Международное тайное правительство

Являясь в течение, по крайней мере, ста лет главной из европейских держав владетельницей в Африке, Франция вынуждена была отступить перед масоно-еврейскими затеями Британии…
Но дело этим далеко не ограничилось. Отравив Францию междуусобицами, скомпрометировав её флот и деморализовав армию наряду с юстицией, союзники Англии, кагал и масоство, обратили “благосклонное внимание” на министерство иностранных дел в Париже.
Отсюда разширялся новый, равным образом, преисполненный иудейского комизма, инцидент.
“Дело новых предателей Мэмона и Руэ, — говорит “Matin”, — является, до известной степени, прологом к первому акту драмы, который будет состоять в том, что нынешний состав французской дипломатии придётся почистить.
Париж наводнён не имеющими никакой национальности и никаких определённых занятий проходимцами. Однако, все эти тёмные личности посещают лучшие рестораны, первый ряд театров, вернисажи, аристократические рауты и т. д. Не имея никакой специальности, этот космополитический сброд занимается всем, чем угодно.
Он продаёт вам редкостный бриллиант, старый ковёр, дорогую картину, остров Зондского архипелага, часть Северного полюса, билет на аристократический спектакль, красивую кокотку либо молодую супругу, средство от дурной болезни, выигрышный билет фантастической лотереи и… секретные политические документы любой державы.
Представитель такого фешенебельного “дна” вхож, однако, повсюду: в министерства, в парламент и даже за кулисы политической жизни. Всюду у него есть милые приятели, найдутся и доверенные лица.
Мэмон был олицетворением этого космополитического сброда, а чиновник Руэ, подобно большинству французской дипломатии, считал особым шиком быть в близких отношениях с типом, подобным Мэмону.
Но стал ли чиновник Руэ предателем из-за нужды? — вопрошает “Matin”.
Нет, нисколько. Руэ имел в год около десяти тысяч и вёл сравнительно скромный образ жизни. Да, наконец, и сам Мэмон не платил Руэ уж так щедро за украденные из министерства документы. За все услуги Руэ получил “заимообразно” от Мэмона всего лишь 1.400 франков, т. е. сущие гроши”.
Обсуждая далее психологию изменника Руэ, “Matin” приходит, в конце концов, к выводу, что в нынешней Франции страшно упала общественная нравственность.
“Французский гражданин, увы, потерял в массе свои моральные устои и стал не способен сознавать грань между добром и злом. Француз делается предателем и преступником не столько по злой воле, сколько по психологическому безразличию, по своей готовности идти на всякие компромиссы, лишь бы извлечь выгоду”.
Кто же, однако, проливает крокодиловы слезы об упадке нравственности, о необходимости чистки в дипломатии? — Лейб-орган масонов, т. е. газета тех самых развратителей, которым не только Франция, а и весь мир обязаны крушением всех нравственных начал. Если говорить о чистке несчастной Франции, то её следует начать изгнанием иудеев с их “Всемирными израильскими союзами”, с их “Великими Востоками”… А пока иудеи не изгнаны, напрасно “негодует” жидовское “Утро” [75] (“Matin”). С переменой декораций тот же лейб-орган озаботиться усыпить, а “торжеством правосудия” над одним Руэ, конечно, даже порадовать возмущённую совесть французов.
Тем более нужно ожидать именно такого оборота, что Мэмон — еврей родом из Басры (Месопотамия). Родители Мэмона, как сообщает “Libre Parole”, — кровные иудеи, долго жили в Йемене и занимались торговлей. Дипломатический публицист и предатель Айзик Мэмон оказался в конце концов сыном еврейского раввина Маймуна, бежавшего с семьёй из Испании в Египет, а оттуда в Сирию. Впитав в себя с молоком матери веру в грядущее величие еврейства, ребэ Мэмон стал сионистом и лелеял план создания собственного еврейского государства в Малой Азии.
Нужно признаться, сам Мэмон действовал в этом направлении неутомимо и с огромной настойчивостью. Прежде всего, он решил добиться от турецкого правительства железнодорожной концессии Хомс-Багдад. Этот железнодорожный проект казался “испанцу” наилучшим и прямым путём, чтобы соединить Средиземное море через Бейрут-Хомс-Пальмиру-Багдад с Персидским заливом.
Мэмон рассчитал, что длина такого пути будет равна 900 километрам, а стоимость достигнет 45 миллионов франков. Завязав тесные отношения с лондонскими и парижскими, еврейскими биржевыми и банкирскими кругами, он не преминул заручиться их согласием на финансирование затеянного им предприятия. План сооружения исподволь грядущего иудейского владычества в Месопотамии встретил радостный отклик среди лондонских и парижских евреев-банкиров. Оставалось лишь добиться получения концессии на создание железной дороги Хомс-Багдад, которая бы прорезала будущее еврейское государство в Месопотамии. Заручившись всяческой поддержкой европейских евреев-банкиров, “испанец” стал добиваться получения концессии вместе с евреем Рехницером и полуевреем Бонэ.
Сначала ребэ Айзик стал, по словам “Frankfurter Zeitung”, подкупать турецкого принца Махмуд-Дамед-пашу и его жену принцессу Сени. Принцу и принцессе было поднесено золотое, усыпанное драгоценнейшими камнями, блюдо. Но ни принц, ни принцесса не могли помочь Мэмону, ибо султан Абдул-Гамид был непоколебим. Он ненавидел евреев и ни за что не соглашался разрешить создание в Месопотамии иудейского королевства, или хотя бы даже предоставить еврейской компании концессию на линию Хомс-Багдад.
Потерпев первую неудачу, Мэмон и Рехницер решили обратить внимание на султанский гарем, чтобы добиться получения желаемой концессии через посредство султанских красавиц-одалисок. Оба еврея-компаньона подкупили одного евнуха, обещавшего им покровительство в получении концессии путём воздействия на султана со стороны некой упоительной черкешенки. Но судьба расстроила и этот план. Вся комбинация была вскоре раскрыта. В итоге одалиска была казнена, а евнух отравился.
Шансы Мэмона и Рехницера на получение концессии не улучшились и после еврейско-турецкого переворота. “Младо-турки”, талмудисты, хотя свергли султана и за его нелюбовь к “избранному народу” увезли к себе в македонский Бердичев Салоники, где и заключили пожизненно в тюрьму, которую приготовили из дачи жида-банкира Мордуха Аллатини, тем не менее, в еврейском вопросе оказались на этот раз полными единомышленниками Абдул-Гамида.
Но Мэмон и Рехницер не теряли надежды. Ребэ Айзик прочно обосновался в Париже, где вскоре же завёл, как известно, отношения с сочувствовавшими идее еврейского государства дипломатами, масонами и евреями, питая твёрдую надежду, что раньше или позже, но его ждёт победа. А тем временем принялся за торговлю дипломатическими документами.
Мэмон имел, как оказывается, почти во всех крупных центрах целые букеты агентов.
Поэтому чуть ли не две недели спустя после огромного пожара в Костантинополе, истребившего здания нескольких министерств, во время которого неизвестными лицами было похищено множество документов из здания турецкого министерства иностранных дел, Мэмон продал двум лицам в Лондоне шестьдесят два тома различных турецких секретных актов.
Очутившись в Париже, Мэмон завязывал тесные связи исключительно с лицами, игравшими на бирже и дипломатами. Причём оказывал им разного рода услуги, требуя от них лишь того, чтобы они его постоянно держали в курсе внешней политики Франции. Многие дипломаты проявили в этом отношении удивительную сговорчивость, а Мэмон, в свою очередь, какими-то неизвестными путями давал им хорошо оплачиваемые места в различных частных коммерческих и банковских предприятиях.
Возможно ли среди таких данных сомневаться, что он действовал не один и не от себя только?… Где же ещё искать доказательства универсализма в деятельности “всемирного кагала”? Мыслимо ли, наконец, и при этих условиях оскорблять еврейство подозрением, будто оно всё таки не догадалось “помогать своему счастью”?!…
На допросе Мэмон и Руэ дали, разумеется, судебному следователю совершенно противоречивые показания.