Песок вечности

– То есть «фуа-гра» значит «гусиная печенка»?

– Нет. Буквально это означает: «жирная печень». В исполнении месье Фабра – это просто шедевр!

– Рататуй тоже вкусный, – дополнил Макс. – Я вообще-то не особый любитель супов, но этот я съел с удовольствием.

– Да, – сказала Аня, – рататуй. В детстве я вообще не знала, что это такое. Но где-то услышала это слово. И знаете, я подумала, что это какая-то хищная птица. Я так и представила себе гнездо этих рататуев, и как они там копошатся, противные такие.

Макс, отпивавший в этот момент вино, чуть не поперхнулся и, с трудом сделав глоток, разразился хохотом. Серж же только мягко улыбнулся.

– Да уж, – заметил он, – воображение у вас работает, как мало у кого. Пожалуй, в этом что-то есть, определенно есть. – Он задумчиво покивал головой. – А рататуй действительно хорош…

– Это точно! – не сговариваясь, произнесли Аня и Макс одновременно.

– Мои юные друзья! – неожиданно сказал Серж, взяв со стола бокал с вином. – Все эти изыски здесь неспроста. Нам есть что праздновать. Мы успешно выполнили наши задачи, сделав то, что должны были сделать. Наши противники потерпели неудачу, и у них возникли серьезные проблемы. Настолько серьезные, что о каких-либо дальнейших враждебных акциях против нас им сейчас и думать не приходится. В частности, они вступили в тяжелый конфликт с французскими и европейскими властями. Поэтому они теперь вынуждены заняться решением своих внутренних проблем. Разумеется, это не навсегда. Раньше или позже борьба продолжится. Но этот тур за нами! Сегодня утром я получил подтверждение, что мы выиграли! И этим мы обязаны прежде всего вам, мои юные друзья. Поэтому я хочу выпить за вас. Ваше здоровье!

– Значит, угрозы для нас больше нет? – спросила Аня после того, как они выпили.

– Совершенно верно, – подтвердил Серж. – Можете ничего не опасаться. Конечно, коттедж остается под охраной, но уже обычной, такой, как всегда.

Серж извлек из кармана какую-то старинную монету и принялся крутить ее между пальцами. Аня поняла, что у него новая игрушка для того, чтобы занять руки.

– Через несколько минут подадут жаркое, – сказал он. – А пока, пользуясь перерывом, я хотел бы осведомиться о ваших планах.

Аня и Макс переглянулись, они ожидали этого разговора.

– Только не подумайте, прошу вас, что я вас спешу выставить отсюда, – продолжил Серж. – Отнюдь! Вы можете гостить тут сколько пожелаете. Но ведь это невозможно, не так ли? В конце концов, у вас есть какие-то планы, дела, обязательства. Вот я и хотел бы их прояснить, с тем чтобы спланировать свое время на ближайшие дни.

– Знаете, Серж, – решилась Аня, – нам хорошо было у вас. Несмотря на все, что мы в эти дни пережили…

Макс при этих словах энергично закивал.

– …но, раз дело сделано и опасности больше нет, мы бы хотели воспользоваться теми тремя днями, что остались от каникул, и…

– Я понял. Вы хотите использовать хотя бы остаток каникул, с тем чтобы провести его вдвоем и так, как вы сами предпочитаете. Это естественно. Что ж, мне остается сделать лишь немногое. Во-первых, извиниться перед вами за прерванные каникулы и доставленные неудобства и неприятности.

– Не стоит, Серж… – начала Аня, но Серж мягко перебил ее.

– Позвольте мне договорить, Анечка! Так вот, разумеется, одними словами это не ограничится и найдет отражение при расчете. Во-вторых, хочу пожелать вам доброго пути, хорошего отдыха и в дальнейшем – всяческих благ. И конечно, Аня, холдинг «Дюмон» готов стать вашим работодателем. Спокойно заканчивайте учебу, ваше место в Женеве вас ждет.

– В Женеве? – переспросила Аня. – Действительно?

– Конечно! Будьте уверены.

– Спасибо.

– Взаимно. Когда вы желаете отбыть?

– Мы бы хотели завтра утром.

Макс выразительно посмотрел на нее, и Аня поправилась.

– В смысле днем, – уточнила она.

– Понимаю, – улыбнулся Серж, – конечно, поспите!

– Но, видите ли… – Она замялась.

– Да-да, говорите! В чем проблема?

– Я хотела вас попросить. Можно ли нас как-то доставить в Люцерн? А дальше уже мы сами, своим транспортом – домой, в Вормс.

– Вы непременно хотите в Люцерн? Не вижу проблемы. Если желаете продолжить там же, где вам пришлось прерваться. Доставим и вас, и вашу машину.

Аня удивленно посмотрела на него.

– Простите, я не совсем понимаю…

– Анечка! – ответил Серж. – Ну неужели вы думаете, что Серж Дюмон упустил из виду эту маленькую проблему?

– Вы хотите сказать…

– Аня! Ваша машина, красный «фольксваген-поло», находится здесь.

– Где здесь?! – поразилась Аня.


– В гараже. Ее доставили специальным транспортом из Люцерна еще пять дней назад. Извините, что я забыл вам раньше об этом сообщить, совсем закрутился!

– Ой! Спасибо!

– Я полагал, что это само собой разумеется.

– Раз так, то… У нас еще одна просьба.

– Я так понял, что доставка в Люцерн уже не требуется?

– Нет, спасибо. Но тогда…

– Слушаю вас.

– Мы хотели бы по дороге заехать в какое-нибудь интересное место. В общем, что-нибудь стоящее того, чтобы посмотреть…

– Понимаю, вы хотели бы, чтобы я вам что-то порекомендовал. Хорошо. Итак, вы поедете на машине в Германию, надо полагать, по автомагистралям?

– Да, конечно.

– Вас интересует, что можно посмотреть тут, на юге?

– Да, – ответила Аня, – для начала. – Она улыбнулась.

– Значит, в Окситании. Что ж…

Услышав слово «Окситания», Аня сразу вспомнила, как они с Максом смотрели информацию по Каркассону в Википедии тем самым утром, перед прогулкой. Аня хотела уже спросить Сержа об этом, но ее опередил Макс.

– Вы сказали «Окситания», господин Дюмон, так? – переспросил он.

– Вы хотите знать, что это такое?

– Да, – подтвердила Аня, – когда мы читали про Каркассон в Вики, там было сказано: «Регион – Окситания». Я раньше такого никогда не слышала.

– Понятно. Это неудивительно: такого региона и не было. До недавних пор.

– То есть это что-то новое?

– Нет, это, скорее, старое. Я сейчас объясню. – Серж покрутил в пальцах монету. – Как современный регион Окситания существует лишь с 2014 года.

– То есть как это?

– Я повторяю: как современный регион. И даже более того: это название официально еще не утверждено.

– Но Франция же вроде делилась на департаменты? – произнес Макс.

– И продолжает делиться, – сказал Серж, – со времени революции, той, первой – 1789 года. – Серж поморщился, но затем продолжил: – Деление на департаменты сохраняется. Всего их девяносто шесть. Девяносто четыре на континенте плюс два на Корсике. Департаменты в основном называются по рекам, которые протекают по их территории. Некоторые, впрочем, по горам или же имеют названия, связанные с чем-либо иным. Но, главное, почти все они – не исторические, вернее, не историко-культурные, а чисто географические.

– То есть? – спросил Макс. – А Нормандия, Шампань, Бургундия и все остальное? Это все куда делось?

– Это все упразднили.

– Как? Почему?

– Как? А вот так: прежнее, сложившееся на протяжении столетий деление на исторические провинции, отражавшее долгую и богатую событиями, тысячелетнюю историю Франции, культурное многообразие страны и самобытность различных ее областей, просто ликвидировали. А вместо этого поделили ее на безликие, не несущие никакой историко-культурной информации, почти одинаковые департаменты. Провели, так сказать, стандартизацию. Разбили на участки, как землю в каком-нибудь садоводческом товариществе.

– Фигня какая-то! – возмутился Макс. – В таком случае они бы их могли просто пронумеровать!

Макс осекся, виновато посмотрев на Аню.

– Извините, – сказал он. – Вырвалось.

Серж улыбнулся.

– Это очень хорошо, – заметил он, – что вырвалось. У меня это тоже вызывает возмущение. Но теперь, когда вы знаете, как это было сделано, полагаю, на вопрос «почему?» можете и сами ответить, не так ли?

– Думаю, это было сделано для того, – ответила Аня, – чтобы стереть историческую память.

– Совершенно точно! Именно для этого. Ну как же! «Великая революция»! С нашей распрекрасной революции 1789 года начинается новая эра! Даже не так. С нее вообще начинается история как таковая. А все, что было до того – девятьсот лет государственного существования Франции, – это так, предыстория. Это – мрак, мерзость и сплошное угнетение. Это все – в помойку! С историей, древней культурой, с корнями разрыв полный! Они ведь даже календарь новый ввели.

– Календарь? Это как же?

– А вот как: год 1792-й, говорите? До 1792 года что-то происходило? Поколения сменяли друг друга, люди жили, любили, растили детей? Строили соборы? Писали стихи и романы? Создавали картины и статуи? Не было этого ничего! Вообще ничего! Летоисчисление начинается сейчас! Сейчас – первый год.