Венец безбрачия белого кролика

– Пилоты, стюардессы – все экипажи застрахованы на случай крушения, – пояснил Боря, – компании «Олкострахбум» предстояло выплатить родственникам погибших немалую сумму. Их комиссар начал расследование, но ничего подозрительного не обнаружил. Все члены погибшей команды молодые, совершенно здоровые, были счастливы в личной жизни. Одна из стюардесс готовилась к свадьбе, вторая только-только из декрета вышла, третья месяц назад забеременела. Изучили всех. Ничего. Никаких бесед о депрессии, несчастной жизни никто не вел. Прицепились только к Максиму. Ну чего он избу вдруг прямо перед роковым полетом подарил? Еще один момент. Когда расшифровали черный ящик, то узнали, что во время полета второй пилот Геннадий сказал:

– Спать охота.

– Тусить меньше надо, – ответил Макс, – ладно, дрыхни, потом пну тебя.

– Ты настоящий друг, – зевнул Гена.

Комиссия, которая изучала аварию, пришла к выводу, что имела место ошибка пилота. Мне излагать подробности?

– Не надо, – сказал я, – все равно не пойму их, главное: виноват Задирайкин.

– И Геннадий тоже, – добавил Боря, – второй пилот не имеет права спать на службе.

– Им не заплатили страховку? – предположил я.

– Точно, – кивнул Борис, – остальные родственники все получили. Версия о суициде отпала. Следствие выяснило, что Задирайкины очень хотели ребенка, но у них ничего не получалось. Максим обожал детей Николая, постоянно покупал им подарки, возился с ребятами. Считал их своими племянниками. Софья подтвердила, что она ненавидела дом в деревне.

– Один раз там только побывала, – объяснила вдова, – еще до нашей свадьбы. Бабка на меня сразу окрысилась. Из-за короткой юбки обозвала проституткой, заныла: «Макс, найди честную православную девушку. Эта в дом вошла, перед иконой не перекрестилась. Гони нехристь. Вон у Зины Любочка выросла, такая умелая, корову подоит, хату уберет, борщ сварит». И давай Любке хвалу петь, а меня на все корки ругать. Смотрю на своего, он молча сидит, меня не защищает, ведьму старую слушает! Я заплакала и убежала. Жених на остановке автобуса меня догнал, я все высказала ему. Максимка давай объяснять:

– Сонь! Она древняя совсем, не сегодня-завтра сто лет стукнет. Спорить с ней бесполезняк! Надо просто потерпеть.

Как раз маршрутка подкатила. Я в нее вскочила, крикнула:

– Вот и терпи. А мне с тем, кто боится жену защитить от помоев, не по дороге!

И свалила. Еле потом помирились. Баба-яга до нашей свадьбы окочурилась, и хорошо! Я ее звать на праздник не собиралась. Теперь сами подумайте: хочется мне в ее доме лето проводить? В деревне? На огороде? Я уж как-нибудь в Грецию, Турцию, на Кипр слетаю. Когда Макс спросил:

– Можно я бабушкину избу Коле подарю? У него детей много.

Меня прямо радость охватила. Конечно! Со всем хабаром, сараем, грядками и туалетом типа сортир во дворе. Главное, чтобы не я там тусила!





Глава 21




– И по какой причине молодому мужчине, у которого есть любимая жена, работа, друзья, уходить добровольно из жизни, да еще таким ужасным способом? Зачем губить других людей? В истории авиации бывали случаи, когда пилоты специально обрушивали лайнеры с пассажирами. Но те ужасные поступки объяснялись или психическим заболеванием летчика, которое он сумел скрыть от коллег и начальства, или терроризмом, или плохими отношениями с близкими.

– Похоже, этот же вопрос пришел в голову и комиссару, которому страховая компания велела разобраться в этой истории, – кивнул Борис, – поэтому он поговорил с родными и друзьями Задирайкина. Их оказалось немного. Жена Софья не вызвала никаких подозрений. Как только она узнала, что случилось с самолетом, которым управлял муж, то сразу примчалась в офис авиакомпании, откуда ей позвонили с ужасным известием. Задирайкина не хотела верить в гибель супруга, повторяла:

– Нет, нет! Это ошибка. Видела сейчас в зале рыдающих людей. Да, какой-то рейс потерпел крушение. Боже, как жалко несчастных родственников. Но Макс благополучно долетел! Вы просто перепутали. Сейчас он мне напишет.

Вокруг Софьи стояли сотрудники, генеральный директор компании «Де-Монт», все молчали, никто не мог еще раз сказать вдове правду. И вдруг у нее зазвонил телефон. Задирайкина схватила трубку.

– Вот, я же говорила! Это Максик!

Она взглянула на дисплей, села на пол, потом легла и прошептала:

– Почему все кружится?

Как позже выяснилось, сообщение ей отправил Николай. Оно было кратким: «Сонюшка! Держись, мы едем к тебе. Какое горе!» Никаких родных, кроме жены, у Максима не было. Его отец бросил жену, когда мальчик еще не научился ходить, и вскоре умер. Мать ушла в мир иной, когда сын начал летать. Последней скончалась бабушка, которой принадлежала изба. Из друзей у Задирайкина была лишь семья Годовых: Николай, Людмила и их дети. Не надо считать Максима угрюмым парнем, который сторонился окружающих. Все говорили о пилоте другое: приветливый, добрый, всегда готов выручить товарища, поменяться сменой. Он не ябедничал начальству, не подсиживал коллег, не интриговал, желая получить выгодный рейс. Никогда не затевал неуставных отношений с бортпроводницами. Но и не стучал на тех, кто считал, что симпатичные девушки обязаны оказывать командиру корабля интимные услуги. Люди подчеркивали: Максим очень любил жену, мечтал о детях, переживал из-за того, что Софья не беременеет. Вдобавок он не пил, не курил.

Борис развел руками.

– Придраться было не к чему. «Де-Монт» – маленькая авиакомпания. Работала она исключительно внутри России, использовала самолеты небольшой вместимости. Пилоты почти каждый день ходили на работу. Так, чтобы, допустим, улететь в Мексику, провести там день-два и потом вернуться в Москву, не бывало, у них не было допуска на лайнеры, которые доставляли пассажиров в разные точки мира. Чаще всего летчики занимались тем, что они же именуют «кольцо». Отправлялись, например, из столицы в Петровск, потом из него в Калачевск, оттуда в Малыгин и возвращались в Москву. Задирайкин шутил: «Я – трамвай! Рабочая лошадь. Не элитный скакун. Но как без меня-то людям?» Ну и чего греха таить, «Де-Монт» экономила на всем. Самолеты у них были далеко не новые. Пассажиры жаловались на их состояние, у кого-то в руках осталась крышка багажного отсека, когда в него запихивали ручную кладь. Не откидывалось кресло. Возникали претензии к еде на борту, к обслуживанию. Бортпроводники не всегда были вежливы.

После крушения самолета, которым управлял Задирайкин, «Де-Монт» начали изучать под лупой, обнаружилась масса нарушений, и в конце концов компания ушла с рынка. Ныне она не существует. Но, повторяю, причиной катастрофы назвали человеческий фактор. Софья и вдова Геннадия не получили страховую премию, потому что их мужья грубо нарушили правила. Один пилот уснул, а командир корабля позволил ему мирно храпеть. На этом все! Но я заметил пару деталей, которые показались мне странными.

– Что именно? – оживился я.

– Крапивина, это фамилия Геннадия, и Максима перед рейсом встретил диспетчер Павел Майоров, – начал Борис, – он задал им дежурный вопрос:

– Как дела, парни?

– Супер, – весело возвестил Геннадий, – в Кутеповске, который у нас последний перед Москвой, шикарный рынок, расположен прямо у аэродрома. Есть план сгонять туда за вкусняшками. Сейшен намечается! Гулять будем.

– Ты мастер веселиться, – хмыкнул Павел.

– Танцуй, пока молодой, – заявил Гена и вдруг встал на руки и пошел вверх ногами на выход.


– Во дурак! – восхитился Майоров. – Ваще без башки. Он че, пьет все время?

– Только лимонад, – усмехнулся Максим, – просто он веселый. Шутит по-всякому, часто глупо, но Гена – хороший парень. Спиртным не увлекается. Плясать с заката до рассвета ему предпочтительнее, чем пожрать и набухаться.

Борис посмотрел на меня.

– Похоже, в тот момент Геннадий спать не хотел.

– Это ни о чем не говорит, – возразил я, – некоторые люди, чтобы произвести впечатление, босиком по углям скачут, им горячо, а они смеются.

– Возможно, я просто чрезмерно придирчив, – согласился Борис. – Страховой комиссар оставил разговор мужчин без внимания. Геннадия коллеги характеризовали вовсе не так положительно, как Задирайкина. Большинство считало, что он все же пьет втихую. Делает это по-умному, наливается спиртным накануне свободного дня. В момент выхода на работу он уже огурец, проверка на алкоголь выдавала нулевой результат. Кроме того, он постоянно выяснял отношения с женой, и всякий раз, когда супруга звонила, лицо Гены перекашивалось. Не стесняясь посторонних, Крапивин объявлял: «Сеанс общения с циркулярной пилой. Внимание! Конкурс. С какой фразы Варька зудеж-нудеж начнет? Предлагается два варианта. «Где деньги? На карточке пусто» или «Почему ни копейки не оставил, я хотела туфли купить». Ваши предположения». Варвару в офисе хорошо знали. Она не стеснялась приезжать к супругу на службу и скандалить с ним. Все тот же Майоров сказал страховому комиссару:

– Ей нравилось лаять при посторонних. У меня жены нет. Но я б со стыда сгорел, приди бабе в голову визжать на меня при скоплении сотрудников: «Импотент. Денег не зарабатываешь, в постели полный ноль…» Вообще-то это неправда. Получал Генка не так уж и мало. Ну и он, как все…

Павел замолчал.

– Продолжайте, – попросил комиссар.

– Это личное, – смутился Майоров, – я свечку не держал, третьим под одеялом не лежал… Просто сплетни слышал. Вроде Генка с разными бабами спал.

– С кем конкретно? – мигом заинтересовался дознаватель. – Имена, фамилии?

– Сказал же, это сплетни, – отказался уточнять Майоров, – болтали просто.

– Кто именно вам это говорил? – насел на диспетчера страховщик.

– А я помню? – обозлился Паша. – Вас прислали слухи собирать? Это не ко мне. И за фигом вам Генка? Все знают: он дрых. Отвяжитесь!

Борис отодвинул ноутбук.

– Вроде ничем не примечательная беседа. Почему я обратил на нее внимание? Все разговоры страховщик записывал. Его отчет – расшифровка диктофона. Дотошная. С сообщением всех «нуу», «э… э…», «кха, кха», «можно попить». И указано время. Вот, например. Девятнадцать десять Павел: «Ей нравилось лаять при посторонних». Далее текст завершается словами: «Ну и он, как все…» Время, когда Майоров замолчал: девятнадцать одиннадцать. Девятнадцать часов одиннадцать минут десять секунд. Голос следователя:

– Продолжайте.

Пауза. И только в девятнадцать двенадцать ноль семь снова прорезывается бас Павла: «Это личное». Он почти минуту сидел молча. Почему? Я проверил всю беседу, более ни разу столь длительного перерыва не было.

– Может, он курил? – предположил я.

– Конечно, нет, – отмел мое предположение Боря, – в офисах давно запретили дымить. Полагаю, он сначала от волнения ляпнул то, чего не следовало. Вернее, начал говорить: «Ну и он, как все…» Тут же сообразил: не стоит болтать. Замолчал. Дознаватель потребовал закончить фразу. Майоров растерялся, но потом скумекал, как выкрутиться, заговорил о том, что пилот любил женщин, имен не назвал. Дескать, я просто сплетни вам передаю. Его слова звучали связно со всей беседой. Комиссар на них не сосредоточился. Но я думаю, что у Майорова на уме сначала было иное продолжение фразы: «И он, как все…» Возможно: «брал и возил…» Что? Обратите внимание. Речь-то шла об истеричной жене и деньгах. Павел сообщает, что Геннадий неплохо зарабатывал, потом заводит: «Ну и он, как все…» Соедините предложения и вслушайтесь в них. «Получал Гена не так уж и мало. Ну и он, как все…» Тишина. Как вы продолжите фразу?

– Сложно говорить за другого человека, – вздохнул я, – по логике далее могло следовать: «Ну и он, как все, занимался провозом безбилетников».

– О! – воскликнул Боря. – Или: «Ну и он, как все, брал посылки из провинции в Москву». А что заявил почти после минутного молчания Майоров? «Это личное. Я свечку не держал». Не логично. Беседовали про Фому, то бишь про заработок, и вдруг Павел вспомнил Ерему: романы с сотрудницами.

– Не все люди последовательно строят свою речь, – вздохнул я, – некоторые скачут от темы к теме, как лягушки по кочкам. Но некий резон в ваших словах есть. Похоже, Павел что-то знал о делишках второго пилота, но решил о них не докладывать. Почему?

Борис взял чашку.

– О мертвых говорят или хорошо, или молчат. Возможно, он решил не порочить память погибшего. Геннадий умер, все незаконное, что мужик творил, ушло вместе с ним на тот свет. Ну и пусть там сгинет. Или у Павла тоже нос в шоколаде, поэтому он и прикусил вовремя язык.

– Где сейчас Майоров? – поинтересовался я.





Глава 22




Боря посмотрел в компьютер.

– Живет по-прежнему в Павшинской пойме, не женат. После крушения компании «Де-Монт» некоторое время нигде не работал. Вернее, он нигде не оформлялся, мог пахать за конверт. Через год Павел заводит ИП и начинает заниматься продажей мебели, которую ему поставляют маленькие фабрики в небольших городах России. Цена на мебель значительно ниже, чем в магазинах. А если верить фото и информации на сайте Павла, то дизайн и качество отечественного товара ничуть не уступают лучшим итальянским образцам. Майоров исправно платит налоги. Ни в чем дурном не замечен.

– Надо с ним побеседовать, – решил я. – Со дня смерти Максима прошло время, возможно, сейчас Павел расскажет, чем занимались пилоты, как они подрабатывали.

– Еще изюминка, – не успокоился Боря.

– Какая? – осведомился я и направился к чайнику.

– Вернемся к Задирайкиным, – потер руки Боря, – они жили в бараке, там же, где ютились Крапивины. Это семейное общежитие для пилотов, диспетчеров, стюардесс. Софья своего жилья не имела. Она появилась в столице сразу после окончания школы, приехала подавать документы во все театральные вузы, нигде не прошла дальше первого тура. Где Соня встретила Максима? Неизвестно. Но спустя некоторое время девушка получает штамп в паспорте и прописку в общежитии. Там же Задирайкина проживает после смерти мужа. Потом становится владелицей трешки в Куркине. Недешевый район. Московская Германия. Малоэтажная застройка, прекрасная инфраструктура, парки, отсутствие гастарбайтеров, интеллигентная публика и высокая цена за квадратный метр. Учтите, Софья приобрела не новостройку на стадии фундамента, а вторичку. Трешку продает Волгина Надежда Михайловна, она после смерти мужа перебирается в Новосибирск к сыну, столичная недвижимость пожилой даме не нужна.

– Ого! – воскликнул я. – Откуда у Софьи деньги?