Счет

– Что за?… – Придя в себя, я чувствую во рту медный привкус.

Я касаюсь губы, и мои пальцы измазываются в крови. Ни фига себе! Элли так сильно укусила меня, что пошла кровь. Из меня рвется смех.

Элли поднимает голову. Ее волосы спутались, а глаза почти закрыты.

– Что? – На ее лице тут же появляется взволнованное выражение. – О боже, у тебя кровь!

Я начинаю смеяться еще сильнее. Как же, блин, здорово, что я не сдался! Ну и девчонка: царапается, кусается и трахается до беспамятства. Такой у меня еще никогда не было.

– Ничего страшного, – уверяю я Элли.

Но она явно с этим не согласна, потому что слезает с меня и придвигается к тумбочке у кровати. Взяв оттуда салфетку, Элли прижимает ее к моей губе.

– Прости! Тебе больно?

– Ни капельки, – звучит мой жизнерадостный ответ.

Я забираю у нее салфетку и бросаю ее на пол, а потом перекладываю голову с матраса на подушку и притягиваю Элли к себе.

Ее божественное обнаженное тело ложится рядом со мной, а голова устраивается на моем плече.

– Бесконечное множество желаний, – бормочет она себе под нос.

– Что?

– Твой член. – Она вздыхает. – Он творит чудеса.

– Еще как, черт побери! Я же говорил тебе, что у меня потрясающий член.

Я ухмыляюсь в потолок и поглаживаю ее грудь. Какое-то время мы лежим в тишине, все еще стараясь отдышаться.

Наконец Элли мурчит:

– Ты писал про какую-то игру у малышни, это что?

До меня даже не сразу доходит, о чем речь.

– А, «Ураганы». Наш новый тренер по работе с защитниками вынудил меня поработать на общественных началах в начальной школе, так что теперь я помощник тренера хоккейной команды.

– Звучит здорово.

– Поверить не могу, что говорю это, но… так и есть. В смысле здорово.

И сегодняшняя игра оказалась куда более захватывающей, чем я ожидал. «Ураганы» встречались с командой-лидером их дивизиона, и каждый мальчишка играл на впечатляющем уровне. О, и победный гол был забит благодаря кистевому броску Робби Олсена. Черт, да меня просто распирало от гордости!

– А я каждое лето была волонтером в театральном кружке, когда училась в старшей школе, – говорит мне Элли. – Там всегда было очень круто, поэтому я сильно расстроилась, когда кружок закрыли. Он находился в старом театре в Бруклине, но потом землю перевели в другую категорию, городские власти снесли здание, и теперь там компьютерный магазин. – Она резко садится. – Блин, я кое-что забыла.

Она перевешивается через меня, чтобы дотянуться до тумбочки. Я не могу устоять и втягиваю в рот ее сосок. Чертовски здорово ощущать этот тугой бутон у себя на языке. Я сосу сильнее, и по телу Элли пробегают мурашки, но тут она отталкивает мою голову.

– Погоди, а то потом я опять забуду.

Она берет свой телефон и открывает приложение с заметками и напоминаниями, где что-то печатает. Мне хорошо видны слова «билет на поезд».

– Билет на поезд?

– Да, мистер любопытный. – Элли кладет телефон обратно. – Я поставила себе напоминание купить билет в Нью-Йорк. Надо сделать это заранее, а то ко Дню благодарения начнется настоящий хаос. В прошлом году мне пришлось ехать самым последним поездом, который прибывал в четыре утра.

– Ты проводишь День благодарения со своими родителями?

Элли снова вытягивается рядом со мной.

– Только с папой. – Она умолкает. – Мама умерла.

– О, мне так жаль.

Я провожу ладонью по ее голой руке. Потом замечаю, как это необычно – лежать с ней в кровати и просто разговаривать. Но мое тело еще так расслаблено после наших забав. Сейчас даже спасателям будет не под силу извлечь меня из этой кровати.

– Вы с отцом близки? – спрашиваю я.

Ее голова слегка ударяет мое плечо, когда Элли кивает.

– Очень близки. Он самый лучший в мире человек.

– Чем он занимается? – Сам не знаю, почему я задаю все эти вопросы. У меня нет привычки близко знакомиться с девчонками, с которыми переспал. Но Элли – это другое. К тому же она лучшая подруга Уэллси. И кажется неправильным отнестись к ней в духе «трах-бам, спасибо, мадам».


– Он искал талантливых игроков для «Брюинз».

– Правда? – Я под сильным впечатлением. – Тогда он разбирается в хоккее. А сам играл?

– В колледже. Его задрафтовали «Кингз»[12], но он порвал связку еще во время тренировочных сборов, так что его карьера закончилась, даже не успев начаться. Но, по-моему, папа воспринял это с некоторым облегчением. Он всегда говорил, что ему лучше удается искать талантливых игроков, чем самому быть таковым.

– И все же это тоже тяжелая работа, – замечаю я. – Наверное, он почти все время был в разъездах?

– Да. И это было самой отстойной частью. Но мы с мамой справлялись. А когда она умерла, папа по возможности старался брать меня с собой, но чаще всего я оставалась у своей тети, в Куинсе.

– Сейчас он на пенсии?

Элли едва заметно напрягается.

– Да, на пенсии. – Снова повисает пауза. – А какие у тебя планы на День благодарения? Напомни, откуда ты? Из Коннектикута?

– Да. Из Гринвича. И Манхэттена. Моя семья живет на два дома, но в старшую школу я ходил в Коннектикуте.

– В частную старшую школу, – поправляет она меня.

Я дергаю ее за волосы.

– Но она же все равно старшая.

– Конечно, но готова поспорить, что у тебя там было куда больше привилегий, чем в моей Вашингтон-Паблик в Бруклине. Избалованный мальчишка. – По ее тону слышно, что она просто дразнится. – Кстати, ты так и не ответил, что будешь делать на праздники.

– Еще не знаю, – признаюсь я. – Со временем как-то сложно. Мы играем с Гарвардом через два дня после Дня благодарения.

– Ну и что? Гринвич отсюда не так уж далеко, как и Манхэттен. Ты можешь доехать или долететь что туда, что туда и все равно успеешь обратно на игру.

– В том-то и дело, что мне не нужно ни в Гринвич, ни на Манхэттен. Моя семья будет в нашем доме на Сен-Барт.

Элли снова садится, широко открыв рот, а потом начинает смеяться.

– Ну ничего себе, фу-ты ну-ты! – И она тут же продолжает с безупречным британским акцентом: – Нет, ну а что, дорогая, моя семья действительно владеет домом на Сен-Бартелеми. Папан – заядлый моряк, а маман просто обожает попивать «Мимозу» на нашем частном пляже.

Я тыкаю ее пальцем в бок.

– Ты просто завидуешь.

– Конечно. У тебя дом на Сен-Бартелеми. Круть. – Ее лицо становится задумчивым. – Твои родители юристы, верно?

Я киваю.

– Не знала, что юристы могу зарабатывать на дома на тропических островах.

– Смотря какие юристы. Мой папа – один из лучших адвокатов по уголовным делам в стране, так что да, он неплохо зарабатывает, – с иронией говорю я. – А мама специализируется на жилищном праве, что тоже приносит приличный доход. К тому же они оба из богатых семей.

– Дай угадаю, дедули Себастиан и Кендрик были нефтяными баронами?

Как-то глупо, но мне приятно, что Элли запомнила мои средние имена.

– Нет, в нашей семье никто не связан с нефтью. Дедушка Себ владел судоходной компанией. Вернее, он и сейчас ею владеет, просто управляет всем совет директоров. А дед Кендрик был предпринимателем в сфере недвижимости.

– Как Дональд Трамп?

– Типа того. Ты когда-нибудь ездила на Манхэттен, когда жила в Бруклине? – И тут меня осеняет: – Эй, а почему у тебя нет бруклинского акцента?

– Может, потому, что мои родители не были коренными ньюйоркцами. Папа из Огайо, мама выросла в Калифорнии. Наверное, я говорю так же, как они. И конечно, я бывала на Манхэттене – или ты думаешь, что всю свою жизнь я провела под Бруклинским мостом, словно тролль?

Я фыркаю.

– И даже бывала в Верхнем Ист-Сайде?

– Конечно. У меня была подруга, которая жила… – Элли делает большие глаза. – Офигеть! «Хейворд-Плаза». До меня только что дошло.

Выражение благоговения на ее лице вызывает у меня широкую улыбку.

– Ты владеешь отелем «Хейворд-Плаза»? – восклицает Элли.

– Я лично? Нет. Но когда-нибудь, наверное, унаследую. Мамина семья, Хейворды, владеет недвижимостью по всему миру. В большей степени отелями, но еще у нас есть тот крутой жилой комплекс в Абу-Даби, построенный почти целиком из стекла. Он…

– Так, лучше тебе замолчать, а то мне уже хочется ударить тебя. Честное слово, представить себе не могла, что ты настолько богат. Даже не пойму, то ли это меня заводит, то ли, наоборот, убивает все желание.