Я буду носить тебя на руках (СИ)

Вылизываю меняющую цвет кожу, ласкаю соски руками… Во мне столько нежности, и она льется из меня через прикосновения, осторожные поглаживания заводят не хуже страстных поцелуев, я бы гладил и нежил его бесконечно, ловя сорванное дыхание, но надсмотрщики не дадут этому свершиться. Клён призывно раздвигает ноги, допускает ближе, льнет доверчиво, ерошит волосы и теребит уши. Он полностью расслаблен подо мной, доверяет, позволяет, и мои слезы капают на его грудь.
- Ну что ты, мурка… мурочка… не думай ни о чем, есть только ты и я… – жаркий шепот и сладкое: – Муреееооночееек…
У меня все дыбом встало только от его ласкового шепота, трусь стояком о его пах, мне хорошо от ощущений, но больно в душе. Не смотрю на наших мучителей, смотрю в глаза Клёна, которые постепенно проясняются, он все понимает без слов, обхватывает меня ногами и откидывается на подушки. У меня руки дрожат, когда я плюю себе на ладонь и смазываю слюной вход в его тело. Этого мало и будет больно… Дрочу себе, собирая смазку с члена и снова увлажняю, растираю, разминаю Клёна. Страх притупляет возбуждение, и я со стоном вхожу в него, чувствуя, как сопротивляется тело подо мной, замираю, держу его одной рукой под поясницу, а другой за бедро, медленно и неторопливо начинаю движение. Он дышит ровно, но по прежнему не возбужден, а мне все равно слаааадко! И я ненавижу себя за это! Проникаю в него до конца и нежно целую в плечо, а он обнимает меня за шею скованными руками и возвращает нежность губами в поцелуе. Мы не спешим, не выказываем страсть… мне хорошо… и мерзко… и больно. Люблю тебя.
Движения размеренные, плавные. Возбуждение в крови липкое, густое и впервые вызывает раздражение. Хочу скорее кончить, чтобы прекратить этот спектакль, ведь мой партнер не испытывает почти ничего. При таком раскладе весь половой акт теряет смысл, просто механические движения для получения разрядки. Если я не могу доставить ему удовольствие, то это не более чем совокупление.
Клён чувствует мое состояние, его кожа снова становится молочной, глаза прикрыты, ресницы дрожат, и он облизывает губы, притягивает меня к себе и кусает за плечо, сильней сжимает ногами, направляя, делая движения навстречу, насаживаясь, помогая кончить. Всхлипываю, весь дрожу, волна идет по телу и оргазм накрывает с головой. Хлещу себя хвостами и шепчу: «Прости»… и меня вдруг ослепляет вспышка боли.
Взмявкиваю и падаю на бок на кровать, успевая выйти из Клёна. Ристиш злобно жмет на кнопку… Сука!
Пока меня колбасит, Клён молнией вскакивает с постели и кидается на ублюдков. Беленький отбрасывает Ристиша, попутно давая в морду кузену, сшибается с Садиром, они переворачивают диван. Боль прекращается и, пока я очухиваюсь, Женя успевает пройтись по болевым точкам серого кота. Двухвостый словно не замечает этого, скалится и нападает, разукрашивая беленького ранами. Клён не остается в долгу, бьет по ребрам, в горло, выбивает шахису плечо из сустава, рассекает бровь и оранжевая кровь заливает лицо Садира. Они останавливаются, оба тяжело дышат. Клён в боевой стойке, Садир сплевывает кровь, скалится и нажимает на кнопку в браслете. Человек шипит и оседает на пол, я, было, дернулся к нему на помощь, но меня остановили тем же способом.
Мы на поводке оба… а поводок у садистов-наркоманов…
Когда боль проходит, вижу, как Садир уносит Клёна, взвалив на плечо, а довольный Ристиш подходит ко мне.
- Куда он его? – хрипло спрашиваю, скребя ошейник когтями, всю кожу на горле себе изодрал и не заметил.
- Я пообещал его Садиру. Он умеет приручать бешеных зверей. – Кузен вальяжно садится на кровать, от запаха конфет тошнит. – А с тобой поразвлекаюсь я, и учти, если будешь сопротивляться, то расплачиваться будет твоя шлюха. Все просто, пока я доволен – твой инопланетник жив.
Он произносит команду, зеркало светлеет и показывает другую комнату, туда как раз заходит психованный серый шахис и сваливает Клёна на пол около железной рамы для растяжки со свисающими с неё кожаными ремнями. У меня темнеет в глазах от злости, ненависти и мерзости происходящего.
- Гнида! Ему Садир поставит те же условия?! – меня трясет, ведь знаю, что беленького можно заставить подчиняться только шантажом. Ристиш осклабился, схватил меня за лодыжку и притянул к себе. Пинаюсь, но он хватает и другую ногу. Рычит.
- Будешь сопротивляться – и я заставлю Садира включить ошейник, пока он будет иметь Клёна во все дыры!!
Замираю… расслабляюсь, становясь послушной куклой. Кузен видит мою перемену, вцепляется в волосы, подтаскивает к себе и жадно целует, проталкивая свой язык в рот. Не сопротивляюсь, мне просто противно, гадко… хочется укусить, чтобы он не касался моих губ, но не могу.… Отпускает, отталкивает от себя.
- Так-то лучше! А теперь в кровать, на четвереньки, прогнулся и хвосты задрал!
Вскарабкиваюсь на постель, встаю, как сказали. Во мне сейчас все умерло и холодно внутри, противная дрожь сотрясает тело, но я сжимаю зубы… Всё, чтобы выжить… Я помню любимый… только и ты постарайся… я в тебя верю.
Дышать, дышать… когда кузен уже раздетый вскарабкивается сзади и жадно лапает бедра. Дышать, ощущая слюнявые поцелуи на спине. Не блевануть, когда чужие руки по-хозяйски мнут мошонку, вялый член и дергают за хвосты. Только руками вцепиться в простынь и дышать…
Он льет мне масло на ягодицы, заботливый сукин сын, трет и лапает, говоря какой-то мерзостный бред, а потом вгоняет свой член так, что я задыхаюсь, и вцепляется в волосы, заставляя прогнуться и сразу берет бешеный темп. Закрываю глаза, сжимаю зубы, хотя хочется просто сдохнуть от унижения… но нет, нет, я лучше подожду и перегрызу тебе потом горло… кузен.
====== Часть 17 НАСИЛИЕ! ИЗДЕВАТЕЛЬСТВА! ======
ОСТОРОЖНО! ПЫТКИ! ПОПЫТКА УДУШЕНИЯ И ИЗНАСИЛОВАНИЕ! НЕЖНЫМ ФИАЛКАМ НЕЛЬЗЯ!
Клён.
Очухался уже в жестких ремнях, подергался и обвис. Хвостатая сволочь знала свое дело и примотала намертво, ремни кожаные, широкие, полностью обхватывают запястье. Подвешен так, что только большие пальцы ног касаются пола, никакого упора, вся нагрузка на руки, в таком положении скоро заболят плечи. Этот садист сзади, дышит мне в спину и лапает за задницу.
- Не рыпайся, сладкий, – серый появился в поле зрения, снимая разодранную рубашку и вытирая ей оранжевые потеки крови с лица и торса. Мало ему от меня досталось, оправдаться могу только своим состоянием и неплохой военной подготовкой Садира. Умеет драться, сволочь.
Осматриваюсь. Комната маленькая, без окон, дверь одна, из мебели только обшарпанное кресло и не первой свежести диван с подозрительными бурыми потеками у стены. Небольшой столик рядом, на нем ампулы и медицинский пистолет. Воздух пахнет плесенью, старой кровью и химией. Мы в подвале, однозначно.
- Это ты посадил Ристиша на наркоту? – спрашиваю, следя, как он достает из-под дивана сумку и распаковывает свой пыточный арсенал, неторопливо раскладывая его на столике. Хорошо подготовился, отмечаю большой армейский нож, эластичную веревку, плеть, повязку на глаза и любрикант в тюбике. Запасливый…
- Догадливый, – шахис хохотнул, любовно погладил плеть, пробежал пальцами по лезвию ножа. Завороженно слежу за ним, стараюсь, чтобы дыхание не сбивалось.
Он смотрит пронзительно, выискивает любую реакцию на свои действия. Страх, растерянность, подавленность. Не дождется! На войне я повидал такое, что этому кошаку драному и не снилось.
- Дурашка Ристиш, ребенок, недополучивший любви. Он так хотел заполучить Няншира, что ему стало плевать на методы! Ах, эта жгучая страсть! – продолжает паясничать он, берет нож и проводит по лезвию языком, медленно подходит, поигрывая, приставляет кончик к моей груди и делает надрез под соском, смотря прямо мне в глаза.
Это больно, кровь бежит по коже, не отвожу взгляда. В его глазах закипает бешенство, он отвешивает мне пощечину и делает надрез под другим соском, более глубокий и неаккуратный. Втягиваю воздух через нос очень медленно. Из-за наркоты не все нервные окончания удается перестроить и боль никуда не девается, только притупляется.