Последнее «долго и счастливо»

Если Софи убьет своего отца, первоначальный грех Зла будет отменен.

Лежащее на Зле проклятие потеряет силу.

И никто тогда не сможет остановить бессмертного Директора школы, не сможет ему помешать. А когда умрет последний из всегдашников, о Добре останутся лишь смутные воспоминания.

Все будет так, как он предсказывал.

Охваченная страхом, Агата подняла голову и посмотрела на Софи, стоявшую рядом с Рафалом. Взъерошенные белые волосы Директора торчали на фоне ночного неба словно ледяные сосульки. Софи смотрела на своего драгоценного возлюбленного, но ее красивые изумрудные глаза при этом оставались совершенно пустыми.

Стоявший на коленях у ног Софи Стефан не сопротивлялся – он понимал, что проиграл, и проиграл безнадежно.

Агата ощутила знакомое тепло в кончиках пальцев и поняла, что Тедрос должен быть где-то неподалеку. И Ланселот с Мерлином тоже. Помогут ли они ей успеть вовремя добраться до Стефана? Наверное, да. А увести Софи от Директора? Может быть, может быть, ведь у старого мага всегда найдется какой-нибудь план…

Рафал самодовольно усмехнулся, глядя на загоревшийся палец Агаты так, словно она безнадежно отставала – на два, а то и на три шага.

Агата медленно повернулась и увидела, что зомби Рафала почти разгромили армию Мерлина. Ведь армия Тьмы действительно была бесконечной! Одни зомби-тролли и зомби-великаны держат добрых сказочных героев – старых и юных – приставив им к горлу свое оружие, другие ломают луки героев и прямо голыми руками добивают последних стимфов так, что у несчастных птиц только кости трещат. Окруженные наконечниками копий и клинками мечей, юные и старые герои один за другим встают на колени, как Стефан.

Первыми одновременно опустились на колени Хорт и Питер… затем Джек и Брайер Роуз… Ума, Юба и Пиноккио… даже Эстер смирилась с тем, что ее демону не справиться с несметным количеством зомби, и опустилась в грязь рядом с Анадиль и Дот.

Окаменев от страха и отчаяния, Агата искала глазами Тедроса, но его нигде не было, да и вообще никого не было видно, кроме троллей, которые привязывали к деревьям в дальней рощице двух последних пленников. Агата прищурилась, присмотрелась – и у нее остановилось сердце.

Этими пленниками были Мерлин и Ланселот.

У рыцаря кровоточила глубокая рана на щеке и еще одна на бедре, пробитое насквозь плечо выглядело гораздо хуже, чем в начале боя. Было заметно, что Ланей держится из последних сил, чтобы не потерять сознание. Мерлин лишился своего плаща и шляпы, а один из огров только что отрезал ему ножом бороду, но старый маг, не теряя своего достоинства, продолжал молча смотреть на скрывающееся за деревьями солнце. Даже издалека Агата рассмотрела, каким печальным, безнадежным было выражение голубых глаз волшебника. Ничего-то им с Агатой не удалось – ни заставить Софи уничтожить кольцо, ни удержать защитный барьер Гавальдона, ни остановить Директора школы, рвущегося написать свое, злое окончание всей сказочной истории. Они везде и всюду опоздали, позволив ему сделать все, чтобы окончательно, навсегда уничтожить Добро.

Агата ждала, что Мерлин посмотрит на нее, даст каким-то образом знать, что ей делать дальше, подскажет, как спасти Добро…

Но Мерлин в ее сторону не взглянул и никакого знака не подал.

Зато Рафал с нескрываемым удовольствием окинул взглядом и беспомощного связанного волшебника, и остальных, стоящих на коленях, героев.

– Почему некоторые души не способны любить? – спросил Директор школы своим звонким юным голосом. – Этот вопрос долгое время мучил меня, пока я наблюдал за тем, как Добро побеждает в каждой новой сказке, в то время как души, подобные моей, чахнут и погибают, не имея оружия, чтобы дать Добру достойный отпор. Многие, очень многие никогдашники пытались любить так, как учит Добро, в надежде найти свое «долго и счастливо». Даже я сам не остался в стороне, я пытался любить моего доброго брата так же горячо, как любила когда-то доброго принца злая королева. Но Зло не может любить так, как любит Добро, как бы сильно мы ни старались. Почему? Да потому, что злые души не созданы для любви. Нас ненавидят, мы везде считаемся изгоями, выродками, отбросами. Нами движут отчаяние, боль и страдание – и в этом наша сила. Но и нам, злым, никогда недостаточно той любви, что просто достигает своего «долго и счастливо». Ее не хватит, чтобы заполнить черную дыру в наших сердцах, если только… Если только мы сами, на свой лад не изменим представление о любви, – он лукаво взглянул прямо в глаза Агате и с усмешкой закончил: – И тогда любое Зло отыщет свое «долго и счастливо».

Сзади к Агате подошел огр и связал ей запястья веревкой.

В это же время раздались приглушенные крики, проклятия, и Агата, подняв голову, увидела, как двое троллей тащат к ней Тедроса. Принц уже был со связанными руками, в грязной, разодранной на груди рубашке. И отцовский меч не висел больше у его бедра.

Рафал встал между Агатой и Тедросом и чуть слышно прошептал им обоим на ухо:

– Я говорил, что устрою вам такое окончание вашей волшебной сказки, которого вы никогда не забудете. Я сдержу свое обещание.

Один из троллей протянул Софи Экскалибур, она взяла меч и тут же приставила его кончик к горлу Стефана.

Второй тролль вытащил топор из тела Золушки и протянул окровавленное оружие Рафалу.

Рафал подвел Агату и Тедроса к поваленному дереву, заставил опуститься на колени, затем зашел сзади и одного за другим – сначала Агату, потом Тедроса – толкнул в спину своим черным сапогом так, что оба упали на ствол дерева как на плаху. Тут же подскочили два огра и навалились на пленников, чтобы те не дергались.

Юный Директор аккуратно приложил топор к шеям Агаты и Тедроса и примерился – топор оказалось достаточно широким, чтобы им можно было казнить сразу обоих. С острого стального лезвия все еще капала кровь Золушки и отваливались маленькие чешуйки ржавчины.

– Добро находит свое «долго и счастливо», когда сливается в поцелуе. Зло находит «долго и счастливо», когда убивает, – Рафал взглянул на Софи, и на его белых щеках загорелись красные пятна. – Ты была предана всеми, кому верила, моя Королева. Но один удар – и они исчезнут навсегда. Один удар – и наша с тобой любовь будет длится вечно! – В голосе Директора прорезались горячечные, безумные нотки. – Потому что с этого дня мы с тобой пойдем сквозь любовь и ненависть, тьму и отчаяние, через все круги ада, и даже сама смерть не разлучит нас. Никогда. А эту – их – смерть я посвящаю тебе, любовь моя!

Он поднял топор над головами Агаты и Тедроса, примерился, замахнулся…

Лицо Софи оставалось неподвижным – словно бледная призрачная маска. Она сильнее прижала кончик Экскалибура к горлу Стефана и ответила:

– А я эту смерть посвящаю тебе, Рафал, моя единственная и истинная любовь!

– Нет, Софи, нет! – закричала Агата, выворачивая шею, чтобы поймать глазами взгляд Софи. – Это же твой от…

Рафал опустил на спину Агаты свой сапог и заставил ее замолчать.

– Погоди, – бросила Софи, и топор юного Директора завис в воздухе. – Я еще со своим не закончила. Чур, я первая!

Рафал опустил топор и с самодовольной ухмылкой ответил своей Королеве:

– Да, конечно, дорогая моя… Действуй!

Софи повернулась к Агате, и той на миг показалось, что под бледной застывшей маской еще скрываются какие-то глубоко спрятанные чувства:

– Полагаешь, этот человек заслуживает того, чтобы его называли отцом? Человек, который меня презирает?

Стефан попытался что-то сказать, но Софи лишь крепче прижала кончик меча к его шее.


– Я пыталась заставить его полюбить меня. Пыталась показать, какая я на самом деле. Но он лишь сильнее меня ненавидел. Прямо как Тедрос. Как все, кто считает себя добрым! – Последние слова она буквально выплюнула, глядя на Агату. – А я как моя мать. Я злая до мозга костей. Только такой меня все всегда и видели.

– Все, кроме меня, – приподняла голову с плахи Агата.

Голос ее звучал на удивление спокойно. Она смотрела, как переливаются на клинке Экскалибура последние искорки навсегда уходящего солнца.

Мерлин предупреждал, что у нее будет всего одна попытка уговорить Софи, всего один шанс.

Используй его мудро.

Она пыталась прислушаться к словам мага. Она пыталась придумать какой-нибудь план…

Только никакого плана у нее не было.

Бесполезно что-то планировать, когда имеешь дело с Софи.

Ее единственное оружие – правда, а правду придумывать не нужно, на то она и правда.

Агата чувствовала, как возится со своими веревками Тедрос. Точно так же он пробовал освободиться и когда их привязали к костру – там, в Гавальдоне, целую вечность назад. Тогда Тедрос пытался помочь ей. На этот раз она осторожно притронулась ногой к ноге Тедроса, чтобы его успокоить.

Помочь ей сейчас не мог никто.

Это ее волшебная сказка. Ее и Софи, только их.

И сказка подошла к концу.

Агата снизу вверх посмотрела на подругу.

– Я знаю, что творится у тебя в душе, – сказала она. – Помимо того, что досталось тебе от матери. Помимо Зла. Там есть что-то еще. И я знаю, какая ты на самом деле, Софи.

– Да, вот сейчас я такая, какая есть. И всегда была такой, – ответила Софи, крепче сжимая рукоять меча. – Теперь мне не нужно прикидываться доброй. Не нужно чувствовать себя не такой, как все. Не нужно вообще испытывать никаких чувств. И это прекрасно! Я наконец счастлива.

– Нет, неправда, – негромко возразила Агата. – Ты вовсе не счастлива, Софи.

– Ты вот-вот умрешь вместе со своим драгоценным принцем и все еще продолжаешь думать обо мне? Зачем? – ощетинилась Софи. – Дальше моя сказка продолжится без тебя, Агги. Мне больше не нужна твоя жалость. И добра ты больше от меня не дождешься.

– А я все равно буду желать тебе добра, – ответила Агата. – Потому что без тебя, без твоей любви я никогда не стала бы такой, какая я на самом деле. Я не перестану желать тебе добра, даже когда умру, и никакое Зло не сможет этому помешать.

На белых щеках Софи выступили розовые пятна. Она нервно сглотнула, затем сказала напряженным, охрипшим голосом:

– Ты не должна была возвращаться за мной. Жила бы своей жизнью и не мешала бы мне жить моей. Тогда ничего этого не случилось бы.

– Если бы у меня был выбор, я снова поступила бы точно так же, – сказала Агата.

– Потому что мы сестры? – фыркнула Софи, прикрывая насмешкой охватившие ее чувства.

Стефан завозился, вновь попытавшись что-то сказать – Софи утихомирила его проверенным способом, сильнее прижав кончик меча к его горлу.

– Потому что мы с тобой больше, чем просто сестры, – ответила Агата, глядя прямо в глаза Софи. – Мы выбрали друг друга. Мы стали лучшими подругами.

– Принцессе и ведьме никогда не стать подругами, – отвернулась Софи. – Наша сказка доказывает это.

– Нет, наша сказка доказывает, что принцесса и ведьма должны быть подругами. Потому что в каждой из нас есть что-то и от принцессы, и от ведьмы, – возразила Агата. – И всегда будет. Такие уж мы с тобой, и с этим ничего не поделаешь

– Единственное, чего мне всегда хотелось, – это любви, Агги, – сказала Софи, по-прежнему не глядя на сестру. – Единственное, чего мне хотелось, – это такого же «долго и счастливо», как у тебя.

– Одно такое «долго и счастливо» у тебя уже есть, Софи. И всегда было, – сквозь слезы улыбнулась Агата. – Это «долго и счастливо» со мной. Я буду любить тебя всегда. Несмотря ни на что.

Софи наконец повернула голову и встретилась с Агатой взглядом.

На короткий миг время и пространство, казалось, исчезли, две девушки застыли, глядя друг другу в глаза. Они отличались, как Свет и Тьма, Добро и Зло, Героиня и Злодейка. Но чем дольше они всматривались друг в друга, тем труднее становилось каждой из них понять, кто из них кто. Они искали и находили ответы на самые сокровенные вопросы и все больше становились похожими не на двух отдельных людей, а на две половинки единого целого.

Затем Софи негромко выдохнула, и по ее щеке скатилась слезинка.

Юный Директор поудобнее перехватил рукоять топора, встревоженно перебегая глазами со своей пленницы на свою королеву…

Софи моргнула, и волшебство закончилось. Она окинула Агату холодным, равнодушным взглядом и обернулась к Рафалу.

– На счет «три», – сказала она.

Рафал успокоился, кивнул, улыбнулся Софи и вновь прижал голову Агаты к стволу упавшего дерева.

– На счет «три», – повторил он, примеряясь топором к шеям Агаты и Тедроса.

Агата обмякла на плахе, сердце ее было разбито.