Международное тайное правительство

IV. Чтобы не ошибаться в сынах Иуды, надо твёрдо помнить следующее, как руководящий, основной принцип.
У них два цикла понятий, не только различных, а и ровно ничего общего между собой не имеющих. Один — для внутренней жизни еврейства; другой — для отношений к остальному миру. Получив от Иеговы всё окружающее в свое распоряжение на праве собственности, сыны Иуды ведут себя, как непререкаемые, безотчётные хозяева или, лучше сказать, как рабовладельцы.
Из тысячи четырёхсот лет своего политического существования евреи сами провели тысячу лет в рабстве у иноплеменников. С другой стороны, весь строй иудаизма обусловливается тиранией “старейшин многострадальной синагоги” над еврейскими массами и в наши дни. Такая “конституция” не только основана на учении, что воля раввинов есть повеление Иеговы, но и на необходимости сковать иудаизм воедино — pcrinde ас cadaver, в виду его нрава и задачи, сокрушив гоев, властвовать над ними. Отсюда неизбежна идея, что, если все евреи вместе и каждый порознь — рабы Иеговы, то прочие народы рабы его рабов. Рассматривая же себя, как обер-раба, иудейство не могло не усвоить и даже не превознести гармонирующих с этим качеств характера, а затем не приурочить их же и к споим рабам. Этим объясняется, между прочим, та срамная гнусность побуждений, которые предполагаются любым евреем у противника во всякой, а особенно, в газетной “аттестации”, где “угнетённые Иуды столь неподражаемы в наглости опозоривания. Здесь же, коренится и причина факта, что евреи неизменно и повсюду становились поработителями, когда сами не бывали порабощены.
Установив изложенное, мы поймём и неизбежность результата, что, если ещё мыслима для еврея невозможность физическая, то нравственной невозможности для него не существует. Самое презренное унижение только одна из форм его неутолимой гордыни. Nihil est Judaeo misternis aut superius!…
Оскорбить еврея гой не способен de jure, а покарать гоя за это еврей по своему же закону обязан, так как в лице каждого из сынов Израиля наносится обида самому Иегове. Отмщение неустранимо. Впрочем, здесь наблюдается лишь частный случаи применения того принципа, по которому сын Иуды не должен осмеливаться на “посрамление Имени” (Бога иудейского). В общей же формуле это означает, что, так либо иначе, а мудрец в талмуде повинен всегда оставаться правым. Талмид-хохиму, как мы уже знаем, всё дозволено, однако, под условием “не осквернять Имени”, т. е. не попадаться.
Отсюда, само собой, вытекает, что иудаизм призывает иметь соглядатаев для производства, так сказать, предохранительных рекогносцировок заблаговременно, и, наоборот что в лоне Израиля таковые истребляются беспощадно.
Вполне очевидно, что лучшая в мире полиция кагала состоит прежде всего из членов “избранного народа”. Но это лишь генеральный штаб. За ним уже следуют иноплеменные добровольцы — шаббесгои всех степеней. Выдрессированные систематически и сурово дисциплинированные, а затем организованные в дружины, именуемые ложами, они становятся, так сказать, искусственными евреями либо масонами. Правда, они не являются и не могут быть талмид-хохимами, но зато содержимые в подобающем страхе взаимным шпионством и карами неумолимыми, они не только действуют шайками, а проникают даже туда, где подчас немыслимо показаться и с самыми завидными пейсами…
Это, безусловно, необходимо для самого существования иудеев, так как они меньше всего заблуждаются в тех чувствах, которые вызываются их образом действий. На данном примере мы видим лишь подтверждение того, что было замечено уже в древности.
Стать евреем нельзя, но и перестать быть им невозможно.
Усвоив сейчас указанные положения, нелегко представить себе, однако, до какой степени наивно было бы порицать евреев за те, увы, естественные выводы, какие определяются вышеизложенным. Небесплодно ли, в самом деле, говорят: “pour un juif les actions valent mieux que les bonnes actions” [70] или упрекают сына Иуды за то, что “ему легче переменить отечество, чем сорочку?…” Не в такую ли ошибку впал и Лютер, когда “по своей простоте”, сказал: “если бы где-либо на ярмарке продавался стыд, я отдал бы все свои деньги евреям, — пусть бы они хотя сколько-нибудь, купили себе этого продукта!…”
Всё это, может быть, оригинально, но с иудейской точки зрения, смешно. Они знать не хотят, что лучше быть хвостом льва, чем головой лисицы…
Располагая исключительными средствами и занимаясь розысками, как виртуозы евреи обладают лучшей в мире тайной полицией уже потому, что все её конкурентки у иноплеменников явно не в силах отрицать, по крайней мере, факта существования своего. Иудейство же — непроницаемо. Раньше, чем прачки и цирюльники из офицеров японского генерального штаба отблагодарили за наше простодушие Мукденом и Цусимой, германцы позабавились над легкомыслием французов в 1870/1 году, эксплуатируя искусство своих шпионов ещё за времена мира, питая затем своё центральное бюро в Берне текущими сведениями от французских же иудео-масонов на пути войны и налаживая переговоры с Базэном, в Метце, через “ложу-прематерь” в Лондоне.
Увы, со своей стороны, мы кроме японцев и немцев имеем ещё миллионы сынов Иуды… Кое-что понимал в таком положении Бисмарк, когда обмолвился:
“Непонятно, для какой ещё надобности могли бы существовать евреи, если не для того, чтобы они служили шпионами?!…”
V. Возводя шпионство в подвиг, а предательство в идеал, еврей Вейсгаупт учил, что последователь иллюминизма может делать вид, будто несёт государственную должность, когда он в действительности стремится к уничтожению государства; он даже может служить тем нынешним властям, истребление которых — его исключительная цель. “Вяжите руки всем сопротивляющимся! — продолжал глава иллюминаторов. — Подчиняйте, душите реакцию в корне. Убивайте всякого из тех, кого не успели убедить…
Молчи, будь совершенен, не, снимай маски! — заключал Вейсгаупт, обзывая “подозрительным” (припомним ужас этой клички в эпоху Террора) непокорного, т. е. всякого, иначе мыслящего. — Кричи орлом, как зверь рыкай, но хвост подальше убирай!…”
“Вкрадывающиеся братья и братья исследователи”, тем же Вейсгаунтом учреждённые, внушали по тому же рецепту спасительный страх и самому стаду иллюминаторов.
Сам же Агасфер никогда не снимает маски, хотя и не отказывается менять её. Разница лишь в продолжительности пользования той или иной личиной. Бывает даже, что в одно и то же время, но в разных странах, еврейство маскируется различно.
Так, например, пропагандируя у нас всеобщую подачу голосов и забавляясь над русским человеком, отмахивающимся от клички “черносотенник”, подаренной ему кагалом, тот же кагал в Венгрии, где он чувствует себя уже полным хозяином, неистово проклинает всеобщее голосование и не задумывается причислять себя к националистам, в лице венгерских аристократов, конечно.
Впрочем, нет здесь чего-либо нового. Беспринципность сынов Иуды может идти в сравнение разве с их бессердечием. Но чем в особенности отличается еврейская пропаганда, так это дикостью революционных проклятий, слепой антисоциальной ненавистью ко всему окружающему.
VI. Евреи проживали в Риме уже со времён Цицерона, причём их политическая деятельность предательски извивалась в сторону именно народной партии, а их упорство и ожесточение против аристократии и сената заставляли, остерегаясь, избегать их. И тогда уже не видали бунтовщиков более ненавистных, пропагандистов более свирепых и врагов, которые клеймили бы отчаянные чужие пороки, забывая о своих собственных, нежели евреи.
Таков и Мардохей (подложно именовавшийся Карлом) Маркс. Учение, которое в сущности не принадлежит ему, он стремился отравить своими национальными “добродетелями” — чёрствостью, коварством и печалью, дабы легче присвоить его и эксплуатировать.