Расплата

– Не знаю, что и сказать, Лиза.

– Ничего не говори – слушай.

Шли часы, но Джоэл не появлялся. Лиза словно о нем забыла, зато Флорри помнила, что он уже должен находиться здесь. Наконец Лиза встала:

– Флорри, мне нужно переодеться. Я подумала о льняной пижаме и банном халате, которые так нравились Питу.

Она направилась к двери в столовую. Флорри вышла в кухню, налила себе стакан воды и посмотрела на настенные часы: без двадцати двенадцать. Взялась за телефон, чтобы позвонить племяннику, – и тут увидела, что провод оборван. Очень ровно, будто перерезан ножницами. Телефон не работал, и им, вероятно, этим вечером не пользовались, чтобы связаться с Джоэлом.

Флорри вернулась в гостиную и стала ждать. Лиза не закрыла дверь в спальню, и было слышно, что она все громче и громче плачет. Лиза лежала на кровати, которую прежде делила с Питом. На ней была белая льняная пижама, а сверху она укрылась кремовым халатом.

Флорри наклонилась над ней:

– Все в порядке, дорогая? Я с тобой. Тебе плохо?

Лиза показала на стул:

– Сядь. – Стараясь держать себя в руках, она вытерла лицо платком.

Флорри послушалась и ждала. Лиза не звонила сыну. Джоэл не звонил ни врачам, ни Стелле. Все с нетерпением ждали новостей неизвестно откуда, а Лиза лежала на кровати в своем доме.

Флорри хотела спросить, зачем она перерезала телефонный провод, но это ничего бы не дало. Лиза была на грани того, чтобы разговориться и открыть секреты, которые могли навсегда остаться тайной. Лучше ее не смущать. Она не желала, чтобы Джоэл находился в этот момент рядом.

– Пит с тобой общался перед тем, как умереть? – наконец спросила Лиза.

Говорить-то говорил, но Флорри не клюнула на наживку. Она хотела услышать историю из первоисточника.

– Конечно, нет. Ты же знаешь, каким он был скрытным. Так в чем проблема?

– О, Флорри! Ты не представляешь, как много секретов и грехов. Я не могу винить Пита за то, что он меня не простил. – Лиза снова заплакала, а затем зарыдала. Этот приступ был похож на причитания – громкие, болезненно-мучительные, что озадачило Флорри. Она никогда не слышала таких тягостных стенаний. Лиза дергалась, словно ее душил рвотный спазм. Тело пронзали конвульсии. Это длилось так долго, что Флорри не выдержала, легла рядом и прижалась к ней.

– Все в порядке, Лиза. Все в порядке, дорогая.

Флорри обнимала, шептала ласковые слова, нежно поглаживала и снова шептала, и Лиза стала оттаивать. Задышала ровнее, словно бы ушла в свое исхудавшее маленькое тело, и тихо плакала.

– Есть кое-что такое, что тебе необходимо знать, – прошептала она.

– Я слушаю, Лиза. Я с тобой.



Она проснулась в темной комнате, дверь нараспашку. В доме сумрак, только в гостиной свет от крохотной лампы. Лиза тихо откинула одеяло, встала и вышла из спальни. Флорри лежала на диване под пледом, бесчувственная к внешнему миру. Лиза бесшумно выбралась в кухню и спустилась по ступеням крыльца. Дул холодный ветер, и ее ноги вскоре намокли. Лиза скользила по траве к амбарам, и ее банный халат стелился за ней.

Из-за облаков выглянула луна и, озарив строения голубоватым отблеском, снова скрылась. Лиза знала, куда идти, и ей не требовался свет. Миновав последний амбар, она увидела в загоне силуэты своих лошадей. Она никогда не проходила мимо, не поговорив с ними, но теперь ей нечего было им сказать.

Мокрые, грязные ноги замерзли, но Лиза не обращала внимания. Боль теперь не имела значения. Она поежилась и решительно направилась дальше. На некрутом склоне по пути к старому платану оказалась среди мертвых – тех упокоившихся Бэннингах, о которых так много слышала. Луна не выходила, и Лиза не могла прочитать имена на могильных камнях, но знала, где лежит он. Она провела пальцами по известняку и ощутила его имя.

Лиза нашла своего мужа.

Переполненная горем, виной и стыдом, она устала плакать. Замерзла и молила о конце.

Говорят, что, достигнув подобной точки, люди обретают мир. Это ложь. Мира в ней не было. Не было и покоя. Лиза сознавала, что ее поступок сочтут не чем иным, как актом отчаяния сумасшедшей.

Она привалилась спиной как можно плотнее к могильному камню. Тело Пита находилось всего в нескольких футах под ней. Сказала, что любит его, что скоро они увидятся, и помолилась о том, что, когда они окажутся вместе, он бы наконец ее простил.

А затем достала из кармана банного халата маленький пузырек с таблетками.





Глава 47




Эймос нашел Лизу на рассвете. Приблизился, чтобы убедиться, что видит именно то, что подумал, и бросился с криком к дому – быстрее, чем бегал последние десятилетия. Когда Флорри сообщили, что Лиза умерла, она упала в обморок на заднем крыльце. После того как Флорри пришла в сознание, Нинева помогла ей добраться до дивана и попыталась ее утешить.

Приехали провести дознание Никс Гридли и Рой Лестер. Эймос рассказал им, что` обнаружил на кладбище, и они отправились на могилу. Пустой пузырек из-под лекарств был веским доказательством. Кладбище не стало местом преступления. Шел моросящий дождь, и Никс решил, что телу Лизы не следует мокнуть. Вдвоем с Лестером они положили его на заднее сиденье и вернулись к дому. Никс пошел внутрь, чтобы пообщаться с родными покойной, а Лестер повез тело в похоронное бюро.

Флорри проснулась около пяти часов и увидела, что Лизы нигде нет. Испугалась и побежала в домик Ниневы, где Эймос только что начал завтракать. С женой он принялся внимательно осматривать округу, а Флорри поехала в красный коттедж – позвонить. Она связалась с Джоэлом и доктором Хилсебеком и кратко объяснила ситуацию.

Джоэл спешил из Оксфорда, когда встретился с отъезжавшей от его дома машиной шерифа. Уже внутри он выслушал все до конца. На Флорри было страшно смотреть, она во всем винила себя и, рыдая, с трудом хватала воздух ртом. Поговорив со Стеллой по телефону, Джоэл настоял, чтобы тетя поехала с ним в больницу. Ее приняли с жалобами на боль в груди и дали ей успокоительное. Оставив Флорри на попечение врачей, Джоэл помчался к шерифу, чтобы воспользоваться его недоступной для подслушивания телефонной линией. Поговорив с ошеломленным доктором Хилсебеком, он заставил себя позвонить в Канзас-Сити и сообщить бабушке и дедушке Суини, что их дочь умерла. Снова пообщался с сестрой, и они обсудили, что им делать в следующие несколько дней.


От шерифа Джоэл поехал в похоронное бюро. В темной комнате на задворках здания он в последний раз взглянул в красивое лицо матери. Затем выбрал гроб.

Джоэл сумел добраться до машины и тут буквально сломался. Сидел, смотрел ничего не видящими глазами, как по стеклу скользили «дворники», и, охваченный горем, долго плакал.



Служба проходила в методистской церкви, той, что некогда построил дед Пита и где детьми крестили Джоэла и Стеллу. Священник был новый, только что присланный в город методистским управлением. Он знал историю, но сам ее не пережил и намеревался собрать воедино свою расколотую паству.

Сначала Джоэл и Стелла планировали семейные похороны, вроде тех, что завещал для себя Пит, однако друзья убедили их, что Лиза достойна более пышных проводов. Они согласились и пошли знакомиться со священником. Народу собралось много – вдвое больше, чем стульев. Люди сидели в машинах на парковке и ждали момента, чтобы взглянуть на гроб. Друзья и знакомые, не сумевшие попрощаться с Питом, к Лизе пришли заранее.

Мистер и миссис Суини стояли между Джоэлом и Стеллой и смотрели на закрытый гроб. Безутешная миссис Суини, не переставая, вытирала лицо. Мистер Суини не плакал, даже казался сердитым, словно винил отсталый штат в том, что он погубил его дочь. Раздавленные горем Джоэл и Стелла старались держаться. Процедура получилась слишком мрачной. Остались в прошлом добрые, теплые панегирики покойным прежних времен. Пита в церкви не поминали. Кошмар Бэннингов продолжался, и те, кто за ним наблюдал, были не в силах вмешаться.

Исполнили несколько гимнов, выслушали проповедь, почитали Писание, и, как обещал священник, через час все завершилось. Когда мисс Эмма Риддл завела свой последний скорбный номер, паства встала, и гроб понесли через центральный проход. Следом шли рука об руку Джоэл и Стелла, за ними, поддерживая друг друга и стараясь не раскиснуть, родители покойной и другие Суини. Но ни одного Бэннинга. Флорри лежала дома в постели. Остатки маленькой семьи стремительно исчезали. В церкви все было чинно, никаких ярких цветов.

Идя за гробом под звуки органа и женский плач, Джоэл чувствовал на себе множество взглядов. У выхода посмотрел направо и увидел самое красивое в мире лицо. Мэри-Энн Малуф с одной из своих сокурсниц проделала путь из Оксфорда, чтобы выразить ему соболезнование. Это был единственный светлый момент за целый день. И, выходя на улицу, Джоэл дал себе слово, что когда-нибудь женится на этой девушке.

Через час у старого платана собралась для участия в погребении небольшая группа людей – только родные и несколько друзей, а также Эймос, Нинева и десяток живущих на земле Бэннигов негров. Хотела прийти Флорри, но Джоэл настоял, чтобы она осталась в красном коттедже. Теперь он за многое отвечал и принимал решения, которые ему отнюдь не хотелось принимать. После молитвы, чтения Библии и той же памятной версии «О Благодати» в исполнении Мариэтты, четверо мужчин опустили тело Лизы в землю, где ее гроб оказался менее чем в футе от того, в котором покоились останки ее мужа. И теперь они бок о бок могли оставаться в вечности.

Она была так же повинна в его смерти, как и он в ее. Пит и Лиза оставили на земле двоих прекрасных детей, не заслуживавших кары за грехи своих родителей.



Следующая после похорон неделя выпала на День благодарения. Джоэлу следовало возвращаться на юридический факультет и начинать зубрить материал к выпускным экзаменам, хотя у него, как у третьекурсника, было более свободное, чем у других, расписание. В понедельник они со Стеллой поехали в Оксфорд, он все объяснил декану и попросил несколько свободных дней по семейным обстоятельствам. Декан знал, что случилось, сочувствовал студенту и обещал все устроить. Джоэл был среди десяти процентов лучших в потоке и в мае должен был получить диплом.

В Оксфорде Джоэл пригласил Мэри-Энн в «Мэншн», чтобы познакомить с сестрой. По пути он признался Стелле в своих чувствах к девушке, и та пришла в восторг оттого, что он наконец влюбился. С тех пор как заболела их мать и умер отец, они говорили друг с другом все откровеннее. Опирались друг на друга, и хотя их, как всех Бэннингов, воспитывали строго, те дни миновали. Они понимали, что в их семье накопилось слишком много секретов.

Девушки сразу подружились – так много говорили и смеялись, что Джоэл удивился. Сам он во время ужина больше молчал, не имел возможности вставить ни слова. Когда брат и сестра возвращались обратно, Стелла посоветовала Джоэлу как можно скорее надеть на палец Мэри-Энн кольцо, пока этого не сделал кто-нибудь другой. Он заявил, что не тревожится об этом. Ужин немного развеял их мрачное настроение. Но когда они пересекли границу округа Форд, все их мысли были снова о матери, и разговоры стихли. Свернув на подъездную дорожку к ферме, Джоэл снизил скорость на гравии, остановился и выключил мотор. Они сидели и смотрели на дом. Первой заговорила Стелла:

– Не думала, что когда-нибудь такое скажу: я больше не люблю это место. Светлые воспоминания исчезли, разбились о то, что случилось. Ноги моей больше не будет в этом доме.

– Нам надо его сжечь! – подхватил брат.

– Не глупи. Ты что, серьезно?

– Вроде того. Мне ненавистна мысль, что здесь будет жить Джеки Белл с детьми и этот мерзавец Маклиш. Станет джентльменом-фермером! Это же надо? Уму не постижимо!

– Но ты же не собирался тут жить, Джоэл?

– Не собирался.

– И я не собиралась. Так какая разница. Будем, когда надо, приезжать, навещать Флорри. А когда она уйдет из жизни, я тут больше не появлюсь.

– А кладбище?

– Что кладбище? Какой смысл глядеть на старые камни и проливать слезы? Родители умерли, хотя могли бы жить. Их больше нет, Джоэл. Я стараюсь забыть, как они ушли из жизни, и помнить, как они жили. Будем, насколько возможно, помнить о хороших временах.

– По-моему, это невозможно.

– Возможно.

– Пустые слова, Стелла. Мы теряем это место.

– Теряем. Так смирись с этим. Я возвращаюсь в большой город.



Директриса школы Святой Агнессы тоже проявила сочувствие и отпустила Стеллу на неделю. Ее ждали обратно в воскресенье после Дня благодарения.

Брат и сестра остановились в красном коттедже, а не в своем доме. Мариэтта пожарила индюка и приготовила многое другое, и им пришлось постараться, чтобы все съесть. Флорри пыталась воспользоваться их присутствием и как-то развеяться.

Рано утром в пятницу Джоэл погрузил вещи сестры в «понтиак», и они на прощание обнялись с тетей. По дороге остановились у старого платана и уронили слезу. Дома попрощались с Ниневой и тронулись в путь.

Стелла хотела отправиться в Вашингтон на поезде, но брат не позволил – зачем ей сидеть одной часами в вагоне? Лучше они проведут еще какое-то время вместе в машине. Когда автомобиль выезжал на шоссе, Стелла оглянулась на дом и поля вокруг. Она надеялась, что больше сюда никогда не вернется.

Так оно и будет.



Умерших судей заменяет губернатор, ставя на их место до следующих выборов исполняющих обязанности. Губернатора Филдинга Райта – того, что присутствовал на казни Пита, – после смерти председателя Рамболда завалили обычными в подобных случаях просьбами о патронаже. Одним из главных сторонников Райта в Северном Миссисипи был не кто иной, как Берч Дэнлоп. Он лоббировал в Тупело некоего Джека Шенолта. У Берча был план сорвать с Бэннингов солидный куш, и Шенолт в качестве судьи мог ему в этом помочь.

В начале декабря, когда в университете Джоэл корпел над учебниками, губернатор Райт назначил Шенолта исполняющим обязанности председателя суда вместо Рамболда. Джон Уилбэнкс и большинство других юристов не одобрили выбор, главным образом потому, что Шенолт не житель их района. Тот ответил, что переедет.

Уилбэнксы предложили другого кандидата, но они были с губернатором далеко не в таких отношениях, как Берч.