Шопоголик и Рождество

— О, Бекс! — замечает меня Сьюзи, развернувшись к выходу. — А я тебя и не увидела… — Тут она осекается и охает. — Боже, что с твоими глазами?

— Решила попробовать новый стиль, — беззаботно отзываюсь я. — Как тебе?

— Э-э-э… да! — помолчав, выдает Сьюзи. — Очень… Подбросить тебя на работу?

— Нет-нет, не нужно. Я лучше прогуляюсь. Мне нужно побольше ходить пешком.

— Ладно. Тогда увидимся в магазине. Привет, Стеф! — бросает Сьюзи, проходя мимо нас.

— Привет! — бормочет Стеф и быстро разворачивается, пряча за спину свой неуклюжий, вымазанный землей садик.

К счастью, Минни и Харви и дела нет до того, насколько садик Сьюзи круче их поделок. (Самое классное в детях — это то, что они ни в чем не разбираются.) Ну и, к чести мисс Лукас, нужно заметить, что их работы она хвалит так же горячо, как садик Сьюзи.

— Харви! Минни! Какие очаровательные садики!

— Угу, — фыркает Стеф так, что никто, кроме меня, не слышит. — Наш точно выдвинут на премию Тернера[18].

Я усмехаюсь — и тут замечаю, что глаза у нее блестят. Господи! Наверняка этот урод, ее муженек, что-то отмочил. Но не могу же я начать расспрашивать ее в школьном коридоре.

— Кстати, как хорошо, что вы обе здесь, — говорит мисс Лукас. — Мы как раз распределяли роли для рождественского спектакля и решили, что Минни и Харви будут играть волхвов!

Минни будет волхвом! Я так и вспыхиваю от гордости.

— Костюм очень простой, — радостно добавляет мисс Лукас. — Вот тут выкройка… — она вручает нам со Стеф пухлые конверты, и улыбка сползает у меня с лица. Выкройка? То есть его придется… шить? — Просто прострочите швы, — жизнерадостно продолжает мисс Лукас. — А кое-где заложите складочки. Если захотите украсить костюм вышивкой или лентами, будет чудесно. Но это не обязательно, — заканчивает она, широко улыбаясь.

Складочки? Вышивка?

Что-то не помню, чтобы, когда мы записывали Минни в школу, завуч предупреждала нас: «Учтите, родители наших учеников должны уметь вышивать и закладывать складки». Но возразить я не могу, ведь Минни смотрит на меня с такой надеждой.

— Никаких проблем! — сам собой произносит мой голос. — Думаю, я еще добавлю пайеток и вручную кое-что пришью.

— Замечательно! — хлопает в ладоши мисс Лукас.

Стеф же не отвечает, просто рассеянно сует конверт в свою огромную торбу. Мы прощаемся с детьми, направляемся к выходу, и тут она говорит: «Пока, Бекки» и прежде, чем я успеваю ответить, ныряет в женский туалет. Несколько секунд я озабоченно смотрю ей вслед, а затем вхожу следом. Просто хочу убедиться, что все в порядке.

В туалете, как и всегда, толчется несколько мам. И вовсе не потому, что им надо пописать, тут они сплетничают. Стеф проходит к одной из раковин, с несчастным видом разглядывает себя в зеркале и начинает поправлять макияж. И я решаю, что дам ей закончить, а потом предложу поговорить.

Но у Стеф ничего не выходит. Глаза ее снова и снова наполняются слезами, и ей постоянно приходится стирать расплывшуюся подводку и начинать заново. Так проходит пара минут, а затем к ней обращается одна из женщин, с которой я не знакома:

— У вас все нормально?

— У меня? — Стеф взвивается, как ошпаренная кошка. — Да-да, все хорошо. Отлично!

Она бросает отчаянный взгляд моему отражению в зеркале и ныряет в кабинку. А я, не раздумывая, захожу в соседнюю. Я бы отправила ей сообщение, но сеть тут почти не ловит. А если начнешь шептать, кто-нибудь может услышать. Постучишь в стенку — и подавно…

И тут меня осеняет. Я достаю из сумки ручку и какой-то старый чек. А, это из «Бутс», за 3 банки сыворотки № 7, на которую была скидка. Кстати, а куда же я их засунула?

Ну да ладно. К делу. Я пишу на бумажке: «Ты правда в порядке? С любовью, Бекки хх» и сую ее под перегородку.

А через пару секунд бумажка возвращается с ответом от Стеф: «Нет. Не совсем».

Я так и знала.

«Давай поговорим. Можно в твоей машине. х», — пишу я и снова просовываю бумажку под перегородку.

И почти сразу же мне приходит ответ: «Да, пожалуйста. Спасибо. Х».



Спустя двадцать минут я знаю о жизни Стеф, о ее муже Дэмиане и об их последнем жутком отпуске на Кипре куда больше, чем мне бы хотелось. Сказать по правде, я всем этим слегка ошарашена. Семейная жизнь должна быть, как скотч для одежды. Крепкая, надежная и такая, чтобы ничего не торчало наружу. Но иногда случается, что в самый неподходящий момент скотч отрывается, все расползается, и на место ничего уже не прилепишь.

Когда мы были в Штатах, Сьюзи с Тарки повздорили, и я уже опасалась худшего. И Джесс на днях была вся потухшая. А теперь еще… это. Оказывается, Дэмиан ничего не хочет слушать и к семейному психологу идти не желает. Сначала он твердил, что у него никого нет, а теперь выясняется, что другая женщина все же есть. Они вместе работают: он — в ИТ-отделе, а она отвечает за организацию корпоративных мероприятий. Как-то раз они вместе поехали в Манчестер на конференцию, и там, в отеле «Мальмазон», все и случилось. (Честно говоря, я бы обошлась без подробностей, но не хочется мешать Стеф изливать душу.)

Мы сидим в припаркованной у обочины машине, Стеф все говорит и говорит, но временами испуганно оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что никто за нами не наблюдает. Она ужасно боится, что кто-нибудь обо всем узнает. Потому что тогда новость дойдет и до Харви. А больше всего ей хочется, чтобы Дэмиан осознал, каким был идиотом, и вернулся, а Харви так никогда ни о чем и не узнал.

— В каком-то смысле Дэмиан прав, — говорит Стеф, печально глядя в окно. — Со мной в последнее время было не так уж весело. Я не слишком искрометно шучу. А когда мы отправляемся поужинать в ресторан, могу уснуть, уронив голову на стол. — Она тяжко вздыхает. — Просто тащить на себе одновременно и работу, и школьные дела так сложно. К тому же у нас сейчас очень важный проект… — Стеф судорожно трет лоб, будто стараясь выгнать из головы навязчивые мысли. — Мы полгода назад переехали в новый дом, а я так до сих пор и не решила, в какой цвет выкрасить спальню. Да я даже коробки с вещами не разобрала. Мы с мужем поскандалили, и он сказал, что я просто 33 несчастья. И был прав.

Тут меня охватывает ярость: это же надо, обзывать человека, который вкалывает так, как Стеф. Видела я этого ее мужа пару дней назад в школьном дворе, рассмотрела его хорошенько и могу сказать, что он меня совершенно не впечатлил. Одет в какие-то древние линялые джинсы и из телефона не вылезает. Харви цеплялся за его руку, а он на него даже не смотрел. К тому же у него ужасно неприятный смех. Да кем он себя возомнил?

— Стеф, это не ты 33 несчастья, это он козел! — гневно выпаливаю я. — А ты чудесная! Сильная, позитивная и за Харви горой. А на юмор ни у кого из нас времени нет. Все целыми днями ваяют аппликации из макарон!

Мне хочется рассмешить Стеф, и она действительно невесело усмехается.


— Да у меня самой три коробки вещей не распакованные стоят с тех пор, как я переехала сюда из Фулхэма, — добавляю я для пущего эффекта. — И я понятия не имею, что в них. И кстати, если твоего мужа так беспокоят вещи, мог бы взять и сам их распаковать, разве нет?

Стеф снова негромко смеется, но на вопрос не отвечает. А я не настаиваю — все-таки мы с ней не так уж близки.

— А что говорит твоя мама? — пробую сменить тему я. — Что она обо всем этом думает?

— Я ей не сказала пока, — признается Стеф, помолчав. — Ты, Бекки, единственная, кто в курсе.

— Так расскажи! — убеждаю я, хотя маму ее никогда и в глаза не видела.

— Может быть. — Стеф прикусывает губу, а затем через силу улыбается. — Я лучше поеду. И тебе, наверное, уже пора. Спасибо!

— Да за что, я же ничего не сделала, — беспомощно развожу руками я.

— Сделала, — она наклоняется ко мне и порывисто обнимает. — И я это очень ценю, Бекки. Давай подброшу тебя до работы.

Стеф высаживает меня у ворот Летерби-Холла, и я мчусь по обсаженной деревьями аллее к главному зданию. Влетая в сувенирный магазин, я на ходу придумываю, как объяснить Сьюзи свое опоздание, но вместо нее меня встречает Тарки.

Мы с Тарки знакомы тысячу лет. Бывали у него и взлеты, и падения, но сейчас он в хорошей форме. С тех пор, как мы вернулись из Америки, он с головой ушел в развитие Летерби-Холла. У него родилось множество классных бизнес-идей, которые он часто обсуждает с Люком. И Люк говорит, что Тарки прямо-таки нашел свое призвание.

С другой стороны, он по-прежнему довольно странный. Ну в таком привычном нам, милом стиле старины Тарки. Сегодня, например, на нем вся мятая и драная толстовка, которую, уверена, он носит еще со школы. Увидев меня, он переводит дыхание и смотрит на меня как-то напряженно.

— Бекки, я слышал, мы на Рождество приглашены к тебе, — говорит он. — Чудесно!

— Да! — радостно отзываюсь я. — Надеюсь, будет весело!

— Знаю, рано еще обсуждать детали, — начинает Тарки. — Но ты, наверное, уже начала обдумывать развлекательную программу? Я спрашиваю, потому что в Метрополитен дают «Парцифаль», и по телевизору будет идти прямая трансляция.

— Это… Вагнер? — наугад отвечаю я, зная, что Тарки просто помешан на Вагнере.

— Это его самая возвышенная, самая невероятная опера, — хлопает глазами Тарки. — Шедевр. И я подумал, что после обеда мы все могли бы собраться у телевизора и посмотреть ее. Думаю, детям это будет крайне полезно.

Опера Вагнера? В Рождество?

— Вау, — стараясь не выдать свой ужас, тяну я. — Звучит… Ну… Супер. Обожаю Вагнера! Да и кто же его не любит? Только тебе не кажется, что это… ну… не совсем в духе Рождества?

— Вагнер вне времени, — с жаром возражает Тарки. — Он будоражит. Одна прелюдия — уже лучший рождественский подарок для кого угодно. Таа-даа-дааа-ммм-ммм… — начинает напевать он, не сводя с меня глаз. — Тааа-дааа-дааа-диии-дааа…

— Тарки! — Слава богу, его прерывает пронзительный окрик Сьюзи, которая направляется прямо к нам, подозрительно сверля своего мужа глазами. — Ты что, поешь Вагнера? Забыл правило: никакого Вагнера в магазине!

— Тарки просто рассказывал, что в Рождество по телевизору будут транслировать «Парцифаль», — объявляю я. — Прекрасная новость, правда?

— Мы не будем смотреть твоего идиотского Вагнера в Рождество! — заявляет Сьюзи, и я вздыхаю с облегчением.

— Я просто пытаюсь помочь составить развлекательную программу, — защищается Тарки. — Оперой могут наслаждаться все, от мала до велика.

— Ничего подобного, — распаляется Сьюзи. — Опера превращает большинство людей в недвижимые статуи, потому что им дико скучно, но из комнаты они выйти не могут, не то любители оперы на них зашикают. И длится все это удовольствие шесть часов.

— «Парцифаль» не шесть часов идет… — начинает Тарки, но Сьюзи не обращает на него внимания.

— Как по мне, Рождество — это прежде всего детский праздник, — оборачивается она ко мне. — И я вот подумала: может, займемся вместе с детьми поделками? Ну, знаешь, купим пальчиковых красок, блесток и всего такого.

Сердце у меня падает. Опять поделки? Мы вообще-то тут Рождество обсуждаем. В Рождество пальчиковыми красками не рисуют. А сидят на диване, едят сладости и смотрят праздничное шоу по телевизору. Папа тем временем пытается впихнуть батарейки во все новые игрушки, половину из них в процессе ломает, и в итоге все дети рыдают. Это традиция.

— Не знаю, может быть, — осторожно отвечаю я. — Только Джесс считает блестки дьявольским изобретением.

— Хмм… — Сьюзи задумчиво прикусывает нижнюю губу. — Можем полепить из пластилина.

— Можем, — отзываюсь я осторожно, чтобы она не догадалась, что я обо всем этом думаю. — А можем просто посмотреть телевизор.

— Ладно, давай сначала узнаем, что будет в программе, — говорит Сьюзи. — Тогда и решим. О, кстати, — добавляет подруга, меняя тему, — я могу сегодня забрать Афродиту и Гермеса. Мне штабелер вернули из ремонта, и я кого-нибудь из рабочих прихвачу.

— Сьюз, — мне немедленно становится стыдно. — Не забирай этих уродов. Они же тебе не нужны. Я в любом случае зову тебя к нам на праздник.

— Нет, нужны! — горячо возражает Сьюзи. — У меня появилась отличная идея. Я приберегу их для следующего Хеллоуина. Назовем их Абсурд и Нелепица.

— О, — отзываюсь я, немного обиженно. — Ладно, хорошо.

Я как раз собираюсь снять плащ, когда Сьюзи трогает меня за плечо:

— Слушай, Бекс, — говорит она, понизив голос. — Еще кое-что. Хочу у тебя спросить, пока не набежали покупатели… Я вот подумала… — Сьюзи медлит и заканчивает почти шепотом. — Как по-твоему, с Джесс все в порядке? Мне она вчера показалась немного странной.

— Да! — вскрикиваю я. — И мне тоже! Она вся была напряженная и какая-то… сама не своя.

— Вот именно! Когда мы спросили про Тома, она так и застыла, и я подумала… Испугалась, что, может…