством. Самое важное — кому она будет в самом деле верна.

Подозревали ли великие ваны об этом? Истина: «жены всех великих полководцев были из рода Го» — станет главным ответом на этот вопрос. А о судьбах ничтожеств никто не вспомнит, равно как и о девичьих фамилиях их супруг.

То, куда ведут непрерывные диеты и иголки под воротником для осанки шеи, странные лекции и подзуживания теток-наставниц подставить подруг — Дейю стала смутно догадываться на одиннадцатом году жизни. До этого возраста психику детей еще берегли, наставляя по стезе точных наук и алхимии, каллиграфии и умению читать пути звезд. Еды было мало, сна было мало, так что, по совету мудрой старухи-распорядительницы этажа, нажаловаться на обидевшую ее сестру и забрать ее порцию на общем ужине, зная точно, что ту наказывают, и она не придет — было весьма заманчиво. Равно как и мерзко — и Дейю промолчала в первый раз. Промолчала и во второй, даже после того, как подставили ее, и вместо горячей еды ей досталось поливать из тяжелой бочки карликовые деревья в продуваемой всеми ветрами мансарде. Потом, после череды новых подстав и уже прямых приказаний наставниц не оставлять это дело просто так, пришло понимание уготованной ей судьбе.

И Дейю, все тщательно обдумав, стала средней. Улыбчивой и глупенькой — но не убогой и тупой. Исполнительной, но такой раззявой, что поручить ей что-то сложное — означало, что «эта точно половину забудет». Средней по всем предметам, средней в физической подготовке — специально замедляясь или недоделывая подходы, средней в искусстве владения Силой — срывать контроль и специально замедлять исполнение техники было проще всего. А ведь хорошая жена должна обязательно выжить в любой придворной резне и защитить олуха-мужа…

Словом, Дейю стала не конкурентом никому. И от нее тут же отстали, разве что пытаясь манипулировать в интригах против друг друга — но, как было отмечено, исполнитель из Дейю получался аховый (каждый раз как на зло). Так что вскоре ее даже стали тихонечко опекать, такую убогую и неспособную, но добрую сестричку…

Наставницы, конечно, весьма печалились такому ходу дел — дева росла симпатичной и умненькой. Но — словно подменили, и неведомо — то ли упала неудачно, то ли возрастные изменения, то ли злая химия очередной отравы, которую испробовали на бедняжке старшие родственницы. Увы, ни медики, ни разговоры, ни алхимия, ни даже розги по пяткам не могли ничего изменить. Не было нужной злости — только покорная терпимость и чувство вины, а это преподавателей не устраивало совершенно. Так что в дни, когда девочка сидела у камина в главной зале и вышивала на пару с древней старухой, чье имя мало кто помнил, а ее сестры уже вовсю манипулировали новым завозом молодых слуг — тоже молодых, но на их беду — наивных, от Дейю уже никто ничего не ждал.

Потом она так и не поймет, где и на чем прокололась, но когда костлявая и горячая рука старухи-вышивальщицы однажды возьмет ее за ладонь и поведет за собой в закрытое крыло, Дейю будет вынуждена глупо улыбаться и идти.

Быть очень умной окажется куда сложнее, чем ей могло показаться — а структура клана, в котором обнаружится особый отдел, занятый искоренением внутренней и внешней угрозы, куда шире, чем начитывали лекторы и можно было прочитать в родовых хрониках.

Официально ничего не изменилось, и средняя Дейю по-прежнему была на уроках со всеми, допуская обидные помарки и ошибки. Вместе завтракала, обедала и ужинала, изображая испуг и искреннее участие в те моменты, когда кто-то из сестер травился очередной самодельной гадостью. С ужасом смотрела, как вешают молодого слугу, который принес отраву.

А потом отправлялась в свою комнату, демонстративно еле сдерживая слезы — но вместо них проходила через тайный ход в другое крыло здания. Комнату ей сменили почти сразу, в старой никакого выхода в тоннели не было — ведь неугомонные дети могли их и найти. Там она вновь возвращалась к событиям этого дня, но уже под контролем древней наставницы разбирала мотивы и причины, механизмы и противовесы царящего на женской половине дворца заговора всех против всех. Полезные были сведения — пару раз даже узнавала, что ее все-таки решали отравить всерьез (чтобы подставить конкурентку), удачно избегая крупных последствий для организма. Симулировала недомогание после первой ложки и уходила, краем глаза отмечая разочарование на лице той, что еще пару дней назад делилась с глупенькой сестричкой яблоком, вызывая расположение к себе и благодарность.

Обучение приемам Силы тоже были специфичны и куда более эффективны, чем эффектны и показательны. Техники усиливались — краем мысли Дейю отмечала, как растет мощь, наслаждаясь контролем над стихией, и уже с трудом халтурила на общих занятиях. В момент, когда контроль над Силой уперся в психологический и физический предел, а старуха устала пинать тело, которое валялось на песке и не могло найти энергии даже на то, чтобы подняться, пришло время посвящения Дворцу.

Дейю слабо разбиралась в мифологии своего народа. Что-то рассказывали в детстве, в качестве общей на всех сестер колыбельной в юном возрасте, когда они ночевали в одной большой комнате. Что-то прочитала и она сама, используя взамен детских сказок (обычных просто не было в клановой библиотеке). Сейчас ей предлагали поверить в сказку. Заставляли ее принять за истину, рассказывая самым серьезным языком все детали, начиная с сотворения мира, завершая взаимоотношения между Дворцами. Окуривали дымами, от которых чудились мутные тени, и сюжеты историй приобретали объем. Заливали внутрь алхимию, и сны становились цветными, тревожными и реалистичными, а среди мутных образов внезапно появлялся голос старухи и начинал вещать то же самое, что было днем — но во сне имена обретали внешность, а Восточный Дворец — мрачное величие дозорных вышек и контрфорсов необоримой твердыни, полускрытое рассветным туманом.

Однако Дейю не верила в сказки, и ничего с этим не могла поделать. Да и облик дворца был слишком европейским для начитанной девочки, от этого нелепым для эпохи древнего Китая, и вся магия момента пропадала неведомо куда. Сложно быть слишком умной — бьют больно, кормят плохо и все на тебя очень злы. Да еще голова адово болит от дыма и алхимии… Девушка была бы и рада во все это поверить — талант требовал опереться на что-то великое и грандиозное вне самого человека, чтобы преодолеть некую грань. Обычно для этого используют Честь и Долг роду, что превыше собственной жизни. Даже у Го среди сыновей это было распространено, равно как и дочерям внушали то же самое. Но это категорически не годилось для Дейю — равно как и тем, кто на своем опыте познал, что даже внутри семьи может быть бесчестье, приравненное к высшей ценности.

Ей должна была помочь вера в Дворец, посвящение незримой силе, которой было правильно служить, и мощью коей ее научат пользоваться. Но дворец, как бы она его не представляла, все равно казался пустым.

До тех пор, пока Дейю не поселила в этот дворец себя. Ведь мужчины — Гоуман, Лэйгун, Фэнбо и даже сам Тай Хо наверняка направились на войну, поэтому их нет. И кто-то должен присмотреть за могучим, но пустынным дворцом в их отсутствие. Эта мысль не родилась сама по себе, но нельзя назвать ее источником сладкий дым и очередную порцию алхимии, которой ее накачали. Может быть, виновницей частично было очередное физическое опустошение от запредельных нагрузок, которыми ее гоняли — но как с прозрением своей будущей судьбы, Дейю приняла ее сама.

И Восточный Дворец, внезапно принятый настоящим со всеми его мифами, стал населен — одним человеком. Ею самой.

А непокорная до того техника Силы была исполнена с такой мощью, что дряхлая наставница довольно заохала, качая головой. Ведь дворец Го Дейю надо было защищать.

Тренировки с того момента уже невозможно было скрывать. Для техник ранга «учитель» и выше недостаточно крытого зала в закрытой секции, требовался простор и воздух. А значит — огласка.

К тому моменту девушке шел четырнадцатый год, и аттестовать вечную «среднюю» на такой ранг так быстро никак не получалось. Во-первых, возраст — ранг «ветерана» покорялся гениям клана к этому моменту, но быть «учителем» даже им было нормально только к восемнадцатой весне.

Пришлось делать из «средней» очередную жертву сильного отравления. Настолько тяжко протекающего и ударившего по разуму, что девочка стала убогой, но крайне одаренной. Одним словом, родственниц она узнавала и радовалась им, но даже книгу теперь держала вниз головой, уговаривая сердобольных сестричек ей почитать. Те старались даже близко не подходить к юродивой — ну а клан решил воспользоваться возможностью получить исполнительное, пусть и крайне тупое оружие. Ведь иным техникам главное — задать направление. А для этого достаточно повернуть дурочку на крепостной стене в сторону врага.

В общем, даже экзамен на ранг прошел при полном понимании членов клана. Теперь у клана Го был молодой гений, что поднимало род в рейтинге равных. Главное, чтобы за стены не прошел слух, что гений скорбен разумом.

Ну а тренировки — закрытые от остальных, потому как любая техника есть клановая тайна, начали проводиться каждый день, в ущерб остальным занятиям. Ведь дурочке уже не нужны обычные уроки. А вот будущему клановому ликвидатору крайне важно использовать возраст, когда после убийства вельможи стража не обратит и внимания на хрупкую девчонку в автобусе в очереди на выезд из города.