Давай возьмем паузу (СИ)
После того, как они с Фрэнсисом поговорили, просто поговорили — Фрэнки рассказал об их с Индией Роуз приключениях, а Том внимательно выслушал — стало гораздо легче. Как будто до того момента, когда его сын поставил точку в своем рассказе, кто-то железными пальцами сдавливал Томасу горло, а сейчас он чувствовал, как эта хватка ослабевает. Как с каждым словом мальчика, с каждым его сквозь всхлип произнесенным: «Прости, пап!» становилось легче дышать.
И стало совсем легко, когда сам Томас произнес тихое «Прости!». Когда он пообещал, что с этого момента и на всю жизнь они с сыном будут решать все возникающие трудности вместе. Что Фрэнки может прийти к нему с чем угодно — и он, Том, его всегда выслушает и постарается понять. И тогда, когда все было сказано, Том услышал то, на что еще сегодня утром даже надеяться не смел. Его сын сказал ему самые важные слова: «Я люблю тебя, пап! Я так тебя люблю!»
На какую-то секунду горло снова перехватило спазмом, но Том глубоко вздохнул, справился.
- Я думал, что я тебе не нужен! – признался его сын. – Я думал, что тебе со мной тяжело… И я был таким плохим!
«Глупый, глупый ребенок», – думал про себя Хиддлстон, чувствуя, как печет под сомкнутыми веками — он зажмурился, когда услышал эти слова сына, сказанные с таким отчаянием.
- Ты самый лучший! – наконец, он нашел в себе силы посмотреть сыну в глаза. – И ты мне нужен. Ты нужен мне больше всего на свете. Да у меня и нет никого, кроме тебя.
- И ты меня не накажешь? – с сомнением в голосе спросил мальчик. – Совсем?
- Ну… От наказания тебе не отвертеться, – строго сказал отец. – Раз уж у тебя так много времени, чтобы тратить его на всякие глупости, типа придумывания грандиозного плана побега, я найду, чем это время занять.
Парень смотрел на него пытливо, с интересом даже. Пожалуй, так же вот он смотрел на отца тогда, в Париже, когда Томас объявил ему, что сегодня они идут в театр. Маленький Фрэнки понятия не имел, что же это такое — театр — но ему было до жути интересно.
- Знаешь Старбакс возле нашей станции метро? – хитро прищурился Хиддлстон, – Я видел объявление, что им требуются официанты.
- Официанты? Я — официантом? Ты серьезно? – казалось, что парень искренне возмущен таким решением родителя.
- А что такого? – Том не собирался идти на попятную. – Что зазорного в том, чтобы продавать людям кофе и пончики? Или ты думаешь, что можешь направо-налево разбрасываться айфонами последней модели, а я буду молча их тебе покупать? Или, может быть, твоя собака будет грызть ботинки наших гостей, а я буду компенсировать их стоимость? Кстати, знаешь, сколько стоит поставить новое стекло в дедушкин дом?
- Вы с мистером Хемсвортом его разбили! Не я! – обиделся Фрэнки.
- И мы с мистером Хемсвортом получили свое наказание. Ночь в тюрьме — это, знаешь ли, не шутка. Так что с тебя стоимость стекла.
- Ладно! – буркнул парень.
- И считай, что ты еще легко отделался, – назидательным тоном произнес Томас.
- А Индия? Ты же не будешь запрещать мне видеться с ней? – щеки Фрэнсиса стали пунцовыми. Совсем как у его отца, если он чего-то стеснялся. – Пап, поговори с мистером Хемсвортом. Пусть он…
- Почему я должен говорить с Крисом? – пожал плечами Том. – Индия Роуз — твоя девушка, так?
Фрэнки осторожно кивнул.
- Так докажи ее отцу, что он может быть спокоен, отпуская дочь с тобой. Пусть он знает, что ты серьезный парень, а не балбес какой-нибудь. А ты вместо этого что удумал? Сбежать из дому вместе с его дочерью — самый лучший способ настроить против себя ее отца.
- Я дурак, да? – горько спросил Фрэнсис.
- Это я дурак, – запустил пятерню в медно-рыжую шевелюру Томас. Совсем, как его сын. – Я должен был объяснить тебе это сразу же.
Так вот Том не был намерен уступать Клэр. И дело было не в том, что выйти победителем в споре с бывшей возлюбленной для него было так важно. Важным был его сын. И еще Томас знал, что для Фрэнки он сам тоже очень и очень важен. И если Клэр увезет его, то разрушится что-то очень хрупкое, то, что едва-едва установилось между ним и его ребенком. Возможно, это было доверие. Нет, наверняка это было доверие. Том был уверен — Фрэнки никогда больше не сможет ему доверять, если сегодня он так просто позволит матери забрать его.
Клэр всегда была остра на язык. И сегодня она не стеснялась в выражениях, едких и уничижительных. Она высказала все, что думала по поводу того, насколько никчемным отцом оказался ее бывший. Но Том стерпел. Пусть она выскажется. Пусть выплеснет свой страх — ведь это страх за её сына, за то, что могло бы с ним случиться — именно страх сейчас говорил голосом Клэр.
- Я повторю тебе еще раз, – совершенно спокойно, как будто и не выслушал только что поток оскорблений, произнес Томас, как только мадам Буаселье закрыла рот, – ты сама привезла мне Фрэнки. После того, как почти четырнадцать лет не давала мне возможности видеть его так часто, как я захочу. Это ты не позволила мне стать ему отцом. Это из-за тебя я понятия не имел, что мне делать с мальчиком. Но я думал, что с матерью ему лучше. Я не хотел, чтобы наш сын был предметом судебного разбирательства. А ведь я мог! Ты знаешь, Клэр, я мог пойти в суд, но я не стал этого делать. Я знал, как это мерзко — для нас троих. Но сейчас, если ты только попробуешь увезти Фрэнки, я пойду в суд. Я найму лучших адвокатов. Я костьми лягу, но не позволю тебе вновь забрать его у меня. Хочешь устраивать свою личную жизнь — пожалуйста, устраивай ее в Лондоне. Хочешь видеть сына — да хоть каждый день! Но не смей лишать его отца!
На их крики прибежал перепуганный Фрэнки. Но все же он храбрился, когда, вскинув на обоих родителей тревожный взгляд бледно-голубых глаз, дрожащим голосом осведомился, почему никто из них никогда не спрашивает, чего же хочет он сам?
Это решило все. Клэр сдалась. Томас… не торжествовал, нет. Он просто был счастлив. Пожалуй, за все почти что сорок лет жизни он был по-настоящему счастлив. Потому что теперь у него был сын.
Хемсворт позвонил ему, когда он проводил Клэр и велел сыну отправляться в постель — мальчик выглядел совсем измученным — еще бы, столько переживаний за один только короткий день, хороший сон сейчас был бы для него лучшим лекарством.
И, похоже, Крис был измучен не меньше.
- Что, все так паршиво? – сочувственно спросил Томас, увидев на экране запавшие, какие-то потухшие глаза Хемсворта.
- Хуже не бывает, – признался Крис, – я чего звоню-то… Скажи своему парню, пусть завтра прямо с утра подойдет к нам. Если хочет попрощаться с Индией.
- Что? Как это попрощаться? – испугался Хиддлстон.
- Мать забирает ее в Нью-Йорк. – его голос звучал как-то совсем уж безнадежно. – Я не мог ничего сделать.
«Или не стал ничего делать?» – хотел было спросить Томас, но пожалел. Не стал добивать. Похоже, Крису и без него досталось.
Это было правдой. Хемсворт не смог возразить против желания Эльзы забрать «девочку от этого чудовища, который бросается с кулаками на стражей порядка». Что ни на день не оставить «их дочь с уголовником, который лезет в дома честных людей». Который «после их развода не успевает выпутаться из одного скандала, как тут же влипает в другой». И все в таком роде.
Их с Эльзой ссоры накануне развода стали уже чем-то привычным. Чем-то обыденным. Это было неправильно. Это было гадко и отвратительно. То, что свидетелем выяснений их с женой отношений становилась Индия Роуз. И сейчас Крису было невыносимо, что в очередной раз дочь слышит, как орут друг на друга ее родители.
Он уступил. Он все понимал. Девочке и вправду нечего наблюдать, как ее отца, может быть, в один прекрасный день заберут из дома в тюрьму. Не говоря уж о том, что его имя будут склонять в прессе и в интернете. От последнего он не сможет ее уберечь. Но именно сейчас ей и впрямь будет лучше с матерью. По крайней мере пока он не решит, как ему выпутаться из этой позорной ситуации с судебным разбирательством.