След предателя

— Что-то здесь запрятано.

С внутренней стороны гимнастерки был пришит потайной карман из зеленой плотной ткани, застегнутый на большую пуговицу. Тимофей вытащил из него портсигар, сделанный из дюраля: работа тонкая, умелая. Держать в руках такую вещицу приятно. Замок миниатюрный, выполненный из крепкого легированного металла.

Открыв портсигар, капитан увидел фотографию молодой привлекательной женщины с высокой прической и оттиск сургучовой печати, какие обычно ставят на конверты особой важности.

— Это что еще за дела? — Романцев с интересом взял сургуч.

— Разрешите взглянуть, — попросил следователь военной прокуратуры, забирая у Тимофея оттиск сургучовой печати. — Интересно, весьма интересно, тут есть над чем подумать… Срезана с какого-то конверта. Причем очень аккуратно. Сургуч не поцарапан ни с внешней стороны, ни с внутренней. Тот, кто это сделал, был большой мастер в подобных делах. А значит, подобную процедуру выполнял неоднократно. Дела-а…

— Хранил он ее в портсигаре очень бережно, чтобы не поцарапать, как очень дорогую вещь. Вместе с фотографией любимой женщины.

Уложив портсигар в полевую сумку, Тимофей принялся исследовать место преступления: стал ходить вокруг тела, с каждым новым кругом увеличивая площадь. Терпеливо, стараясь не пропустить ни сантиметра почвы. Иногда приседал на корточки, всматривался в пожухлую траву. Но все было не то — следы были старые, несвежие, давно высохшие. Еще через двадцать метров Романцев спустился со склона и подошел к узкой глубокой речке, звонко выскакивавшей из-за каменистых порогов.

Берег был влажный, с небольшими участками свежей травы. И тут Тимофей увидел у самой воды отпечатки сапог.

— Вот здесь они стояли… Немного прошли, потом снова остановились. Следы глубокие. Вот сделали еще два шага… А вот тут майор Артемьев упал. Вот и трава здесь придавлена. А дальше убийца от реки потащил тело вверх по склону и спрятал в лесу. Вот следы волочения видны… Картина более-менее ясна. — Распрямившись, капитан внимательно посмотрел на следователя военной прокуратуры. — Меня одно удивляет: почему он Артемьева к лесу потащил? Да еще на самый верх по крутому склону? Вот что бы вы сделали на месте преступника? — неожиданно спросил Романцев следователя, заставив того призадуматься.

— Даже не знаю, что и ответить. Никогда себя преступником не представлял.

— А ты попытайся, — улыбнулся Тимофей. — Иногда это бывает полезно для дела.

— Ну, не знаю… — смутился следователь. — Может быть, здесь оставил. Чего его тащить на склон, тут и тропы-то нет. За камень бы куда-нибудь завалил, может, не сразу увидели бы, — неуверенно предположил майор.

— А знаете, вы весьма неплохо вживаетесь в роль преступника. Я бы даже сказал, что у вас к этому есть способности. Так что зря поначалу скромничали.

— Скажете тоже. Но польщен!

— Но я бы поступил по-другому — просто скинул бы труп в воду, и все дела! Майора нашли бы только через несколько дней и далеко от этого места. А за это время все следы бы пропали. И не ясно, где он погиб и когда именно. Потом, ведь майор человек не маленький, килограммов за восемьдесят будет. Это ведь столько силы нужно иметь, чтобы затащить его на самый верх!

— Но почему же тогда его все-таки тащили?

— Думаю, с той стороны берега кто-то приближался сюда, — показал Романцев на изгиб речки. — Услышали выстрел и решили подойти посмотреть, в чем дело. Если бы убийца стал сбрасывать труп в воду, его непременно бы заметили. На берегу тоже оставлять нельзя — сразу увидят, вот он и потащил его наверх по склону, а потом в траве спрятал.

— Узнать бы, что за люди подошли к реке, — высказался в задумчивости майор Груздев.

Вытащив из планшета блокнот, Тимофей быстро, не упуская деталей, нарисовал берег реки, склон, по которому волокли тело. Пометил предполагаемое место преступления.

— Убийца был не только здоровенный, но и очень высокий. Выше убитого не меньше чем на полголовы, — высказался Романцев.

— Откуда такая уверенность? — удивился Груздев.

— А ты обратил внимание, откуда вышла пуля?

— Не заметил, — честно признался майор.

— Пуля вошла на два сантиметра выше правого уха, а вышла на сантиметр ниже левого.

— А ты глазастый, капитан, — уважительно протянул следователь.

— Работа у меня такая, товарищ майор. В нашем деле мелочей не бывает.

— А есть предположение, кто его мог убить?

— Есть несколько версий, — призадумавшись, ответил Романцев. — Это мог быть обычный конфликт, в результате которого Артемьева застрелили, а дело решили представить как самоубийство. На войне такое тоже случается, хотя лично я в эту версию не очень верю.

— А может, диверсанты? — несмело предположил майор Груздев.

— Исключается, — уверенно ответил капитан Романцев. — Майор Артемьев знал этого человека. Видишь, сколько следов на берегу понатоптано. Беседовали они долго и встретились специально для этого разговора.

Тимофей посмотрел на реку — спокойная, неторопливая, заросшая по берегам высокой травой. В такой воде в изобилии водятся караси. Посидеть бы здесь с удочкой, помечтать.

— И что за разговор мог быть между ними?

Вдруг по водяной глади сильно шибануло. Так бывает, когда щука гонится за добычей и на полной скорости выскакивает на поверхность, ударяя хвостом по воде. К глинистым берегам стали расходиться широкие ровные круги.

— Разговор, за который его убили… Во время нашей беседы Артемьев все время нервничал, покрывался испариной. Если человек ни в чем не замешан, он так себя не ведет. У меня создалось впечатление, что он чувствовал за собой какую-то вину. Возможно, захотел встретиться с человеком, из-за которого пострадал. Может, даже угрожал ему, а тот избавился от него, как от ненужного свидетеля.

— Почему же в таком случае майор Артемьев не пошел в военную прокуратуру или не обратился в военную контрразведку?

— Мы не знаем всех деталей дела… На этот вопрос мог бы ответить только сам майор Артемьев. Но убийца, он же предатель, должен находиться где-то рядом.

— Думаешь, он в штабе дивизиона авиационной разведки?


Поднялись по крутому склону к самому лесу. Отсюда река выглядела еще более живописно. Всмотревшись в даль, Тимофей увидел, что она огибает огромный гранитный утес, торчащий посреди равнины, у подножья которого заболоченная пойма, а выше по течению — песчаный узкий мысок. Капитан разглядел небольшой рыболовецкий домик, невесть как уцелевший в лихую годину.

Романцев внимательно посмотрел на майора Груздева:

— Ты в курсе, что в штабе авиационной разведки и раньше не все было в порядке?

— Слышал, случались какие-то накладки. Мы их разбирали в военной прокуратуре… Однажды, помню, летчики не в том районе отбомбились. Решили, что они просто ошиблись районом — ночью тяжело ориентироваться. В другой раз наши зенитки по пустому квадрату стреляли. Впоследствии узнали, что немцы провели передислокацию и вовремя покинули этот квадрат. Думали на обычное разгильдяйство. Даже наказали кого-то. А оно вон что выходит — предательство!

— Скоро наступление, вот немцы и активизировались. Нужно будет действовать осторожнее. То, что мы здесь выяснили, пока должно оставаться в строжайшей тайне. Не исключаю, что предатель может быть в штабе дивизии. — Романцев посмотрел на часы. — Давай встретимся в штабе дивизии часов в шесть.

— Договорились, — согласился майор Груздев.





* * *


Расставшись с Груздевым, Тимофей решил навестить старшину Щербака. В гарнизонной тюрьме его не оказалось, выяснилось, что вместе с другими арестантами старшину отправили на рытье окопов.

Романцев выехал на место. Показав удостоверение сотрудника военной контрразведки караульному, капитан спросил разрешения переговорить со старшиной Щербаком. Воткнув лопату в землю, Богдан подошел к Тимофею:

— Здравия желаю, товарищ капитан!

— Здравствуй, Богдан, — протянул руку Романцев. — Видишь, по твоей просьбе я здесь.

— Извините, товарищ капитан, что так получилось. Просто у меня не было другого выхода.

— Ты правильно сделал. Я уже ознакомился с делом, побывал в дивизионе авиационной разведки, сейчас мы проводим серьезные следственные мероприятия. Действительно, в этом деле очень много странного. Попытаемся выяснить, что там происходит… Сам-то как?

— Несправедливо вышло… Мне даже не за себя обидно, а за ребят… Ведь погибли, а их добрым словом даже не вспомнили… А тут еще и меня в трусости обвиняют.

— Этот майор — тот еще гусь. Но ударил ты его, конечно, зря. Постараюсь тебе помочь, сделаю все, что в моих силах.

— Спасибо, товарищ капитан, — растроганно произнес Щербак на прощание.

Вернувшись в штаб полка, Романцев узнал, что близ реки в момент предполагаемого убийства нес службу пеший военный патруль. Услышав одиночный выстрел, они осмотрели берег с двух сторон, но ничего подозрительного не обнаружили, о чем и сообщили в своем рапорте.

Оставшись один, Тимофей вновь взялся за незаконченное письмо. Хотелось быть с Зоей искренним до конца. Понимал, что тем самым он причинит ей боль, но переубедить себя в обратном не мог. Пусть сама решит, как им быть дальше: остаться вместе или расстаться.

Вертя в пальцах карандаш, Романцев некоторое время смотрел на чистый лист бумаги, расчерченный в линейку. Мысль ускользала. Рана от потери Татьяны была свежей — саднила и кровоточила. Да что уж там лукавить — не давала ему жить! Единственное, что его могло хоть как-то успокоить, — это возможность облегчить душу через письмо Зое.

«…Татьяна была со мной доброй и очень нежной. Столько душевной теплоты я не получал никогда. Когда мы были вместе, мне даже казалось, как я мог жить все это время без такой женщины? А потом ее не стало, она погибла… Меня угнетает то, что я не смог защитить ее. Поэтому у меня на сердце горько и тяжело.

Провидение мне подарило женщину, о которой я мечтал, жестокий случай отнял у меня ее. Вместе мы провели немного времени, но этого было достаточно, чтобы понять, что мы составляли с ней единое целое. Я помню каждое мгновение, проведенное с ней. Мне снятся ее нежные руки, я ощущаю ее крепкие объятия, нам никогда не было тесно на ее узкой постели. Я не позабыл ее взгляд, ее мягкие и нежные губы сводили меня с ума…»

В комнату вошел капитан Сухарев и, присев за стол, за которым сидел Тимофей, сообщил:

— Час назад в расположение роты вернулся разведчик Строев. Он живой!

Капитан Романцев убрал недописанное письмо в сумку:

— Тот самый, которому Щербак передал карту с немецкими позициями?

— Да.

— Вот это новость! Но Щербак же сказал, что своими глазами видел, как его накрыло снарядом.

— Щербак ошибся.

— Пусть заходит, нужно поговорить.

— Дневальный! — крикнул капитан Сухарев и, когда тот возник в проеме дверей, приказал: — Давай, зови сюда Строева.

Минуты через две в кабинет вошел долговязый жилистый юноша, гибкий, как ивовый прут, с медалью «За боевые заслуги» на выцветшей гимнастерке. В его внешности не было ничего такого, что могло бы указывать на опытного разведчика. Обыкновенный боец, каких в каждой роте десятки. Приметным был лишь его запоминающийся взгляд — спокойный, уверенный, преисполненный внутренней силы, как у человека, много повидавшего. А Строев, несмотря на свои небольшие годы, действительно видел уже немало.

— Присаживайся, — предложил капитан Романцев, указав на свободный стул.

Разведчик подошел к столу, шаг пружинистый, легкий, уверенно сел, распрямил спину. Смотрел прямо, глаза не прятал.

Боец был симпатичен Романцеву, но положенные в этой ситуации вопросы задать все-таки следовало — парень длительное время находился на территории, занятой немцами, без всякой связи со штабом. Служебный долг требовал выяснить, чем же он там занимался и каким образом добрался до своих.

— Я капитан Романцев, военная контрразведка Смерш.