Наша тайна

— Я Эштон МакНейл, кстати, — бросила она через плечо.

— Ханна Коэн, — представилась я в ответ.

— Племянница Лидии? — спросила Эштон, вздёрнув брови. — Она рассказывала о тебе, но не говорила, что ты приедешь.

Я не могла не удивиться тому, что тётя рассказывала обо мне этой девушке.

— Это получилось спонтанно, — сказала я, пожав плечом. — Я решила приехать в Эшвилл вместо Парижа.

Эштон фыркнула.

— О да, я на прошлой неделе тоже решила не ехать в Париж, — ухмыльнулась она, нагружая меня коробками.

Они были тяжелее, чем казалось, от картона исходил запах краски, от которого щипало в носу. Когда мы вошли, Эштон подняла коробки и взвалила их себе на плечо. Казалось, она знала дом достаточно хорошо и понимала куда идти.

В холле Эштон спустила с потолка чердачную лестницу. Расправив деревянные ступеньки, она начала подниматься, мастерски удерживая на плече коробки. У меня же при виде лестницы пересохло в горле. Я всегда боялась высоты. Всё, что находилось выше трёх футов над землей, вызывало у меня головокружение.

— Тащи коробки наверх, — крикнула мне Эштон, исчезнув в дырке на потолке.

«Это всего лишь чердак», — напомнила себе я. Сделав глубокий вдох, я поставила ногу на нижнюю ступеньку. Я старалась не терять из виду свои ноги, но это было почти невозможно. Под бешеный стук сердца я медленно поднималась наверх.

Когда я, наконец, забралась на маленький чердак, то поспешила отойти от зияющей дыры в полу. Потолок был низким, свободного пространства над головой хватало едва ли на дюйм. Помещение освещали лампочки, пол был устлан листами фанеры. Вдоль стен по всему периметру стояли холсты, некоторые из них — на мольбертах. Большинство были покрыты краской и карандашными линиями, очерчивающими нераскрашенные куски. Остальные были чисты.

Вслед за нами появилась тётя Лидия и бросила на заляпанный краской стол стопку писем.

— Много работала сегодня? — поинтересовалась Эштон, выкладывая чистые холсты на стол. Жестом она приказал мне поставить коробки рядом.

— Сегодня нет. Мы с Ханной только что вернулись с ужина, — ответила тётя Лидия. Она вздохнула, возведя глаза к стропилам на потолке.

— У тебя явно период застоя, — сказала ей Эштон.

— У меня явно застойная жизнь, — поправила тётя Лидия.

— Это твоя студия? — спросила я, оглядев пыльный чердак. Мне стало жарко и вдоль линии волос выступили капли пота. Я не понимала, как тётя могла тут работать.

— Сперва я хотела сделать студией комнату для гостей, — объяснила мне тётя Лидия, — но потом подумала, что всё-таки лучше оставить её для настоящих гостей. Так что скажи спасибо, что не провоняла скипидаром, пока спала.

— Честное слово, — сказала Эштон, достав один из холстов и протянув его тёте Лидии, — это самое близкое, что мне удалось найти. Конечно, размер не совсем тот, но, может, сгодится?

Тётя Лидия внимательно осмотрела холст.

— Не знаю. Возможно. Когда я мечтала об идеальной картине, то чётко представляла себе размер холста. Это глупо, наверное, но мне казалось, что если я найду нужный размер, то смогу нарисовать картину и хоть что-то довести до конца. — Она засмеялась и бросила холст на стол, где уже лежали другие художественные принадлежности. — Впрочем, неважно. В любом случае у меня ничего не выйдет.

— Не говори так, — Эштон, хмурясь, повернулась ко мне. — Скажи своей тётке, чтобы не говорила так.

Кажется, Эштон ждала, что я исполню её приказ, поэтому я сказала:

— Эм… не говори так?

Тётя Лидия закатила глаза.

— Спасибо, девочки. Но, может, пора признать правду? Мои творческие деньки позади. И мне пора возвращаться к обзору других художников, работать и не пытаться строить из себя творца. Это не первая вещь, от которой я отказываюсь в своей жизни.

Эштон начала говорить прежде, чем я успела возразить.

— Я не хочу слышать, как эти слова снова вылетают из твоего рта, Лидия Монтгомери. Ты не неудачница. Ты — гений. И однажды весь мир тоже узнает об этом. Так что садись и рисуй.

Тётя Лидия весело на меня посмотрела.

— Есть, мэм, — сказала она, отсалютовав Эштон.

Эштон взяла меня за руку и потащила к лестнице. Сложив ступеньки, она толчком закрыла чердачную дверь, оставив над нашими головами болтающуюся верёвку.

— Идём, — сказала Эштон, поманив меня на кухню.

Достав из шкафчика миску, она наполнила её кукурузными хлопьями и уселась за барную стойку. Я устроилась на высоком стуле рядом с ней и секунду наблюдала за её действиями краем глаза. У неё был пирсинг в носу, маленький зелёный стержень, при мысли о котором мой собственный нос начинал болеть.

— Итак... эм… — начала я, пока Эштон ела, — как ты познакомилась с моей тётей?

— Я её помощница, — пояснила Эштон, постучав по столу ярко синими ногтями. — Устроилась ради заявки в колледж. Лидия пишет мне рекомендательное письмо.

Я кивнула.


— Так ты рисуешь вместе с ней?

Эштон засмеялась.

— Только не рисование с Лидией. Для этого ей требуется одиночество. И я полностью её понимаю, сама такая же. Не могу сосредоточиться, если что-то отвлекает. В большинстве, я езжу и покупаю ей холсты, краски и прочую дребедень. А ещё заставляю её творить. Слежу, чтобы она ежедневно проводила в студии по несколько часов.

Я даже не знала, что тётя Лидия рисовала. В своей прежней жизни, она была хозяйкой музея и проводила досуг, размышляя над работами других художников. Я никогда не слышала от неё разговоров о том, чтобы заняться творчеством самостоятельно.

— Ну а ты надолго здесь? — спросила Эштон.

— Пока не знаю, — ответила я. — Может, на несколько недель. Или до того момента, пока мне не захочется домой.

Эштон уставилась на меня.

— Хотела бы я, чтобы мои родители разрешили мне уехать тогда, когда мне захочется домой.

Я пожала плечами.

— Оба моих родителя сейчас в отъезде, так что это не имеет значения.

— В Париже? — уточнила Эштон.

Я прикусила губу и кивнула.

— Да. — Мне не хотелось рассказывать о своих родителях незнакомой девушке.

Эштон выпила остатки молока и вытерла рот ладонью.

— Что ж, здесь, конечно, не Париж, но тоже довольно хорошо. Если хочешь, я могу познакомить тебя с некоторыми ребятами и показать лучшие места для тусовок.

Я оглядела Эштон с ног до головы. Моя мать не одобрила бы, если бы я тусовалась с такой девушкой, как она. Эштон красила глаза блестящими тенями, и оранжевая помада на её губах гармонировала с рыжими прядками волос. Она определённо не была похожа на Натали.

«Выйди из зоны своего комфорта, — сказал мне Марк. — Делай то, чего обычно не делаешь».

— Идёт, — согласилась я. — Было бы здорово. Спасибо.

Глаза Эштон засияли.

— Слушай, у моего приятеля Сайка сегодня вечеринка. Ты должна пойти.

Вечеринка у кого-то по имени Сайк явно выходила за пределы зоны моего комфорта.

— Хорошо, — снова сказала я. — Где это?

— Насчёт этого не волнуйся, — ответила Эштон. — Можем встретиться у моего дома и поехать туда вместе. Я живу всего в паре кварталов отсюда. — Она оглядела меня с ног до головы, оценивая мой белый сарафан и ободок в тон на волосах. — Я помогу тебе подготовиться. Доверься мне, и я сделаю так, что ты моментально впишешься.

Я заставила себя улыбнуться, несмотря на нервный спазм в желудке.

— Хорошо. Спасибо.

Интересно, во что я себя втянула.



Глава 3



— Что думаешь? — Эштон облокотилась на зеркало рядом с комодом, на котором валялись разные помады, румяна и тени для век всех возможных оттенков. На краю комода балансировала причудливая танцующая скульптура из кофейных и пластиковых стаканчиков, покрытая золотой краской. Она казалась странной, но милой.

Эштон намазала блестящие жёлтые тени на глаза и голубую помаду на губы. Макияж явно выделялся на её золотистой коже, но я не знала, что Эштон хотела от меня услышать. И хотя макияж выглядел на ней круто, он был полной противоположностью тому, как обычно красилась я.

— Больше подводки, — сказала мама Эштон, Дейзирэй, появляясь в дверях.

— Определённо, — добавил голос позади неё.

Мой взгляд скользнул по высокой стройной блондинке, стоящей рядом с миссис МакНейл, с широкой улыбкой на губах. Она была полной противоположностью маме Эштон — низкой, смуглой брюнетке с карими глазами. Светлые волосы девушки доходили до точёной талии. И она носила обрезанные джинсы — настолько короткие, что у моей мамы случился бы инфаркт, увидь она что-то подобное. Выглядела она так же восхитительно как Эштон, только красилась поменьше.

— Кейт! — воскликнула Эштон, раскрывая объятия.

— Эш! — взвизгнула в ответ девушка. Они обнялись так крепко, словно не видели друг друга годами.

Мама Эштон засмеялась.

— Вы, девчонки, всегда такие эмоциональные, когда встречаетесь, — сказала она, ласково улыбнувшись и исчезла в холле. Меня представили родителям Эштон, едва я вошла. Её отец был высоким широкоплечим мужчиной с рыжими волосами и веснушками на бледном лице. Эштон вобрала в себя черты обоих родителей, застряв где-то посередине между их разным ростом и внешним обликом.