Так близко к горизонту

Мама сочувственно посмотрела на меня:

– Он кажется не лучшей компанией для тебя. Ты снова должна начать общаться с твоими старыми друзьями. Ты была так счастлива прошлым летом с Александром и Ванессой.

– Я и так счастлива! – прорычала я, и словно, чтобы наказать меня за ложь, по щекам у меня побежали предательские слёзы. – В этом году я полечу с Дэнни в Америку, и, может быть, на несколько месяцев.

Мама разочарованно помотала головой, а отец крикнул:

– Как хочешь. Но до тех пор в будни ты будешь ночевать дома. Чтобы такого больше не повторялось. Ты остаёшься дома и идёшь работать, и баста! Разговор окончен.

Я решительно расправила свои плечи:

– Я взрослая, и могу делать всё, что захочу!

– Будь разумна, – попросила мама. – Мы всегда предоставляли тебе достаточно свободы. То, что ты сейчас делаешь, совсем нечестно.

– Ага! – сказала я. – В среду похороны, после них я поеду к Дэнни и вернусь только тогда, когда он станет немного стабильнее. Это может занять больше времени. Он очень любил свою подругу, чтобы вы знали.

Я повернулась и оставила своих возмущённых родителей просто сидеть. Потом я заглянула в гостиную и прибавила:

– Честно это или нет, меня не интересует. Жизнь вообще несправедлива. Лучше привыкайте к этому.





Апрель 2002 года




Я взяла отгул на полдня и сразу после работы поехала на поезде на похороны Кристины. Дэнни остался дома.

Похороны были скромными. Очень простые с могилой без имени. Предположение Дэнни, что отец Кристины придёт, не подтвердилось. Там были её мать, Рики, Симон, Джузеппе, Наташа и я. Этим число скорбящих и ограничивалось.

Мать Кристины, изящная женщина в слишком больших солнцезащитных очках, пережила всю церемонию, не проявив никаких эмоций. Прежде чем мы ушли с кладбища, я подошла к ней и взяла её руку.

– Меня зовут Джессика, – представилась я.

Рики остался стоять позади меня. Думаю, он предугадал, что произойдёт.

– Ага, – безучастно сказала она, и я хотела её спросить, где вообще она была все эти годы. Почему ни разу не приехала в гости и не поздравила Кристину, когда та начала обучение.

– Мне очень жаль, что всё это произошло с вашей дочерью. Она была моей лучшей подругой.

Она посмотрела на меня, словно я отвратительное насекомое, отбросила мою руку и сказала ледяным тоном:

– Она не была моей дочерью. Она была дешёвой проституткой и наркоманкой.

Потом она отвернулась и гордо прошествовала к выходу из кладбища.

– Тебе должно быть стыдно, грязная шлюха! – крикнул ей вслед Рики, и на секунду мне показалось, что он пойдёт за ней и даст ей по шее. Но он остался рядом со мной, взял меня за руку и повёл меня с собой.

– Не переживай, это без толку, – сказал он.

Мои колени дрожали, и внезапно я ужасно обрадовалась, что Дэнни тут не было. Достаточно и того, что мне пришлось услышать это дерьмо. Рики отвёз меня к моему автомобилю и пообещал, что заедет с Симоном на следующий день. Они и так делали это всю неделю и отчаянно пытались вывести Дэнни из летаргии. Мне очень нравился Рики. Он стал мне вторым старшим братом.

По пути домой я ехала мимо магазина канцелярских товаров. Повинуясь импульсу, я остановилась, купила кучу разных свечей и цветные фломастеры.

Когда я приехала в квартиру, Дэнни сидел на диване и смотрел на мигающий телевизор. Я всё ещё не могла привыкнуть к этому неправильному зрелищу, да и не хотела привыкать.

– Как прошло? – спросил он.

Было нехарактерно, что он не встречает меня. Раньше он всегда приветствовал меня у двери. Тогда, когда он ещё был собой.

– Нормально, – коротко ответила я. – Её отец не пришёл.

Он кивнул и снова повернулся к телевизору. Я со вздохом забрала у него из руки пульт управления и выключила аппарат. Потом взяла его за неповреждённую руку и потянула, чтобы он встал.

– Ты сказал, что не хочешь, чтобы комната Кристины оставалась нетронутой, и не хочешь, чтобы она выглядела неестественно.

Я отвела его за собой в её комнату и сунула в руку пару фломастеров.

– Поэтому мы её сейчас переделаем. Она так любила стихи. Давай напишем для неё что-нибудь.


Он согласился. В этот момент он был прежним. Без всяких обсуждений. Осознание этого привело меня в восторг. Возможно, он всё же вернётся к своему старому я.

Мы расставили по комнате свечи: на стол, на подоконник, на полки. Затем зажгли их, сели на пол и начали сочинять стихи. После мы перенесли наши произведения толстыми маркерами на белые стены. Над её кроватью Дэнни написал под углом:

«Я не мертва, не ушла в небеса,

Я лишь живу на другом берегу,

Чтоб постоянно, на всех адресах

Сопровождать вас на каждом шагу…»[18]





Я написала синим над маленьким угловым диванчиком следующие слова:

«Закончен мой плен на холодной земле,

И дверцу у клетки могу распахнуть,

И вижу я свет в нескончаемой тьме

И начинаю к свободе свой путь».





Напротив окна Дэнни написал:

«Теперь навсегда ты улетела

Легко ты паришь над облаками,

Ясной звездой сияешь ночами,

В сердце как дома место пригрела»[19].





Вместе мы написали:

«Она сотни мечтаний с собой унесла

Время вылечит, шрамы со мной навсегда!»[20]





Этим мы занимались весь оставшийся день. Затем мы вместе улеглись на её кровать, прижались друг к другу, живот к животу, и стали рассказывать истории о ней. Это было чем-то вроде ритуала – нашим способом преодоления печали. Каждый вечер прежде чем пойти спать, мы укладывались в кровать Кристины. Мы зажигали все свечи и по очереди рассказывали что-то о ней. В один вечер рассказывал он, в другой – я.

Дэнни рассказал мне, как тогда в группе самопомощи познакомился с Кристиной. Она была совершенно сбита с толку и с самого начала искала его дружбы. Сначала она просто села рядом, потом попыталась оказаться с ним в одной команде, чтобы иметь возможность работать с ним. Кристина приклеилась к нему, как репей, и он стал брать её с собой домой, где они вместе готовили, ели и разговаривали. Он оказывал на неё всё большее влияние и у него получилось вырвать её у наркотиков. Однажды она осталась у него навсегда.

В следующий вечер я призналась ему, что в день, когда я увидела Кристину на его диване, я так ревновала его к ней, что решила, что буду вечно ненавидеть её. Но эта ненависть быстро превратилась в любовь, потому что она была такой же, как он.

Дэнни в свою очередь рассказал, что поначалу она тоже сильно ненавидела меня, потому что была уверена, что я заберу его у неё и что беда снова станет её спутницей.

Я сообщила, что она угрожала убить меня, если я когда-нибудь попытаюсь ранить его, и о мудрых словах, которыми она напутствовала меня, когда Дэнни признался, что он инфицирован ВИЧ.

Он рассказал, что они в ту ночь тоже разговаривали и он был абсолютно уверен, что потерял меня, а она пообещала ему, что я вернусь к нему через пару часов. Не без основания, как оказалось.

Мы назвали эту игру «Кристина – это…» и играли в неё каждый вечер, когда я бывала у Дэнни. Почти восемь недель. Так мы оставались рядом с ней и не давали ей умереть. Мы часто проводили всю ночь в её комнате и спали, держа друг друга за руки. Хотя мне казалось это невозможным, смерть Кристины ещё больше сблизила нас.

Ещё никогда в жизни – и никогда позже – мне не был так близок другой человек. Не телесно, но эмоционально. Мы, без сомнения, были родственными душами. Он стал частью меня, а я – частью него. Мне никогда не понадобятся фотографии или другие вещи, чтобы напомнить себе о нём. Дэнни жил во мне и будет жить во мне до конца моих дней.

Наша любовь была безусловной, объединённой нашей болью и укреплённой нашим доверием, над которым мы работали с таким трудом.

Мы стали единым целым и будем навеки связаны друг с другом.