Песок вечности

Шашка была не простой: она плевалась огнем и стальными шариками, а также производила соответствующие шумовые эффекты. И уж дымила она что надо! В этот момент эсэсовцы ворвались в грот. Но Серж, Аня и Макс уже уходили узким коридором, унося с собой Камень Философа и с каждой секундой все более удаляясь от грота Ломбрив, в котором продолжалась яростная перестрелка. Эсэсовцы и люди Куэйла косили друг друга за копию, изготовленную в лаборатории концерна «Дюмон».

После того как они ушли по бесконечным коридорам настолько далеко, что стрельба перестала быть слышна, Серж остановился в маленькой карстовой пещерке и, оттянув рукав своей куртки, нажал на утопленную в корпусе черного браслета кнопку. Аня уже замерла в тревожном ожидании, но, по всей вероятности, лимит всяческих гадостей на сегодня был исчерпан, так как отзыв пришел почти сразу – через пятнадцать секунд. Явно технология теперь была отработана, в том числе и усилиями Ани и Макса, куда лучше, чем прежде.

– Спасибо вам, – сказал Серж, когда все трое вышли наружу, и их встретили люди из «Дюмона». – За моей благодарностью дело не станет, но…

– Но об этом потом! – договорил за него Макс, и все трое устало улыбнулись.





Глава 10

Главный элемент




Серж задумчиво посмотрел на Аню, а затем перевел взгляд на Макса. – Кто был этот человек, вы спрашиваете? – произнес он, и по его лицу пробежала короткая судорога. – Конечно, он был никакой не Куэйл, как вы, несомненно, давно поняли. Не правда ли?

Все трое вновь сидели на террасе с видом на парк, которую уже воспринимали почти как что-то вроде родной гавани, куда всякий раз возвращались после трудного, полного опасностей плавания и куда могли и не возвратиться.

Поэтому они чувствовали себя, можно сказать, по-домашнему уютно и внутренне комфортно. Только, в отличие от прошлого раза, Аня и Макс были настолько перевозбуждены и заинтригованы, что просто «били копытом» от нетерпения, желая получить наконец-то обещанные ответы на вопросы. И в первую очередь, конечно, относительно того человека, которого знали как Куэйла.

И вот сейчас, после позднего и несколько суматошного, но прошедшего в приподнятом настроении обеда они сидели на воздухе, под южным небом, на котором уже загорались первые звезды. «Удивительно, как быстро на юге темнеет», – думала Аня, глядя на огонек сигареты. Да, сегодня Серж курил!

– Знайте, мои дорогие юные друзья, – сообщил он, когда закуривал, – что я не курю.

– Вам не кажется, что вы… Как это сказать? В некотором роде впадаете в противоречие? – улыбнулась Аня, подумав, что для Сержа двадцатишестилетние должны действительно казаться очень молодыми.

– Вы правы, – ответил он, – и не правы. Вообще-то я не курю. Но сегодня – не вообще. Я полагаю, вы со мной согласитесь.

– Трудно это оспорить, – подтвердила она.

Аня смотрела на тлеющий красноватый огонек среди южной ночи и думала, что она, пожалуй, знает, а если и не знает, то с большой долей вероятности догадывается, каков будет ответ на ее вопрос. И Серж, как это бывало нередко, снял у нее ответ с языка.

– Да, – сказал он. – Вы были правы тогда, когда предположили, что мы с ним имели друг к другу отношение. Как вы уже догадались, мы родственники. То есть были родственниками.

Аня тактично молчала, понимая, что Сержу нелегко об этом говорить.

– Разумеется, я никому не стал бы об этом рассказывать, – продолжил он. – Но вы – другое дело. Вы рисковали жизнью, и не единожды, и вы имеете право знать.

Серж сделал глубокую затяжку и посмотрел на Аню. Она хорошо видела его лицо, поскольку террасу освещал свет из окон столовой. И на некий миг – всего лишь на миг! – ей показалось, что между Сержем и тем, кого она пока называла Куэйлом, просматривается явное сходство. Да, конечно, и волосы разного цвета, и глаза, и многое другое совершенно не похоже. И все-таки… Форма носа с горбинкой, овальный разрез глаз. И заметно угловатая форма ушей! Аня не помнила, где именно, но она читала, что форма ушей очень характерна и часто указывает на родство.

– Вы уже сами все поняли, так? – спросил Серж. – Произнесите же это, Аня!

Макс в недоумении переводил взгляд с Сержа на Аню и обратно.

– Он был вашим братом, – полуутвердительно произнесла она. – Так?

– Да, – подтвердил Серж, отворачиваясь и делая новую затяжку.

Глаза Макса расширились от удивления. Он опять посмотрел на Сержа, а потом – на Аню. Во взгляде его смешались растерянность и сострадание.

– Макс, – обратился к нему Серж, давя окурок в пепельнице, – вспомните все, и вы сами поймете. Если, конечно, у вас есть желание это вспоминать.

– Ну да, – заметила Аня, – эти слова про папеньку. Потом «вспомним юность!» и еще кое-что.

– Именно.

– Он – ваш брат?! – обескураженно протянул Макс. – То есть был…

– Сводный брат, – перебил Серж. – У нас разные матери.

– Вас это утешает?

– Это лучше, чем ничего. Впрочем, между нами никогда не было близости – ни личной, ни близости во взглядах.

– Так это хорошо, что не было! – эмоционально воскликнул Макс.

Серж, сидевший с мрачным видом, улыбнулся, и черты его смягчились.

– Вы повторили слова моей матери. Она говорила именно так. Спасибо. Вы немного развеяли мое мрачное настроение от этой темы. И на этом давайте ее оставим.


– Конечно, Серж, – согласилась Аня. – Только один вопрос, если можно. Не об этом! Не сердитесь! Вы же знаете.

– Любопытная Варвара, знаю, – улыбнулся он в ответ. – Как я могу на вас сердиться, Аня? Спрашивайте!

– Серж, скажите, вы действительно граф?

Серж ответил не сразу. Он повернулся к столику, взял с него рюмку с коньяком «Реми Мартен», к которому хранил неизменную верность, и откинулся на спинку кресла.

Сегодня коньяк с ним за компанию пил и Макс, сидевший с тщательно забинтованным плечом, а одну рюмку выпила даже Аня.

– За нас, друзья мои! – провозгласил Серж, и Аня не сочла возможным это не поддержать. Она почувствовала заметное опьянение, не вызвавшее у нее дискомфорта, а скорее напротив – легкое и потому даже приятное головокружение.

Серж сидел, подняв рюмку на уровень глаз и слегка крутя ее в пальцах. Он смотрел на переливающийся в хрустальных гранях благородный напиток и чему-то чуть заметно улыбался. Затем он отпил глоток и, продолжая держать рюмку, повернулся к Ане.

– Да, – сказал он. – Я действительно граф. Я понимаю, что это звучит опереточно и претенциозно, особенно в нынешние времена. Как в дешевой мелодраме. Или откровенно пародийно. Вы, возможно, помните, если читали сэра Артура Конан Дойла, рассказ «Скандал в Богемии»?

– «Скандал в Богемии»? Что-то знакомое.

– Это там, где речь идет о единственной любви Шерлока Холмса – Ирэн Адлер.

– А! Да, конечно, Серж.

– Тогда припомните короля Богемии, который и обратился к Холмсу за помощью. Он желал вернуть свою, подаренную ей, фотографию.

– Да-да, я помню!

– И он там говорит: «Да, я король».

Аня ясно вспомнила этот эпизод. Перед ее глазами встал, разумеется, кадр из классического уже телесериала, когда клиент снимает маску и, нервно теребя перчатки, произносит именно эти слова.

– Я поняла вас, Серж. Звучит, может быть, и вправду как-то маскарадно, что ли? Но если это действительно так и есть, то что уж тут поделаешь? Знаете, я рада, что вы – настоящий граф. Я всегда чувствовала в вас аристократизм. По-моему, и это совершенно искренне, вам это чрезвычайно идет. Правда, ваша светлость.

– Вы удивительный человек, Аня, – произнес в ответ Серж. – Вы поразительно не вульгарны даже в своей откровенности. В вас присутствует врожденное, природное благородство. Хотя это неспроста. В вас течет высокая кровь, это чувствуется. Берегите ее, Макс, слышите?! Берегите Аню, как зеницу ока!

– Я берегу ее, господин Дюмон. Можете не сомневаться! – с энтузиазмом отозвался Макс.

– Вот-вот, дорожите ею, – повторил Серж. – Согласитесь, это многого стоит: эта женщина умудрилась сделать комплимент графу Дю Мону! Такое не валяется.

Аня зарделась от смущения, смешанного с эйфорией. Она словно опьянела более чем от коньяка. Ей стало удивительно хорошо.

– Я должен лишь внести одну маленькую поправку, – сказал Серж.

– Поправку? – удивилась Аня. – О чем вы, Серж?

– Мой пропащий братец, как водится, допустил ошибку. Это вполне в его духе. Было в его духе. Графа титулуют не «ваша светлость», а «ваше сиятельство». Моя матушка всякий раз его поправляла, да что толку?

– Может, он это делал нарочно, чтоб вас позлить? – предположил Макс.

Серж помотал головой:

– В данном случае нет. Он просто не в состоянии был это запомнить и потому называл это «никчемной мишурой». И это последний раз, когда я его упоминаю.

Какое-то время все трое сидели молча, каждый думал о своем. Потом Серж, обернувшись к Максу, поднял рюмку. Макс повторил его движение, и они выпили. Аня посмотрела на Сержа, профиль которого был виден на фоне освещенного окна, и задумчиво произнесла:

– Нет, это не мишура… ваше сиятельство, – добавила она чуть погодя.

На террасе было удивительно уютно, возможно, оттого, что тут, в отличие от прохладных кондиционированных помещений коттеджа, было тепло. Не жарко, а именно тепло, и не было даже в помине того пронизывающего зябкого холодка, с которым у Ани, уроженки средней полосы, всегда ассоциировалась ночь.

– О чем еще я обещал вам рассказать? – спросил Серж.

– Вы же понимаете, Серж, что я не поверю в то, что вы можете этого не помнить, не так ли?

– Естественно. Но я имел в виду ваши приоритеты. Что в данный момент более всего интересует вас, мои юные друзья?

– Меня много чего интересует, – сразу заметно оживился Макс. – Но больше всего вот что: вы сказали, что операцию «Высокий прыжок» в марте 1947-го резко свернули. Почему?

Серж поставил рюмку на столик и сцепил пальцы, что у него предвещало начало рассказа или объяснения.

– Почему свернули? – в своем стиле переспросил он. – Потому что получили отпор.

– От кого? От эсэсовцев?

– С эсэсовцами они справились, – усмехнулся Серж. – Не так уж и много их там было, на «Базе 211». Да и те были уже не те, извиняюсь за каламбур.

Макс засмеялся, мотая головой.