Смерть оловянных солдатиков
Часть 46 из 57 Информация о книге
– Он представляет из себя политического деятеля новой для Региона формации, удачно совмещающей традиционный уклад и жесткое, авторитарное правление, которое на первом этапе позволит консолидировать вокруг него общество… – А на втором? – перебил Президент. – Что «на втором»? – На втором этапе? – На втором этапе, когда политическое поле будет расчищено и освобождено от влияния недружелюбных нам сил, он уступит место лидерам демократического толка. – Скажите, он что, действительно режет за ослушание руки и вырывает глаза? – не по делу поинтересовался Президент. – Да, это достоверно установленный факт. – Интересно… Ваша фирма тоже много что проглядела, – многозначительно заметил Президент. Глядя глаза в глаза. Точнее, в правый глаз. – И много чего из рук выпустила, что не должна были выпускать. Большой начальник засмеялся. Но как-то натужно, неестественно. – Хорошо, мы не будем лезть в их внутренние дела, хотя, постарайтесь объяснить своему подопечному, что подобные методы лучше не использовать или хотя бы не освещать публично. В свете намеченных перспектив. Ему в обозримом будущем с приличными людьми встречаться, а тут такая варварская жестокость. Если вы готовите его для большой политики, его нужно хорошенько отмыть. – Мы проведем соответствующую работу. – В целом я утверждаю ваш план. Хотя, на мой взгляд, предложенная фигура вызывает некоторые нарекания. Но я не буду оспаривать мнение профессионалов. Я соглашусь с вами… под вашу личную ответственность… Надеюсь, вы меня услышали! И Президент внимательно и как-то оценивающе взглянул на уши собеседника. * * * – У меня теща любимая! Ехала в поезде! Мне ее найти… – Позвоните в штаб, вот по этому телефону… Гудки. Гудки… – Иванова Елена Сергеевна. Посмотрите, пожалуйста. Иванова, потому что фамилия должна быть самая распространенная. Она должна была совпасть. – Извините, такой нет. – Ну, может, просто Иванова? – Нет, увы нет… То есть, простите, к счастью нет. Ваша родственница в списках не значится. Возможно, она ехала в другом поезде. – А где можно встретиться с пострадавшими? Может быть, кто-нибудь знает? Она видная женщина. – Здесь потерпевших почти нет. Раненые вывезены самолетом в госпиталь Министерства обороны. Мертвых сразу пересылают по адресам. Или по другим моргам. У нас морг маленький и не может вместить всех. Морг… Да, морг! Стены, выкрашенные серой краской. Вытертая мебель. Какая-то плачущая женщина на скамейке. Кому-то суют в нос ватку с нашатырем. Обычная для таких учреждений картинка. Фотографии на стенах, прилепленные скотчем. Трупы. Раздавленные трупы… Размозженные трупы… Обгорелые трупы… Фрагменты трупов… Снимки обнаруженных на месте крушения вещей… Суровый, неразговорчивый мужчина в кресле у входа. Наверняка не один. Теракт, следствие, режим секретности. И ребята – оттуда. Тут лучше не отсвечивать… Надо поймать кого-нибудь из персонала. – Извините. Мне бы с кем-нибудь из морга переговорить. – Ну так идите. В третий корпус. – Нет, мне бы неофициально. Может, вы можете кому-нибудь позвонить? Вы же знаете их номера. Я буду благодарен. Прямо теперь… Гудки. Гудки… – Здравствуйте, Семен Аркадьевич. Тут с вами переговорить хотят… Нет, срочно… Не знаю… Хорошо, в скверике. Немолодой доктор в несвежем халате. Патологоанатом. – Чем обязан? – Мне бы фотографии погибших для ДСП. – Что, простите? – Для служебного пользования. – Но вы же сами сказали: они для служебного, а не для каждого. – Я понимаю. Но я тоже на службе. Я буду признателен. В размерах вашей годовой зарплаты. – Но если узнают, то я… – Никто ничего не узнает. Я ведь не буду просить у вас расписку. Согласитесь, это очень хорошая сумма для такого пустякового дела. Я ведь не тела у вас прошу, только фотографии. Если что – получите выговор. Вот аванс. Хороший аванс, от которого трудно отказаться… – Хорошо, я попробую, но не обещаю… Фотографии. Не такие, как на стене. Качественные, с деталями, в разных ракурсах, крупные планы… И что теперь с ними делать? Показать специалистам. Но вначале поговорить с очевидцами и спасателями. – Корреспондент немецкой газеты «Дойче Цайтунг нью». – Нам запрещено давать интервью. Нас предупредили. Расписки взяли. Следствие и… вообще. – А мы никому не скажем. – Нет, не могу, уходите. – А если так? Зашелестели, зашевелились в ручках европейские купюры. Они любые «не могу» в «могу» превращают. – Мало ли кто мне мог сболтнуть. Вы же там не одни были. Кто докажет. Может, это не вы. Вернее, точно не вы! – Ну, хорошо… Что вас интересует? – Всё… Да, таскали, вырезали, вынимали. Были женщины и дети. Но больше мужиков. Гражданских. В отпуск, наверное, ехали. Но и целые семьи – папа, мама, дети. Выносили. Складывали. Увозили в морг военные. Там вообще было много военных и таких, которые в штатском, которые смотрели, чтобы ничего из вещей не пропало. И еще фотографировали и мерили рулетками… Сколько? Не знаю. Много. И еще фрагменты и куски… Так, здесь всё понятно. Было крушение. Были трупы. Были спасатели. Естественно, следователи, военные и люди в штатском. Гриф «секретно» до окончания следствия. Охрана места аварии. Быстрое растаскивание жертв по адресам, чтобы не собирать родственников в одном месте, чтобы они не могли познакомиться, объединиться и что-то начать требовать. Компенсации, помощь на местах, психологи. Всё, как обычно, как и должно быть. Вроде всё сходится. Можно убывать? Или? Нет, все-таки «или»… * * * – Мне необходимо встретиться с Галибом. – Он не может. – Вы не услышали меня. Я имел разговор с самыми высокопоставленными людьми своей страны. Мне есть, что сказать и предложить многоуважаемому Галибу. Это весьма срочно. – Сожалею, он не сможет вас принять. – Почему?! – Он теперь выполняет особую миссию… * * * Резидента не было.