Окно напротив

- Спасибо, - обернувшись к нему, поблагодарила я.



Мне было страшно оставаться здесь одной наедине с младенцем.



Машка собрала с дивана белье, на котором лежала Аня, скатала его в комок и отложила на край.



- Осталось проверить, работает ли телевизор, нарубить салатов и купить шампанского.



- Я не буду пить, - отозвался Смоляков. – У нас все-таки ребенок.



- И купить немного шампанского, - проворчала Мурзя, - чтобы чисто символически чокнуться в полночь.



- Вот так я согласен.



Я встала и подошла к кроватке. Мальчишка лежал на боку, прикрытый одеяльцем, и сладко сопел. Нужно разобраться, где в этом доме пеленки, распашонки и прочие штуки. Что там еще необходимо ребенку кроме внимания?



- Сделаю нам всем чай, - добавил Илья, встал и направился в сторону кухни.



- Слышала? – хихикнула Мурзя.



- Что?



Она подошла ко мне, радостно обхватила за плечи и шепотом сказала:



- Он сказал: «У нас все-таки ребенок!». О, как же это звучит! У нас ребенок. М-м-м… У нас. Ребенок. У нас.



Я покачала головой и рассмеялась, зная, что она непременно будет повторять это весь вечер.



Глава 7

***

Самый необычный, самый сложный и самый лучший Новый Год в моей жизни.



Все трое, мы в одночасье стали мамами, няньками, уборщицами и поварами. Уж не знаю, хотел ли Смоляков на все плюнуть и сбежать, но виду он не подавал. Собрав волю в кулак и завязав нервы потуже, он с ребенком на руках уже второй час бодро мерил шагами комнату, вдохновленно что-то напевая под нос. И не простое баюкающее «аа-аа-аа-а», а вполне себе серьезное, даже, я бы сказала, хардкорное произведение про какие-то дьявольские танцы. На ломаном английском.



- Йе-ее-аа, ай фил ю туууу. Фииии-ии-ал!




Колька сразу перестал капризничать и, сжав крохотные ручонки в кулачки, замер. Его глазенки сосредоточенно изучали Илью, следили за каждым движением его губ.



- Он вот-вот заревет, - проворчала Мурзя, оторвав взгляд от книги. Вместо того, чтобы помогать нам, она битый час изучала пособие по уходу за новорожденными и детьми до года. – Ты его пугаешь!



- Лет’с дэнс, - на зло ей продолжал Смоляков, - снэ-э-эйк!



Машка покачала головой и уткнулась в книгу, а маленький Колька вдруг расплылся в беззубой улыбке. Это очень порадовало Илью, и он продолжил свой концерт, лучезарно улыбаясь малышу в ответ.



А я, не спеша, перестирала пеленки и ползунки, завесив ими все свободное пространство в квартире: веревки, натянутые под потолком в коридоре, батареи, спинки стульев. Сходила в магазин, помыла посуду, перестелила постели. Интересно, как все это должна была успевать одинокая мамаша?



Да, Ане приходилось не сладко. Но это мало повлияло на изменение ее характера. Все по-прежнему были должны ей. Также было и в детстве: она брала мои игрушки – я ревела, она извинялась, и если я не принимала извинений, - она била меня кулаком в лоб. Вроде бы мы и поговорили с ней сегодня, но осталось-то все, как было.



Нужно было просто ответить, что прощаю ее. Этого она хотела, к этому привыкла. И вопрос был бы закрыт. Но я не готова была закрывать глаза на мотивы и последствия ее поступков, изменивших мою жизнь.



Можно ведь совершать в жизни кучу ошибок, натворить много разных дел. А потом исповедоваться и жить дальше с чистой совестью. Совершил – извинился – совершил еще. И так сколько угодно. Но если от тебя требуют вдруг не просто покаяться, а искупить свои грехи, пообещать, не повторять их вновь, становится уже не так уютно. И такая схема мою сестру никогда не устраивала.



Она тонула в болоте своей лжи и захлебывалась в последствиях своих деяний, а виноваты были все равно лишь окружающие. Не она сама. Я смотрела, как ее увозят на скорой, и от всей души жалела о том, что вдруг сестра вдруг стала мне чужой. Аня была такой, какая есть. А я не оказалась готова принять ее настоящую. Вот и все.



Слишком долго мне пришлось возиться на кухне. Даже успела соскучиться по малышу. Нарезала овощи, сварганила простой салатик. Сделала бутерброды по-студенчески, лишенные каких-либо изысков, но отчего-то врезавшиеся в память, как воспоминание о чем-то прекрасном, теплом и юном.



Ломтик батона, затем тонким, почти прозрачным слоем (чисто для склейки), майонезик, на него хрустящий соленый огурчик, и сверху шпроты, буквально пару рыбочек. М-м-м, пальчики оближешь!



Мы у себя, в общаге, и не такое научились делать. Макароны, перемешанные с банкой кильки в томатном соусе, считались деликатесом. А самая вкусная закуска получалась из тертой на мелкой терке морковки, плавленого сырка, чеснока и майонеза. Закачаешься! Мы мазали ее на хлеб и буквально кайфовали. Едва ли не проглатывали языки! Но это только по праздникам. В обычные дни скромнее.



Колбасу мы видели редко. Приходили, бывало, с Мурзей в магазин, вставали в мясном отделе и вдыхали ароматы, доносящиеся с прилавка.



- Наелась? – спрашивала она.



- Ага, - отвечала я.



- Теперь можно и домой идти.



А как вы думали? Так и было. Вся стипендия улетала в первые пару дней. А мы еще любили модно одеваться и даже иногда ходили на дискотеки. Вот и получалось, что шиковали первую неделю, а потом выживали целых три.



Деньги с продажи нашей квартиры, а точнее свою половину, я положила на сберегательный счет и больше не трогала. Их не хватило бы даже на покупку комнатки в городе. Поэтому я пока просто копила, мечтая о своем уголке. Или машине, если с уголком вдруг не получится.



Я положила бутерброды на поднос и понесла в зал.