Зажечь небеса

* * *


Август…



Я просматривал почту, и взгляд зацепился за один из конвертов.

Колледж Эммерсон, приемная комиссия

– Черт… – пробормотал я.

Окончив Амхерст и получив экономический диплом, я с полной самоотдачей отучился еще два семестра на курсе «Стихосложение и поэзия», с тем чтобы позже подать заявку в Колледж Эмерсон для получения степени в области писательского мастерства. Ответ наконец-то прибыл, но конверт оказался чертовски тонким, не может быть, чтобы в таком тоненьком конверте лежало письмо о зачислении.

Я не стал вскрывать письмо.

– Мать твою…

Мы с профессором Ондивьюжем договорились, что вместе откроем письмо из приемной комиссии, но на секунду я подумал: «К чему заморачиваться?»

И всё же я дал слово. Вместо того, чтобы разорвать конверт и подтвердить свое разочарование, я сунул его в рюкзак, где уже лежал томик «Последняя песня Африки», сборник стихов профессора Ондивьюжа, а затем направился в кампус.

Профессор Ондивьюж поднял глаза, когда я постучал костяшками пальцев по открытой двери его кабинета. Улыбка исчезла с его лица, когда он увидел мою мрачную мину.

– Оно пришло, – сказал он.

– Да, пришло. – Я положил конверт на стол.

Профессор разорвал конверт и достал письмо.

– Оно слишком тонкое, да? – проговорил я. – Если бы они сказали «да», то прислали бы толстый пакет с подробной информацией и…

– Т-с-с. Я читаю.

Я качался на задних колесах инвалидного кресла, пока профессор читал, его лицо было бесстрастным. С безумной медлительностью он положил письмо на стол, скрестил руки на груди и посмотрел на меня.

– Ну что?

– Мне жаль, Уэс.

Я приземлился на все четыре колеса, и мое сердце тоже упало.

– Дерьмо.

– Но тебя приняли в Колледж Эмерсон для получения степени в области писательского мастерства.

Разинув рот, я смотрел, как профессор, хохоча, подходит и обнимает меня.

– Вам жаль? – проговорил я, пытаясь, чтобы голос звучал зло, но получалось плохо, потому что меня затопило безмерное облегчение.

– Я очень рад за тебя, – сказал профессор Ондивьюж. – Но мне жаль, что ты уедешь.

– Мне тоже, – сказал я, – но она поступила в Гарвард.

Я никогда не уставал повторять это.

– Конечно, поступила. Прекрасная Отем, – сказал Ондивьюж с улыбкой и скрестил руки на груди. – Объект твоей страстной привязанности.

– Я многим вам обязан, – хрипло проговорил я.

– Ты ничего мне не должен. Я прошу у тебя одного: проживи свою жизнь с правдой, честью и уважением к мечтам и талантам своего сердца. – Он хитро улыбнулся. – А, и еще хочу иметь подписанный экземпляр твоего первого сборника стихов, когда его опубликуют.

Я кашлянул и прочистил горло, не желая уходить, однако пришло время двигаться дальше. Нужно было попрощаться с этим человеком, так же как Отем на другом конце города сейчас прощалась с Эдмоном (и наверняка рыдала ему в фартук).

Я не собирался плакать перед профессором Ондивьюжем, хотя сдержаться было очень трудно.

Тут я вытащил из своего рюкзака изодранный, потертый, весь в закладках томик его стихов «Последняя песня Африки».

– Кстати, раз уж об этом зашла речь… – Я передал профессору томик. – Не могли бы вы?..

Он подержал книгу в руке.


– Обычно моя душа содрогается при виде книги – любой книги – в таком плачевном состоянии. Но это … – Он пролистал страницы, на которых имелось множество подчеркиваний и заметок на полях. – Это невероятный комплимент, мистер Тёрнер.

Он взял ручку и написал несколько строк на первой странице, закрыл книгу и вернул мне.

– Не пропадай, Уэс, – сказал он. – Пожалуйста.

– Буду на связи.

Мы обнялись. Я закрыл глаза, и в моей душе всколыхнулась благодарность судьбе за этого человека, который показал мне, как сидеть в первом ряду моей жизни, а не забиваться на последний ряд.

«Сесть и принять себя таким, какой я есть, потому что это моя жизнь».

Выехав из здания факультета искусств, я остановился, открыл книгу и прочитал сделанную профессором надпись:

Для Уэса,

Писателя, гонщика, поэта-воина, который сбросил свои доспехи.

Дважды рожденный человек, который вышел из своего темного леса, чтобы осветить путь тем, кто идет за ним.

– Майкл Ондивьюж





* * *


Сентябрь…



Наша новая квартира в Бостоне располагалась на первом этаже в доме на Парк-стрит.

Можно быстро доехать в инвалидном кресле до Колледжа Эмерсон, а на метро можно по прямой добраться до Гарварда. Квартирка была маленькая, но в нее легко помещалась моя коляска, тем более что мы свели количество мебели к минимуму. Остаток денег, подаренных мне Коннором, мы пожертвовали на проект помощи инвалидам и вздохнули спокойно. Мы собирались строить свою жизнь сами – двое бедолаг, отучившихся на стипендию, – мебель для своей квартирки нашли на блошином рынке и строили грандиозные планы.

Отем окончила Амхерст с отличием, всё лето работала над программой, которая должна была помочь людям с ограниченными возможностями – зримыми и скрытыми. В приемной комиссии Гарварда сказали, что именно сейчас такие проекты наиболее актуальны.

Возможно, я необъективен, но целиком и полностью разделял это мнение.

Никогда прежде я так не гордился своей жизнью как в день, когда Отем пришло письмо о зачислении. Ее не просто приняли: ей выделили стипендию, покрывавшую весь период учебы. А поскольку Отем всегда доводила задуманное до конца, она показала свои наработки по биотопливу Виктории Дрейк, а та пообещала поделиться этой идеей со своими коллегами. Теперь к делу подключились целых три сенатора – от Небраски, Айовы и Канзаса – и вносили поправки в законодательство.

– Кукурузный бензин не был моим призванием, – сказала Отем, – но я не могла подвести свою семью.

Перевожу: если бы Отем пришлось помимо всего прочего получить диплом по химии, она бы это сделала. Она работала изо всех сил, и поэтому в тот полдень я с особенной радостью вернулся домой и рассказал Отем, чем занимался весь день.

Когда я въехал в квартиру, она сидела за письменным столом, но, услышав стук открывающейся двери, подняла глаза от книги.

– Привет! Как пообедали с Коннором?

– Отлично. – Я снял куртку и повесил ее на нижний крючок стоявшей у двери вешалки. – Пришлось закруглиться побыстрее из-за собеседования.

– Ты не говорил, что у тебя сегодня собеседование.

Я подъехал к ее столу и поцеловал Отем.

– Я и про свою работу тебе еще не говорил, но у меня она есть.

Отем так и подпрыгнула.

– Что?

– Работа на неполный день, каждое утро с восьми до полудня. Мои занятия в Эмерсоне проходят во второй половине дня, так что это идеальный вариант.

Отем скрестила руки на груди, было видно, что она пытается скрыть улыбку и не может.

– Ты расскажешь мне, что это за работа, или мне представить список своих догадок?

– Список, пожалуйста, – усмехнулся я. – В алфавитном порядке.

Отем шлепнула меня по руке.

– А ну, рассказывай.