Неизвестный Юлиан Семенов. Умру я ненадолго...

Сегодня первый день, как установилась хорошая, солнечная погоденка, а вчера проснулся — весь в молоке. Я живу высоко над городом, на вершине горы, поэтому туман здесь плотный и осязаемый.
 Рано утром, в реке, которая несется с гор, ловят форель. Город сам по себе — невозможно красив, хотя очень много готики, но она — настоящая, старинная, а потому — очень искренне вписывается в тутошний пейзаж.
 И тихо, очень тихо, только внизу в открытые окна доносятся дитя-чьи голоса. Очень волнуюсь за вас — как всегда вижу сумасшедшие сны и т.д.
 Пожалуйста, будьте молодцами, золотые мои. И больше живите на даче, право слово. Обживайте ее как следует. Я завтра съезжу в Прагу и после напишу тебе, Тегусь, — срочно к моему приезду покрасить стены либо оклеить их обоями.
 Очень хочется приехать уже, чтоб все было — шла — играла босиком. Если у тебя возникнут какие-либо сомнения — произведи переоценку ценностей и зайди к моим и твоим друзьям на Арбат * — они нам помогут с ремонтом до моего возвращения.
 Словом, завтра вечером или послезавтра утром — т.е. 4-го я напишу тебе, как быть с дачей — то ли ждать моего возвращения и потом вместе будем ворошить, то ли начать уже сейчас, до моего приезда.
 Подыскивай постепенно кого-нибудь нам на дачу, ты сама поняла, что тот альянс, который мы имеем, — не всегда прочен и очень подвержен настроениям. Так что — думай сама. Боюсь, что я тут опять оказался прав, Катечка.
 Ну, что еще? Скажи Дунечке, чтоб хорошо себя вела, — тогда я привезу ей интересные подарки. Пусть это у тебя будет пряник в воспитательной работе.
 И — снова прошу — живи больше на даче, не оставляй там их одних надолго, будь с Дунечкой — ты ж знаешь, как это интересно, быть с ней. Сейчас, после того как закончу кропать для Бори Голубовского пьесу, сяду за «Дунечку и Никиту». Многое уже вижу, что получится — не знаю, боюсь, что ничего не получится, но писать это очень хочу.
 Как там наши Боварчики? ** Целуй и приветствуй их от меня. Ну вот, пока я отписался. Послезавтра снова напишу тебе, золото мое. Целуй Дунечку сто раз и саму себя — столько же.
 Обнимаю вас нежно и желаю вам счастья и всего, чего «хочите», дорогие мои.
* «Друзьями на Арбате» Юлиан и Екатерина Семеновы называли ломбард на Арбате, в который они в молодости постоянно наведывались, залатывая дыры в семейном бюджете.
** Так Юлиан Семенов называл супругов Боровиков.
11 мая 1965 года 
 Чехословакия
 Карловы Вары
 Е.С. Семеновой 
 Каток, родной!
 Шлю тебе цидульку с Плахеточкой. Я заскочил к нему в Прагу, он летит в Москву, и я шлю тебе с ним поцелуй. Завтра вернусь в «Империал» и напишу тебе длинное письмо.
 Все очень хорошо, малыш, очень по тебе скучаю и очень вас люблю. Тегочка, Иржи будет в Москве в командировке — официально 7 дней, но он хочет остаться в Москве еще дня на три по своим литературным делам, а срок в гостинице уже кончится. Так что ты дай ему пожить у нас — или в городе, или на даче, где тебе будет в то время удобней его оставить.
 
 Малыш, забыл: уезжая с дачи, выключай газ, заворачивая баллон, а не только кухню.
 Ну вот, все накоротке.
 Я обнимаю тебя, Тегулепа, и очень люблю. Целуй нашу Дунечку.
1965 год (без даты)
 Мой друг!
1. Ближе нас с тобой — нет никого в мире больше.
 2. Среди тех, кто окружал тебя в течение нашего десятилетия, я жил эти десять лет, и от них, от этих твоих соседей, зависело и зависит в громадной мере судьба всего того, что я пишу.
 Они вольны разрешить это или запретить. Уплатить деньги или отказать нам и обречь нас на голод. Восславить роман или оплевать его.
 3. Ты спасалась, плача в подушку и перечитывая мои письма — мне спасаться негде, а плакать я разучился с юности.
 4. Если не мы с тобой станем охранять друг друга и друг друга щадить — то пощады нам ждать неоткуда, право слово.
 5. Дунечка не должна никогда слышать ничего из наших вполне возможных размолвок — иначе нас с тобой ждет судьба Ноздриной *.
 6. Если мы с тобой не будем верить друг другу, то тогда нельзя быть вместе. Недоверие по пустякам (пьянка с друзьями, заход в ВТО, загул вместе с Туренком в бане) подрывает основы основ и расшатывает веру друг в друга.
 7. Если ты думаешь, что я во всем верю тебе в аспекте верности — кровать, подъезд, курорт и т.д., то ты глубоко ошибаешься: я человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Но унижать тебя скандалом неверия — я считаю сугубо обидным для меня самого и для тебя, любимая моя.
 8. Сейчас, чтобы выкупить дачу, я должен быть как лошадь: мое спокойствие в работе зависит только от тебя одной — ты должна спасать меня и от всех и от меня самого.
 9. Давай верить только друг другу, малыш, — и мы с тобой будем самыми счастливыми людьми. Я без тебя не могу жить, просто никак не могу. Но не вынуждай меня лгать тебе по пустякам, если я, без предварительного звонка к тебе, зашел куда-то пожрать или попить.
 Нет никого счастливее мужчины, которому верят и который знает это: он незыблем и непоколебим.
 Подо всем этим могу расписаться кровью. Обожаю тебя и страшно люблю и никого не хочу, кроме тебя, тегулепочка моя бесценная и нежная.
 10. Теперь о даче. Да, да, да, ты во всем права! Но ты, только ты и никто другой обязана отвечать за мое спокойствие на даче.