Прекрасный незнакомец

Я взглянула ему в глаза.

– Вы не должны извиняться за проступки Макса.

Нахмурившись, он тряхнул головой.

– Макс не сказал вам?

У меня сердце упало, а затем начало отчаянно колотиться в груди.

– Не сказал о чем?

Но Уилл шагнул назад, похоже, не желая развивать тему.

– Ох, вы действительно еще не говорили друг с другом.

Я покачала головой, и Уилл покосился мне за спину, туда, где стоял Макс. Затем положил руку мне на плечо.

– Не уходите, пока не поговорите с ним, хорошо?

Кивнув, я снова перевела взгляд на Макса. Теперь он подошел к привлекательной брюнетке, которая держала его за руку и смеялась какой-то его шутке. Смеялась слишком громко, домогалась его слишком откровенно.

Когда я повернулась обратно, Уилла рядом уже не было.

Внезапно я почувствовала, что мне не хватает воздуха, и выбралась в ближайший коридор. Здесь не было ни официантов с подносами, заставленными едой, ни беседующих гостей. Просто широкий коридор с закрытыми дверьми по обеим сторонам. В простенках были развешены прекрасные снимки деревьев и снега, губ, рук и спин. Куда я шла? Может, я наткнусь тут на что-то, что позволит мне больше узнать о Максе? Скажем, ввалюсь в комнату, полную женских вещей? Неужели Макс так легко соглашался встречаться не у себя дома лишь потому, что это давало ему возможность принимать здесь кого-то еще?

И зачем я вообще сюда пришла?

Услышав шаги, я поспешно нырнула в комнату в конце коридора.

Внутри, вдалеке от толпы, было так тихо, что я явственно услышала стук пульса у себя в ушах.

А затем я огляделась.

Это была невероятно просторная спальня, с гигантской кроватью в центре. На тумбочке рядом с кроватью, где стояла единственная включенная лампа, была фотография в рамке. Моя фотография. На снимке я стояла, глядя в камеру, поднеся руку к пуговицам блузки и чуть приоткрыв губы, с выражением удивления и одновременно облегчения на лице.

Я вспомнила, в какой момент был сделан этот снимок. Макс только что сказал, что любит меня.

Крутанувшись на месте, я уставилась на противоположную стену. Еще фотографии. Моя спина и руки, протянутые к застежке лифчика. Мое лицо, глаза опущены на юбку, которую я расстегиваю, на губах улыбка. Мое лицо, обращенное к Максу в утреннем свете. Пошатнувшись, я шагнула вперед – мне хотелось как можно быстрее скрыться, бежать от откровения, что я жестоко ошиблась. Надо было успокоиться и понять, что я увидела. Но за следующей дверью оказалась обширная гардеробная, и она привела меня, если это вообще возможно, в еще большее смятение.

Комната просто вопила об интимности. Здесь было около тридцати наших фотографий – черно-белые снимки разных размеров, искусно скомпонованные и развешенные по стенам, выкрашенным простой кремовой краской.

Некоторые из них были вполне невинными и просто красивыми. Снимок, который сделала я – его губы, прижатые к моей ступне. Его большой палец, поглаживающий тонкую полоску обнажившейся кожи там, где он приподнял мою блузку.

Некоторые достаточно эротические, но сдержанные, только намекавшие на то, что мы потерялись друг в друге, но ничего не показывающие. Мои зубы, покусывающие мочку его уха – виден был только рот и подбородок на фоне его кожи, но сразу становилось ясно, что я задыхаюсь от страсти и близка к финалу. Или мой торс под ним. Я впилась ногтями ему в плечи и высоко приподняла бедра.

Несколько откровенно порнографических. Моя рука, сжимающая его возбужденный член. Размытый снимок, на котором он брал меня сзади, во время нашей встречи на складе.

Но тот, что заставил меня замереть на месте, был сделан у меня в квартире и со стороны. Я даже не поняла, когда Макс успел поставить камеру на таймер. Ракурс был не самый лучший – фотоаппарат стоял на столике рядом с моей кроватью. На снимке Макс навис надо мной. Его бедра напружинились – он входил в меня. Одной ногой я обхватила его талию. Он приподнялся надо мной на локтях и наклонил голову вниз, потому что мы целовались. Наши глаза был закрыты, на лицах ни малейшего признака напряжения. Это были мы, занимавшиеся любовью, застывшие в одном идеальном мгновении.

– О боже, – прошептала я.

– Никто не должен сюда заходить.

Я подпрыгнула и прижала ладонь к груди при звуке его голоса. Закрыв глаза, я спросила:

– Даже я?

– Особенноты.

Я развернулась, чтобы взглянуть на него, но сразу поняла, что это было ошибкой. Мне следовало сделать глубокий вдох, приготовиться к тому, что я увижу его почти вплотную: в свежем костюме, собранного, совершенно спокойного и невероятно прекрасного.

Но этот совершенной красоты портрет пошел трещинами по краям. Под его глазами, утратившими блеск улыбки, залегли темные круги. Губы побледнели и плотно сжались.

– Мне было тяжело там, – призналась я. – Эта комната, диван…

Макс смерил меня тяжелым взглядом.

– Теперь ты знаешь, что я чувствовал, вернувшись домой из Сан-Франциско. Я хотел полностью сменить мебель…

После этих слов нас захлестнуло душное молчание. В конце концов он отвернулся. Я не знала, с чего начать. Пришлось напомнить себе, что на его мобильнике были снимки других женщин, сделанные позже, чем мои. Но здесь, в этой комнате, казалось, что ему больней, чем мне.

– Я не понимаю, что происходит сейчас, – откровенно призналась я.

– Не надо было тыкать меня носом в мое унижение, – сказал Макс, махнув рукой на фотографии на стенах. – Поверь, Сара, я чувствую себя жалким и без того, чтобы ты приходила сюда без приглашения.


Он взглянул на снимок моих губ, прижавшихся к его бедру.

– Я заключил с собой сделку. Я собирался оставить их здесь на две недели, а потом убрать.

– Макс…

– По твоим словам, ты любиламеня.

Его спокойствие давало слабину – я никогда еще не видела, чтобы Макс злился. И я понятия не имела, что ответить. Он говорил о нас в прошедшем времени. Но не было ничего более настоящего, чем мои чувства к нему, особенно в этой комнате, полной свидетельств того, кем мы стали друг для друга той ночью.

– У тебя на телефоне были снимки друг…

– Но если бы ты любила меня так, как я люблю тебя, – сказал Макс, перебив меня, – то дала бы мне возможность объяснить то, что увидела в «Пост».

– Когда требуется объяснение, обычно уже слишком поздно.

– Ты ясно дала мне это понять. Но почему ты считаешь, что я сделал что-то не так? Разве я когда-нибудь врал тебе или скрывал что-то от тебя? Я доверялтебе. Ты отчего-то считаешь, что мне никогда не причиняли боль и поэтому доверие дается мне легко. Ты так усердно охраняешь собственное сердце, что даже не подумала – может, я совсем не такой подлец, каким меня считают.

Это отмело все возможные ответы. Макс был прав. После его рассказа о Сесили и о дальнейшей любовной жизни я действительнорешила, что он легко относится ко всему и не знаком с темной стороной любви.

– Ты могла бы дать мне возможность все объяснить, – сказал Макс.

– Я здесь. Объясни сейчас.

Его гримаса стала еще более хмурой, но он неохотно кивнул.

– Тот, кто стащил мою сумку, продал снимки без зазрений совести как свои собственные. Добрые работники «Селебритини» обнаружили сто девяносто восемь твоих снимков в моей сумке. На карте памяти, на мобильнике и на флэшке. Если бы смогли расшифровать пароль на ноутбуке, нашли бы еще пару сотен. И все же они предпочли выложить фотографию твоего бедра и портрет женщины, с которой я в жизни не встречался.

Я удивленно нахмурилась. Сердце в груди бешено стучало.

– То есть они просто вставили туда случайную фотографию? Не твою?

– Она былау меня на мобильнике, – ответил Макс, глядя на меня. – Но я понятия не имел, кто она. Уилл переслал мне этот снимок утром, как раз перед тем, как украли мою сумку. Это была какая-то женщина, с которой он встречался пару раз несколько лет назад.

Я покачала головой, не понимая, куда Макс ведет.

– С какой стати он послал тебе ее фото?

– Я рассказал ему о снимках, которые мы с тобой сделали, и как это для меня ново. Конечно, он, как водится между нами, принялся шутить, что сам все это давным-давно прошел. Делал изысканные снимки своих любовниц. Это все игра, давний вид спорта, побывал там-то, сделал то-то. Уилл просто подкалывал меня. Он видел, что я говорю искренне и люблю тебя, – отступив на шаг, Макс прислонился к стене. – Но перед моим отъездом мы весь день шутили на эту тему. Он спросил, забил ли я всю память телефона порнушкой с Сарой. Послал мне этот снимок, потому что он придурок и потому что хотел подшутить. И, понятно, выбрал для этого самое неудачное время.

– В статье говорится, что у тебя там фотографии множества женщин.

– Ложь.

– Почему ты мне этого не рассказал? Не оставил голосового сообщения, не отправил смс?

– Ну, во-первых, потому, что считал – взрослые люди обсуждают такие вещи лицом к лицу. Все, что мы делали вместе, требовало большого доверия, Сара. Мне казалось, я заслужил право на честный суд. Но мне также… – Тут он взъерошил волосы и выругался. – …пришлось бы признаться, что я рассказал Уиллу, как ты разрешила мне фотографировать. Признаться, что я выдал наш секрет. И в том, что он послал мне интимную фотографию женщины, которая, предположительно, доверяла ему. Наши юристы занялись делом о разглашении частной информации, но ты бы все равно подумала, что мы оба козлы.

– А что я подумала, увидев ее фото в газете?

– Неужели ты не понимаешь, что именно такая статья и была им нужна? Статья обо мне и о моем гареме? Они нашли сотни фотографий нас с тобой, но отчего-то опубликовали только одну. Достаточно единственного снимка другой женщины – бам! – и у них готовый скандал. Я говорил тебе, что ни с кем больше не встречаюсь. Почему моих слов было недостаточно?

– Потому что я привыкла к тому, что мужчины говорят одно, а делают другое.

– Но ты ожидала, что я буду лучше, – сказал он, испытующе глядя на меня. – Иначе зачем ты призналась, что любишь меня? Зачем подарила мне такую ночь?

– Когда появились эти фотографии… я подумала, что та ночь не так уж много для тебя значила.

– Это полная чушь. Ты была там со мной. Ты смотришь сейчас на эти снимки. Ты совершенно точно знаешь, как много значила для меня та ночь.

Я потянулась к нему, но потом остановилась. Макс выглядел по-настоящему взбешенным, и мое разочарование – им, собой, всей этой историей – вспыхнулокак спичка. Я ведь все еще помнила, как укололо в груди при виде фотографии другой женщины.

– А что я должна была подумать?Казалось вполне логичным, что ты меня просто использовал. Все, что было между нами, давалось тебе так легко.

– Это и было легко. Влюбиться в тебя по уши было чертовски легко. Разве так не должно быть? Если я не пережил сердечных разочарований в последние годы, это не значит, что я не способен чувствовать боль. Проклятье, Сара. Последние три недели я хожу сам не свой. Да я совершенно раздавлен.

Я прижала ладонь к животу, чувствуя, как что-то рвется наружу, и пытаясь сдержать это.

– Я тоже.

Вздохнув, он уставился на носки своих туфель и замолчал. Сердце бешено билось.

– Я хочу быть с тобой, – произнесла я.